Воскресенье, 24 ноября 2024

Редакция

Всхлебнувший из реки

На «Русский букер» претендует настройщик музыкальных инструментов

Владимир ШАПКО. «У подножия необъятного мира»

Поэма Владимира Шапко в коротком списке премии «Русский Букер» обращает на себя внимание не только нестоличностью автора, но и прочими НЕ. Шапко входит в не слишком широкий круг авторов, не кочующих из одного премиального списка в другой, в этом году он представлен только в «Букере». Автор не молод (1938 год рождения) и не пафосен (работает настройщиком инструментов в музыкальной школе и училище). Кроме того, несмотря на грандиозный бытописательный замысел, большое количество героев и не малое — страниц, он озаглавил своё произведение не романом, не повестью, а поэмой. Да вот ещё и название поэмы тоже повод сказать веское НЕ, потому что в эпоху постмодернизма литературные произведения так не называют.

Что такое поэма в прозе сегодня, следовало бы прочесть всем, кто собирается приняться за Шапко. В противном случае придётся удивляться ещё, возможно, даже до самой последней страницы. Итак, обратимся к Литературной энциклопедии: Поэма в прозе — литературный жанр, одна из прозаических форм. С собственно поэмой её сближает, в противоположность роману, кратковременность или фрагментарность действия, а также специфические для поэмы пафос и фабула.

«Русский Букер-2013». Короткий список
1. Евгений Водолазкин. «Лавр. Неисторический роман». М.: Астрель, 2012.
2. Андрей Волос. «Возвращение в Панджруд». М.: ОГИ, 2013.
3. Денис Гуцко. «Бета-самец». М.: АСТ, 2012.
4. Андрей Иванов. «Харбинские мотыльки». Т.: Авенариус, 2013.
5. Маргарита Хемлин. «Дознаватель». М.: Астрель, 2012.
6. Владимир Шапко. «У подножия необъятного мира». «Урал», 2012, №№ 11—12.

 Скачкообразность появления перед зрителем событий обращает на себя внимание сразу. И если уж начистоту, это и не события как таковые, а сменяющие друг друга слайды, картины по большей части послевоенной жизни маленького городка. Владимир Шапко иногда частит в описаниях природы сложносочинёнными неологизмами, глаза спотыкаются о них, волей-неволей делая привал в неизвестной местности: чернота неба у автора «табунится», берег «всхлёбывает реку», дороги «парко пухают морозцем», «глубятся», «выпетливают вправо», «вылысываются». Время в поэме такое же сложное: основная нить повествования идёт с энного довоенного года рождения главного героя Витьки Шатка к его же поступлению в техникум в 1953 году. Но вдруг на ровном месте, как та самая дорога, глубится и выпетливает, вбрасывает новый слайд: военный или довоенный, чаще всего даже и не Витькин.

Но несмотря на такие зигзаги словотворчества, на поэмную фрагментарность после прочтения остаётся впечатление цельной, глубокой, настоящей литературы. Выполненные резкими мазками картинки складываются в эпичное полотно, которое, если попытаться передать простыми словами: о жизни, о людях, плохих и хороших, жадных и бескорыстных, подленьких, подлых и неоценимых в величии своей душевной красоты.

В поэме, хотя об этом и не сказано прямо, остро чувствуется автобиографичность, и в возрасте главного героя Витьки, родившегося, как и автор, немного перед войной, и в красках, которыми автор рисует Витькин городок, его друзей и родителей, настолько ясных и светлых, что ими, конечно, можно вспоминать только детство. Над своей поэмой Шапко работал 20 лет, что тоже не характерно для сегодняшней номинантской прозы.

Победитель «Русского Букера» будет объявлен на следующей неделе, но станет ли им Владимир Шапко, в сущности, не так важно. Потому что, как давно заметил классик, настоящим писателям не нужны ни писательские удостоверения, ни какие-либо прочие подтверждения их таланта.

*   *   *

«По воскресеньям, насмотревшись взрослого футбола, прямо с понедельника ребятня начинала свой футбол. Детский. До самого что ни на есть победного. Играли возле Поганки, на поле из-под утренних коров. Но начинали игру вечером, когда жару сваливало за Ульгу, и она держалась долго на краю земли — красная и обширная, как ожог.

Прежде чем начать матч, каждый раз сначала чинили мяч. Или — футбол, как его, навеки обожествив, называли. (Когда он был куплен в культмаге, куплен после долгой, честной складчины, когда он, остро пахнущий новой кожей, поскрипывающий, желто лучился в трепетных ладонях Дыни, — архаровцы, теснясь, приплясывали вокруг него, как ламы Тибета вокруг своего пузатого золотого божка.) «Футбол» давно протерся до белизны, до тонкости бычьего пузыря, но все равно он — Футбол. Настоящий, мужской, солидный».

Фото из архива «НВ»