Природа стала для него профессией и поэзией
Имя Виталия Витальевича Бианки, орнитолога и натуралиста, меркнет по узнаваемости в сравнении с именем его отца Виталия Валентиновича, знаменитого писателя. Но в среде орнитологов книги, написанные им, давно стали классикой, да и сам его вклад в эту науку неоценим.
Виталию Витальевичу 88 лет, и он по-прежнему работает в Кандалакшском заповеднике, с которым связал свою жизнь сразу после университета. Этот худощавый человек с аккуратной седой бородкой — на сегодняшний день последний биолог из рода Бианки. Помимо своих научных трудов, он написал ещё и биографию своего знаменитого деда, зоолога, чьё имя, конечно, тоже меркнет рядом с именем сына. Выглядит Виталий Витальевич как интеллигент, профессор старой школы, но как только заговорит, сквозь слова незримо проступают леса, нехоженые тропы, красота и суровость Белого моря, у которого он вот уже более чем полвека живёт.
— Виталий Витальевич, вы, как ваш отец и дед, всю свою жизнь посвятили миру природы. Вероятно, всё идёт из детства?
— В большинстве случаев мы, люди городов, приходим к природе с помощью родителей. С раннего детства отец, поскольку именно он обеспечивал семью, старался вывезти нас на лето за город. Во-вторых, у нас, как и ранее у деда, домашняя атмосфера была пронизана интересом к животным. Не только интересом, но и великой любовью. Одно из моих первых воспоминаний связано с поездкой с железнодорожной станции в деревню, на хутор Сосенка. Помню, что путь был долгий, во время остановки я стоял около отца, и он стал называть мне птиц, которые пролетали над нами. Я уж не помню, что это были за птицы, но сам эпизод остался в памяти на всю жизнь.
И вот ещё о чем стоит упомянуть. Было мне, наверное, 12 или 13 лет, мы впервые приехали в деревню Михеево, где я никого ещё не знал, да к тому же первые несколько дней, не прекращаясь, шёл дождь, я не мог никуда выйти из избы — скучал. И в первую возможность я пошел, что называется у горожан, гулять. Изба наша стояла на краю деревушки, а деревушка была в девять изб. Пошёл я в колхозные перелески и случайно увидел гнездо. В нём беспокоились дрозды, а они всегда так шумно это делают, что невольно обращаешь внимание. Я вернулся за отцом, рассказал ему всё, и он пошёл со мной на гнездо посмотреть. Рядом нашлось ещё несколько гнёзд, потому что дрозды-рябинники гнездятся колониями. И это, по всей видимости, тоже подтолкнуло меня к орнитологии.
— Есть мнение, что если ребёнка в раннем возрасте не вывозить на долгое время из города в деревню, а вывозить, например, в Египет, то чувство любви к Родине у него никогда не сформируется в полной мере, и закат на Красном море всегда будет ему более люб, чем закат в средней полосе России.
— Я не знаю, насколько необратимы будут эти последствия, но то, что они будут, в этом нет никаких сомнений. Как ни крути, а в воспитании у человека любви к Родине природа играет гораздо большую роль, чем город. А если с малолетства не заложено интереса к родной природе, то, скорее всего, он уже и не возникнет. Я приезжаю в Новгород и радуюсь: какой прекрасный город, нет этих ужасных высоток, как в Питере. У меня ведь квартира была в новом районе. Это просто кошмар. Но, к сожалению, и новгородцы, как и прочие горожане, плохо знают родную природу, животный мир.
— А для вас в детстве таким местом, где можно было познакомиться с природой, стала именно Новгородчина.
— Да, отец старался как можно раньше уехать из города, хотя бы в начале, в первой половине мая. На новгородской земле он, страстный охотник, в основном и охотился. Из весеннего ему нравилась вальдшнепиная тяга. Я назвал бы ее поэтической. Охотник находит подходящее место, где вечером пролетают самцы вальдшнепов в поисках самочки, и стоит. Слушает. Вечер, солнце закатывается, поют вечерние дрозды, зарянки, постепенно птичий хор стихает, и всё окутывают сгущающиеся сумерки. Вальдшнепы летят. Охотник стоит: весна, птицы. Это после зимы-то. Городской.
Как ни крути, а в воспитании у человека любви к Родине природа играет гораздо большую роль, чем город. А если с малолетства не заложено интереса к родной природе, то, скорее всего, он уже и не возникнет
— Вас отец с собой на охоту брал?
