Про зрителя
— Беда ждет театры, идущие на поводу у зрителя. Ведь помимо безделушек есть хорошие классические комедии Лопе де Вега, Кальдерона, Шекспира — пьесы, на которых растут и актер, и зритель. Конечно, это комедии положений, но с глубокими характерами и человеческими судьбами. А в современной пьесе есть только смешной текст. Мы испортили зрителя всевозможными «Аншлагами», «Кривыми зеркалами» и прочим подобным. Очевидно, человеческая натура так устроена, что бросается именно на это, не желая задумываться.
Средства массовой информации расширяют возможности человека. Уже нет надобности сидеть в библиотеке, когда есть Интернет. И не один десяток телеканалов предлагает множество развлечений. И мы в театре должны это учитывать. Это не беда, а время. Одна эпоха сменяет другую, предыдущая кажется лучше.
Ведь и раньше значительное образование получали только единицы, основная же масса была неграмотной. Но она не была невежественной! Были малограмотные, но культурные люди. Раньше, идя по селу, можно было встретить незнакомого человека, который здоровался, потому что так было принято. Существовала культура языка, культура поведения. Сейчас же предлагают узаконить мат, он уже проник на сцену, и это считается нормальным! Стерлись границы между разными слоями.
Конечно, не всё так негативно. Я смотрю на своего внука, который тоже пользуется современными технологиями, но это не мешает быть ему общительным, грамотным в сегодняшней ситуации. И молодежь, с которой я вот уже 35 лет работаю в театральном кружке профессионального училища № 28, при всех проблемах открыта восприятию прекрасного, участвует в серьезных спектаклях и с вниманием следит за своими сверстниками на сцене.
...Некоторые считают, что даже если пять человек в зале поймут тебя, то этого достаточно. Нет, сегодня нужно стремиться к большему. А для этого надо быть выше чем улица. Необходимо выстраивать политику. Говорят, политика — грязное дело. Я же думаю, что политика — дело тонкое и умное. А где начинается грязь, там уже не политика, а преступление.
Про реконструкцию истории
— Я увлекаюсь исторической реконструкцией. По сути, на протяжении всей своей жизни восстанавливал старинные часы, иконы. И это позволило мне в театре попутно с актерством заниматься изготовлением особой бутафории: старинной мебели, оружия, украшений. Идолов, наконечники стрел, украшения в «Вадиме Новгородском» я изготавливал вместе с художником Эмилем Капелюшем, ныне одним из самых знаменитых сценографов Санкт-Петербурга. Мы перебрали множество исторических материалов, чтобы с максимально возможной достоверностью сделать, например, украшения для главной героини Рамиды. Большей частью образ эпохи воссоздавали по музейным образцам. Интересно было работать и над передачей атмосферы XVI века для спектакля «Мария Стюарт».
А в сказках я любил придумывать, как бы сейчас сказали, спецэффекты: искры от сабель, огниво, зажигающееся от каблука, и другие хитрости.
Про актёрское творчество
— В театре существует амплуа. Оно было, есть и останется. Из училища я выпускался как социальный герой. Так потом складывались и роли, хотя я играл и в комедиях. Но мне ближе драма и трагедия. Правда, в комедии легче понравиться зрителю, нежели в трагедии. В современной комедии достаточно трюка или репризы, чтобы зал эмоционально отреагировал. Зритель стал искушенным, пресыщенным. И мы не можем диктовать ему свои условия искусства, ведь театр находится внутри общей ситуации в стране. И актер существует рядом со зрителем и видит, что происходит вокруг.
Нужна ли человеку трагедия в театре, когда он ежедневно видит по телевидению множество жизненных трагедий и воспринимает любую кровь как обыденное? Убийство никого уже не волнует. Поэтому если уж театр берется за трагедию, то должен убедить зрителя в том, ради чего это сделано. Не показать трагедию ради крови или убийства, а помочь разобраться в чем-то.
