Историческая проза: идеология, развлечение или просто литература?
На недавнем Первом региональном совещании молодых литераторов были рекомендованы для вступления в эту организацию два десятка прозаиков и поэтов Новгородской области. Среди них — писатель-историк Валерий Колотушкин из Великого Новгорода. И хотя у молодого человека не оказалось своих опубликованных книг, для вхождения в Союз писателей это не стало непреодолимым препятствием. Отрывки из произведения, находящегося пока в рукописи, произвели на литераторов самое позитивное впечатление и стали пропуском в мир большой литературы.
Историческая проза, конечно же, не для одного Валерия Колотушкина стала удачным средством творческого самовыражения, и, по счастью, в Великом Новгороде есть человек, который занимается анализом этого литературного жанра профессионально. Нашим сегодняшним собеседником является Ольга БАЛАШОВА, вдова безвременно ушедшего русского писателя Дмитрия Балашова. Место работы Ольги Николаевны и ее должность — заведующая Балашовским центром исторического чтения. Также наш эксперт является руководителем Малого литературного музея Дмитрия Михайловича Балашова в новгородской Центральной городской библиотеке имени Балашова.
Ошибки писателя
— Ольга Николаевна, скажите, что важнее в книге — достоверность или ее художественные достоинства? Представим некий стандартный исторический роман...
— Если говорить об исторической прозе, то тут важно все. О достоверности исторических фактов: сейчас есть много так называемой фэнтезийной исторической литературы: то есть авторы могут сами насочинять историю, придумать ее. Бывает это очень красиво литературно изложено, но неверно исторически. Тут надо отдать должное Дмитрию Балашову — у него исторически выверен каждый факт. Упомянутые им исторические деятели, князья, бояре были на самом деле. Летописи, архивы, документы того времени — все это он обязательно изучал, когда готовился к написанию романа.
Конечно, для того чтобы роман стал живым, его надо дополнить простым человеком. Например, у Балашова — это ратники, крестьяне, ремесленники. Надо, чтобы это заиграло, чтобы был действительно роман, а не сухое документальное изложение фактов. Тут уже автор имеет право на то, чтобы придумывать. Балашов старался, чтобы была сохранена вся этнография, чтобы все было как в то время: из чего ели, что носили, как обустроено жилище. Дмитрий Михайлович долгие годы изучал фольклор, ездил в экспедиции, собирал сведения по русскому Северу, который был вотчиной новгородцев. Там еще можно было услышать и средневековый язык и увидеть обряды. Все это и придавало историческому балашовскому роману достоверность, к нему историки- ученые придраться не могут.
— Все было так безупречно?
— Фактически он впоследствии находил у себя всего две ошибки: одну из овдовевших великих тверских княгинь он раньше времени отправил в монастырь. Позже нашел документальное подтверждение, что она еще года три была как бы у руля власти и влияла на политику княжества. И еще одна ошибка — скорее, не историческая, а географическая. Дело в том, что Дмитрий Михайлович долгое время был невыездной, и поэтому не мог посмотреть на месте на то, как и что происходило. Так, при написании одного романа он посмотрел по карте: вот город Константинополь, современный Стамбул, вот хорошая бухта... И туда он отправляет в своем произведении посольство за посольством. Уже потом, когда приехал на место, Балашов обнаружил, что в бухте — обрыв, скала, и надо быть альпинистами, чтобы на них забраться посольству.
—Досадно, конечно, но ведь это мелочь по сравнению с тем, что творится в произведениях иных современных горе-писателей, касающихся в своих трудах истории.
— А вот когда он писал «Бальтазара Коссу» (это об Италии XV века), то ему доставали карты того времени, средневековые. И вроде бы нам, русским, не все ли равно, где творились там события... Но Балашов как ученый-историк старался нигде не сфальшивить. Это ведь как у Рея Брэдбери.