— Конечно. Помню как раз один случай с весенней тяги. Мы с ним стояли на разных полянках, потому что охотники никогда не становятся вместе, и вдруг я услышал какие-то странные звуки. Через минуту навстречу мне вышел молодой самец косули. Если вам приходилось видеть в природе этого маленького оленя, то вы согласитесь со мной, что эти встречи не забываются всю жизнь. Они настолько красивы! Я, конечно, и не думал стрелять — любовался. Да и в лес мы пришли за птицей. Потом отец подошёл, спросил: «Он не напугал тебя?». Да нет, конечно. Наоборот.
— Вам, наверное, часто задают такой вопрос: как в вашем отце сочеталась такая любовь к животному миру и страсть к охоте?
— Действительно, все спрашивают. На самом деле очень органично сочеталась. Сам Виталий Валентинович писал: «Как я рад, что родился охотником, ведь это именно ружьё поднимало меня ни свет ни заря, вело в лес...». Я скажу вам как биолог: без животного белка человек не может существовать. Многие этого не признают сейчас, но это закон природы. А для отца как для единственного кормильца нашей большой семьи охота была не просто любимым увлечением, но и возможностью обеспечивать нас. В последние годы люди стали охотиться гораздо меньше, в Европе активно обсуждают вопрос: не стоит ли вообще запретить охоту. Но ведь охота позволяет регулировать численность животных, в особенности хищников. Как же её запрещать? Я работаю в заповеднике, и в последние годы мы стали замечать, что птицы и животные ведут себя совсем иначе, чем раньше, они перестали бояться человека. А всё дело в том, что сейчас нам и в заповеднике запретили регулировать численность животных.
— С чем это связано?
— Не буду на диктофон говорить, с чем. Видимо, московское руководство считает, что мы должны только наблюдать, но не вмешиваться в жизнь животного мира. Но смотрите сами, к чему это привело. Кроме всяких других дел, я с помощью помощников в определённый сезон ловлю линяющих уток. Во время линьки они теряют все крупные перья на крыльях, а соответственно теряют и возможность летать до тех пор, пока не вырастут новые. Всё это время они стараются находиться там, где безопасно и много корма, в частности на заболоченных берегах небольших озер. И вот года три-четыре назад мы делали обход одного из таких озер. По берегу шли два или три человека и двое — по воде. Когда я был у воды, к нам стала подходить лисица. И подошла очень близко, на 1,5—2 метра, так что я смог ее поймать в сачок. А ведь это ненормальное поведение для здоровой, не бешеной лисицы! Она же умница. Ну зачем она будет так близко к людям подходить? Но эту лису, во-первых, могли в течение зимы подкармливать люди на окраине города, а во-вторых, она, скорее всего, выросла на островах как раз в то время, когда бояться людей стало бессмысленно. Дикие звери и птицы ведь очень умные, они моментально привыкают к изменившемуся поведению человека.
Такое вот невмешательство человека чревато увеличением численности именно хищников, которые, в свою очередь, и не подумают не питаться другими животными. Тогда я был не один и был вынужден лису отпустить. Но ведь она могла передушить уток, ей на суше поймать нелетающую утку ничего не стоит! Теперь, когда мы обходим на острове эти озера, то видим следующую картину: лисицы приходят парами и на противоположном берегу наблюдают за нами, потому что от нас утки плывут как раз туда. Если там они лис не заметят сами и выйдут на берег, им конец.
Так что ничего дурного в охоте, особенно осенней, нет. Весной охотник, любящий природу, никогда не станет слишком усердствовать, а вот осенью, когда молодняк подрос, совсем другое дело. Кстати, и отец к весенней охоте холодно относился, а осеннюю очень любил.
— Какие основные проблемы стоят сегодня перед орнитологией?
— Конечно, финансирование.
В последние годы птицы и животные ведут себя совсем иначе, чем раньше, они перестали бояться человека. Дело в том, что сейчас нам и в заповеднике запретили регулировать численность животных
— На что не хватает?
— На обеспечение работы. Ещё мы в заповеднике ощущаем нехватку лаборантов. Да, компьютеры спасают положение, но далеко не полностью. Нужны люди. Совсем нет новых молодых сотрудников, почти все пусть и не такие, как я, но все равно пенсионеры. Молодых двое, и те пришли к нам только потому, что родом из тех же мест, и у них есть возможность жить дома, с родителями. Как бы они смогли жить на свою зарплату самостоятельно?
— А браконьеры встречаются?
— Как и любые нарушители. Но всё же сейчас их стало меньше, хотя бы на тех островах, которые охраняются, потому что мы не можем, увы, охранять все: на это нет средств. Несмотря на все проблемы для меня наш заповедник остаётся лучшим местом на земле. Ещё в 50-х годах, когда я только здесь освоился, мне очень хотелось показать его отцу. Но врачи не разрешили — из-за состояния его здоровья. Мне было очень жаль, ведь сочетание моря и леса всегда ему было очень близко.
Владимир БОГДАНОВ (фото)