Легче убедить в мелодраме, потому что сама жизнь на нее похожа. А вот в драме и трагедии очень сложно сделать так, чтобы зритель тебе поверил. На сегодняшний день очень мало актеров, если судить по сериалам, способных решать трагедию. Да и режиссерам сложно с помощью трагедии найти ответы на сегодняшние жизненные вопросы, поэтому почти никто и не берется за этот жанр. Отсюда множество сериалов, в которых меняются ценностные ориентации. Очевидно, такое время. Мне думается, что это постепенно переболит, и мы вернемся к думающему, волнующему театру. С публикой надо быть на равных, насильно втаскивать ее в свое видение искусства нельзя. И от актера многое здесь зависит. Ведь из зрительного зала всё видно. Если человек действительно положителен в плане мировоззрения, понятий, то тогда и со сцены он будет транслировать добро. Хотя, наверное, это становится по-настоящему понятным и близким только с возрастом...
Про духовность
— Я придерживаюсь мнения, что как сцена находится на метр выше кресел, так и актер духовно должен быть выше зрителя. Сцена — это не то место, где можно упражняться в попытках преодоления моральных норм и общественных законов. Ведь в храме же никому не придет в голову произносить ругательства, правильно? Человек приходит туда не за этим. Если он идет в театр за благородным и возвышенным, то его слух будет резать любая фальшь, брань. Ведь у Шекспира не найдется слов, которые было бы стыдно произносить. Да и у других классиков тоже. Не надо зрителей специально воспитывать. Но надо постепенно приучать к тому, что за развлечениями нужно идти в другое место. Ведь не случайно раньше театры были камерными, билеты были очень дорогими, и не каждый мог туда попасть. Со временем театр стал доступным для всех. Правильно ли это? Не опустили ли мы этим самым планку театрального искусства?
Мне удавались те роли, которыми есть что сказать, что отстоять. Такие, как в спектаклях «Дети Ванюшина» по Сергею Найденову и «Семейный портрет с дензнаками» по Степану Лобозерову. Трагедия Ванюшина в том, что, получая от детей лишь пренебрежение, в конце жизни он понимает, что жил зря, потому что не смог дать детям главное — духовность. А Тимофей из «Дензнаков» — работяга, но жизнь поставила его в условия тусклого и бедного существования. Я должен был в финале убедить всех, насколько мерзко то, что он вытворял, и режиссер выстроил финал так, что мой герой просит прощения у матери и как бы умирает для зрителей, ставя точку. Ванюшин же уходит «наверх», оставляя свою семью жить так, как они хотят. И сейчас мы видим вокруг «ванюшинских детей», забывших родителей, и родителей, не понимающих детей. Да и Тимофеев, ищущих решение проблем в водке, тоже достаточно. А в обоих случаях всему виной бездуховность.
Каждый встречающийся мне человек — учитель. Поступает человек плохо — я это понимаю и не хочу так поступать, значит, учусь. И персонаж на сцене в таком роде — учитель. Учитель служит не только положительным, но и отрицательным примером.
Про будущее
— Я никогда не задумывался о нем. Не люблю загадывать, считаю, что это неправильно. Планировать чуть-чуть можно, но ты все равно подвластен определенной силе. Поэтому для меня нет вопроса: реализовал ли я себя в жизни? Когда-то я хотел быть летчиком, но пошел по другому пути. Вырос на Орловщине в большой семье, в глухомани — в школу за десять километров ходили. Гораздо позднее, чем хотелось бы, получил возможность серьезного познания — в Горьковском театральном. Многого пришлось достигать с трудностями, и это позволяет мне считать, что я реализовал себя. Пусть не стал знаменитым в общероссийском масштабе, но ведь каждому — своё. Мой путь — таков, он отвечает моим способностям.
Все знают, что в театре у каждого актера есть ощущение роли, которая еще не сыграна. Мне бы тоже хотелось сыграть в настоящей трагедии, потому что многое не нравится в нашей сегодняшней неустроенной, ломающейся жизни. Но смогу ли я сделать это убедительно, не знаю. В репертуаре театра может быть и какой-нибудь «нетрадиционный» спектакль. Почему нет, если труппа и режиссер способны сделать так, чтобы это не выглядело нелепо? Например, я сегодня не могу участвовать в пластических этюдах — это будет смешно. Но характерный танец мне ещё по силам. Только это всякий раз должно быть вкусно, красиво и убедительно.
А из материальных благ мне сейчас достаточно того, что имею. Разве только мечтаю пчёл завести, как у родителей. Это потрясающие создания, и их уклад жизни мне нравится...
Сергей КОЗЛОВ