— Ну да, наступил на бабочку в прошлом и поменял ход мировой истории в будущем. Здесь в этом зале, где мы беседуем, представлена подробная экспозиция, посвященная Дмитрию Михайловичу. Тут, на фотографии, я вижу его в русской народной одежде. Это действительно так важно для писателя- историка — вживаться в прошлое до мозга костей, до, может быть, каких-то психологических и бытовых странностей, простительных, впрочем, для литератора, творческого человека?
— Конечно, у нас в семье получалось так: Дмитрий Михайлович жил, например, в XIII и XIV веке, потом переходил в XV век, и я говорила ему: «Рада, что мы стали на столетие ближе друг к другу». И переключение на современность у Балашова было очень сложным, так как у него происходило полное проникновение в другую эпоху. В русской одежде он ходил все время. Самое интересное: за границей никто не тыкал в него пальцем, когда он был в русском народном костюме. А в России тыкали и спрашивали: «Ты кто, поп?».
Требуются молодые
—Хотелось бы немного отвлечься и порассуждать на такую тему. Михаил Веллер в своих «Легендах «Сайгона» приводит курьезный сюжет: эмигрировавший при Брежневе в США замдиректора «Ленплодовощторга» становится писателем-антисоветчиком, который с огромным трудом пишет весьма посредственный «исторический» роман о советской действительности. Конкретнее — мемуары о своих махинациях в торговле. Впоследствии творение начинает жить своей жизнью: в СССР его изучают филологи в штатском и сотрудники ОБХСС, что приводит к арестам подельников махинатора. Но больше никому эта книга, оказалось, не была интересна. Много ли сегодня в исторической прозе откровенно бездарных, с позволения сказать, творений? Вам как сотруднику библиотеки это, наверное, проще оценить.
— К сожалению, сейчас все больше и больше такой литературы, и исторической в том числе. Мы выписываем книги по каталогу для библиотеки и непосредственно с текстами познакомиться не можем. В аннотации говорится вроде бы об эпохе Екатерины Великой. Когда книга приходит, то оказывается, что это дешевая порнографически- историческая вещь, в которой с тщанием выписаны постельные дела императрицы. Наверное, это кому-то интересно, но умному, интеллигентному читателю — никогда.
— Даже студенту, который говорит, что такая книга ему нужна для написания курсовика по эпохе Екатерины II?
— Даже студенту. Потому что это — не наука. Впрочем, читатели бывают разные, ведь есть спрос и на Донцову, которую, к счастью, библиотеки берут все меньше и меньше.
— Недавно проходило региональное совещание молодых литераторов, где присутствовали москвичи и питерцы из правления Союза писателей, и там звучало имя одного новгородского писателя-историка...
— Да, на встрече был замечательный молодой человек со своими историческими произведениями. Нам, Балашовскому центру исторического чтения городской библиотеки, вдвойне приятно, что он участвовал в работе совещания. Речь идет о Валерии Колотушкине. Он еще школьником ходил в кружок Тюрина, замечательного новгородского краеведа, к сожалению, ныне покойного. Затем Валерий заинтересовался прозой Балашова, участвовал у нас в юношеских чтениях, а сейчас — во Всероссийских Балашовских чтениях. Он пишет интересные и зрелые по стилю прозу, романы. Дай Бог, чтобы у нас в Великом Новгороде появился еще один исторический писатель, ведь, за исключением Колотушкина, можно назвать лишь Станислава Десятскова и Виктора Смирнова. Думаю, что такой город, как Новгород, историческое сердце России, может себе позволить много и историков, и писателей-историков, ведь темы для романов на каждом углу. Бери и раскрывай.
Есть такая шутка: молодой писатель — это человек лет 50-ти. К счастью, на упомянутом совещании к приему в Союз писателей было рекомендовано много молодых людей, у которых еще есть время развиваться.
— А кто читает историческую прозу здесь, в стенах этой библиотеки?
— В основном круг читателей — это люди старшего возраста. Но за последнее время стало появляться все больше и больше молодежи. Однажды Марина Ганичева, один из редакторов роман-журнала «XXI век», дочь председателя Союза писателей России Валерия Николаевича Ганичева, кстати, тоже исторического писателя, сказала: «Потерянное поколение, которое выбирает пепси, немного выросло. Пришло следующее, уже впитавшее пепси с молоком матери. И вот уже это поколение наконец стали интересовать наши исторические корни».
Историческая проза, конечно же, не для одного Валерия Колотушкина стала удачным средством творческого самовыражения, и, по счастью, в Великом Новгороде есть человек, который занимается анализом этого литературного жанра профессионально. Нашим сегодняшним собеседником является Ольга БАЛАШОВА, вдова безвременно ушедшего русского писателя Дмитрия Балашова. Место работы Ольги Николаевны и ее должность — заведующая Балашовским центром исторического чтения. Также наш эксперт является руководителем Малого литературного музея Дмитрия Михайловича Балашова в новгородской Центральной городской библиотеке имени Балашова.
Ошибки писателя
— Ольга Николаевна, скажите, что важнее в книге — достоверность или ее художественные достоинства? Представим некий стандартный исторический роман...
— Если говорить об исторической прозе, то тут важно все. О достоверности исторических фактов: сейчас есть много так называемой фэнтезийной исторической литературы: то есть авторы могут сами насочинять историю, придумать ее. Бывает это очень красиво литературно изложено, но неверно исторически. Тут надо отдать должное Дмитрию Балашову — у него исторически выверен каждый факт. Упомянутые им исторические деятели, князья, бояре были на самом деле. Летописи, архивы, документы того времени — все это он обязательно изучал, когда готовился к написанию романа.
Конечно, для того чтобы роман стал живым, его надо дополнить простым человеком. Например, у Балашова — это ратники, крестьяне, ремесленники. Надо, чтобы это заиграло, чтобы был действительно роман, а не сухое документальное изложение фактов. Тут уже автор имеет право на то, чтобы придумывать. Балашов старался, чтобы была сохранена вся этнография, чтобы все было как в то время: из чего ели, что носили, как обустроено жилище. Дмитрий Михайлович долгие годы изучал фольклор, ездил в экспедиции, собирал сведения по русскому Северу, который был вотчиной новгородцев. Там еще можно было услышать и средневековый язык и увидеть обряды. Все это и придавало историческому балашовскому роману достоверность, к нему историки- ученые придраться не могут.
— Все было так безупречно?
— Фактически он впоследствии находил у себя всего две ошибки: одну из овдовевших великих тверских княгинь он раньше времени отправил в монастырь. Позже нашел документальное подтверждение, что она еще года три была как бы у руля власти и влияла на политику княжества. И еще одна ошибка — скорее, не историческая, а географическая. Дело в том, что Дмитрий Михайлович долгое время был невыездной, и поэтому не мог посмотреть на месте на то, как и что происходило. Так, при написании одного романа он посмотрел по карте: вот город Константинополь, современный Стамбул, вот хорошая бухта... И туда он отправляет в своем произведении посольство за посольством. Уже потом, когда приехал на место, Балашов обнаружил, что в бухте — обрыв, скала, и надо быть альпинистами, чтобы на них забраться посольству.
—Досадно, конечно, но ведь это мелочь по сравнению с тем, что творится в произведениях иных современных горе-писателей, касающихся в своих трудах истории.
— А вот когда он писал «Бальтазара Коссу» (это об Италии XV века), то ему доставали карты того времени, средневековые. И вроде бы нам, русским, не все ли равно, где творились там события... Но Балашов как ученый-историк старался нигде не сфальшивить. Это ведь как у Рея Брэдбери.
— Ну да, наступил на бабочку в прошлом и поменял ход мировой истории в будущем. Здесь в этом зале, где мы беседуем, представлена подробная экспозиция, посвященная Дмитрию Михайловичу. Тут, на фотографии, я вижу его в русской народной одежде. Это действительно так важно для писателя- историка — вживаться в прошлое до мозга костей, до, может быть, каких-то психологических и бытовых странностей, простительных, впрочем, для литератора, творческого человека?
— Конечно, у нас в семье получалось так: Дмитрий Михайлович жил, например, в XIII и XIV веке, потом переходил в XV век, и я говорила ему: «Рада, что мы стали на столетие ближе друг к другу». И переключение на современность у Балашова было очень сложным, так как у него происходило полное проникновение в другую эпоху. В русской одежде он ходил все время. Самое интересное: за границей никто не тыкал в него пальцем, когда он был в русском народном костюме. А в России тыкали и спрашивали: «Ты кто, поп?».
Требуются молодые
—Хотелось бы немного отвлечься и порассуждать на такую тему. Михаил Веллер в своих «Легендах «Сайгона» приводит курьезный сюжет: эмигрировавший при Брежневе в США замдиректора «Ленплодовощторга» становится писателем-антисоветчиком, который с огромным трудом пишет весьма посредственный «исторический» роман о советской действительности. Конкретнее — мемуары о своих махинациях в торговле. Впоследствии творение начинает жить своей жизнью: в СССР его изучают филологи в штатском и сотрудники ОБХСС, что приводит к арестам подельников махинатора. Но больше никому эта книга, оказалось, не была интересна. Много ли сегодня в исторической прозе откровенно бездарных, с позволения сказать, творений? Вам как сотруднику библиотеки это, наверное, проще оценить.
— К сожалению, сейчас все больше и больше такой литературы, и исторической в том числе. Мы выписываем книги по каталогу для библиотеки и непосредственно с текстами познакомиться не можем. В аннотации говорится вроде бы об эпохе Екатерины Великой. Когда книга приходит, то оказывается, что это дешевая порнографически- историческая вещь, в которой с тщанием выписаны постельные дела императрицы. Наверное, это кому-то интересно, но умному, интеллигентному читателю — никогда.
— Даже студенту, который говорит, что такая книга ему нужна для написания курсовика по эпохе Екатерины II?
— Даже студенту. Потому что это — не наука. Впрочем, читатели бывают разные, ведь есть спрос и на Донцову, которую, к счастью, библиотеки берут все меньше и меньше.
— Недавно проходило региональное совещание молодых литераторов, где присутствовали москвичи и питерцы из правления Союза писателей, и там звучало имя одного новгородского писателя-историка...
— Да, на встрече был замечательный молодой человек со своими историческими произведениями. Нам, Балашовскому центру исторического чтения городской библиотеки, вдвойне приятно, что он участвовал в работе совещания. Речь идет о Валерии Колотушкине. Он еще школьником ходил в кружок Тюрина, замечательного новгородского краеведа, к сожалению, ныне покойного. Затем Валерий заинтересовался прозой Балашова, участвовал у нас в юношеских чтениях, а сейчас — во Всероссийских Балашовских чтениях. Он пишет интересные и зрелые по стилю прозу, романы. Дай Бог, чтобы у нас в Великом Новгороде появился еще один исторический писатель, ведь, за исключением Колотушкина, можно назвать лишь Станислава Десятскова и Виктора Смирнова. Думаю, что такой город, как Новгород, историческое сердце России, может себе позволить много и историков, и писателей-историков, ведь темы для романов на каждом углу. Бери и раскрывай.
Есть такая шутка: молодой писатель — это человек лет 50-ти. К счастью, на упомянутом совещании к приему в Союз писателей было рекомендовано много молодых людей, у которых еще есть время развиваться.
— А кто читает историческую прозу здесь, в стенах этой библиотеки?
— В основном круг читателей — это люди старшего возраста. Но за последнее время стало появляться все больше и больше молодежи. Однажды Марина Ганичева, один из редакторов роман-журнала «XXI век», дочь председателя Союза писателей России Валерия Николаевича Ганичева, кстати, тоже исторического писателя, сказала: «Потерянное поколение, которое выбирает пепси, немного выросло. Пришло следующее, уже впитавшее пепси с молоком матери. И вот уже это поколение наконец стали интересовать наши исторические корни».
Томас ТОММИНГАС