Поэты рады возможности себя показать и на других посмотреть
О современной литературе принято говорить плохо. Почти так же плохо, как о современной молодежи. Литература кончилась, умерла, деградировала, люди перестали читать. Эта установка прочно затвержена и, кажется, обсуждению не подлежит.
Вот парадокс: я вздрагиваю, когда мне говорят, что читают «Круг чтения». И тихо радуюсь.
Об этом я думаю, параллельно выискивая в гардеробе «Читай-города» свободный крючок. Нырнув в глубину курток и пуховиков, нахожу незанятый. В предпоследнюю субботу декабря в «Читай-городе» стартует событие сезона — городской литературный фестиваль. Гардероб библиотеки забит под завязку верхней одеждой той самой молодежи, которая не интересуется литературой.
Депрессия, пьянство, суицид
Попасть в зал библиотеки, где проходит награждение лауреатов IV литературного конкурса, не представляется возможным. Зал полон, и те, кто не уместился в нём, толпятся в соседнем — с литературой на иностранных языках. Уставясь в умеренно широкие и совсем неширокие спины молодых литераторов, поэтесс и им сочувствующих, можно расслышать, что за стеной говорят члены жюри.
Игнорируя торжественность момента, писатели и просто близкие к литературе люди пеняют начинающим. Главный редактор «ННГ» Сергей БРУТМАН на то, что не пишут о жизни своего поколения, меценат Николай СУМАРОКОВ на то, что пишут с орфографическими ошибками. В принципе оба дают один совет: читайте.
В этом году на конкурс подано 57 работ. После того как официальная часть закончилась, Николай Сумароков, восемь лет пребывающий учредителем конкурса, ставит диагноз:
— Чем более юн автор, тем больше у него депрессухи, суицидальных наклонностей. Из года в год. Там были такие страшные стихи, что и речи не было, чтобы они вошли в сборник по итогам конкурса. Но зато я посмеялся. Хотя, если говорить серьёзно, в этом году в сборнике опубликовано несколько авторов российского уровня. Например, Полина Михеева. Её «Приколистка Сусликова», приложи к ней хоть немного промоутерских стараний, может стать хорошо продаваемой книгой.
Насколько награждение и поощрение новгородских литераторов значимо в пространстве общерусском, не праздный вопрос. Две точки зрения: что талантливых авторов чаще дает провинция и что все процессы, в том числе и литературный, неумолимо централизуются, в равной степени находят своих адептов. Сергей Брутман — приверженец первой точки зрения:
— Да не нужно писателю, для того чтобы расти, общение с другими писателями. Ничего хорошего он от них не услышит. Главный строительный материл для литератора — это он сам. Про что он писать будет в столице? Про то, как писатели обсуждают друг друга и пьют шампанское на тусовках? Мы и так читаем только тусовщиков, которые пишут про тусовщиков. Задолбало уже. Всё это общение профессионалов друг с другом приводит к одному: напились и разошлись. А может, еще и подрались между этим. И никто тебя честно оценивать не будет. Я в молодости много вращался в среде художников, и не сомневаюсь, что у литераторов то же самое. Друзья скажут, что ты талантлив, враги скажут противоположное. Даже объективности не добьёшься. Литератор должен смотреть на всё со стороны. Быть, как Одиссей под грушей. Помните, когда он вернулся домой, но не встретился ещё с семьей. Он стоял под грушей и глядел со стороны на Пенелопу.
Питерский поэт Алексей КИЯНИЦА, ставший гостем фестиваля, стоит на противоположном:
— Вот я жил в провинции, и только переехав в Питер, понял, как мне не хватало литературной среды. Да тех же самых встреч с писателями, с которыми в провинции ты лишён возможности увидеться!
Звучит не столь убедительно, как доводы Брутмана, но я не ввязываюсь в спор, а отправляюсь на поиски той самой Михеевой Полины, которую хвалил Сумароков. Мне говорят, что Полина уже уехала — в Петербург, где сейчас учится. Вот тебе и довод в пользу…
Мандарин не про любовь
Напившиеся чаю с плюшками поэты возвращаются в зал. Зал по-прежнему полон. Начинается последний в этом сезоне, а вероятно, и вообще последний слэм.
Он традиционно открывается «открытым микрофоном», когда каждый из присутствующих может выйти на сцену (микрофона, кстати, там нет) и прочитать стихи. К этому готовы всего двое. Остальные предпочитают соревноваться.
Лиза Мусатова, или, как она представляется, «просто Лиз», организатор слэмов на протяжении двух лет, говорит:
— Это единственное мероприятие в городе, где поэты читают за еду.
И раздаёт каждому прочитавшему мандаринки.
— Я как организатор чувствую, что мероприятие остановилось в своём развитии, — уже после слэма отмечает Лиз. — Иногда к нам приходят и остаются надолго новые поэты, но чаще всего мы встречаем на слэмах одни и те же лица. Литературной среды нашего города слэму уже мало. Чтобы он развивался, необходимо приглашать в Новгород поэтов из других регионов, да и самим выезжать туда. Пока на это нет не только материальных, но и физических моих сил, я занимаюсь другими проектами.
На сцену выходит слэмовская звезда — Глеб Баламутов-Непонятый, он же Дружинин. Многократный победитель слэмов, он не отдаст ветку первенства и в этот раз. Глеб читает в модном ныне ритме:
Пока со сцены я словоблудил,
Мол, будущего у поэзии нет
и не будет,
Делился ненавистью к читающим
людям
И вообще был фитилём при
поджигающем Махмуде,
В окружении моем, поэтов
рождающем,
Появились кузнецы слова,
да такого,
что первое настолько дороже,
Что хочется дать по роже
автору второго...
Затем читает Лиз: «Эзра Нойбаум. Год рождения 1938/ в 43-м попадает к райским вратам вне очереди...». Слова выскакивают чёткие, как удар. У Лиз так напряжены губы, что непонятно, как она вообще может говорить.
Автор комментирует:
— Иногда тексты приходят непонятно откуда. Думаешь: кто ты, человек, и что ты от меня хотел?
Поэты читают в порядке, определённом жеребьёвкой. Зал внимательно слушает, пятеро судей выставляют баллы. Алексей Кияница, входящий в эту пятёрку, признаётся челябинским судьёй, в смысле судьёй, который ставит самые низкие оценки. Средний балл от Алексея — это 2 из 10, и только Александра Шик, с мальчишеской стрижкой, красивыми серьгами и стихами об одиночестве, получает от него пятёрку.
— А потому, что в поэзии смысл не должен лежать на поверхности, — объясняет Алексей. — Читатель должен ещё потрудиться, чтобы его выудить.
В целом слэмы воспринимаются многими как событие, объединяющее неформальную, ничем не обременённую, кроме собственных высоких переживаний, молодёжь. На самом деле встретить здесь можно разных авторов. А уж услышать даже то, что совсем не ожидал услышать здесь и сейчас:
Пышет сад зелёным
вдохновением.
Меж деревьев ходит муза ленно,
И пламя сладкое играет,
И тень лицо моё ласкает...
Интерпретатор фетовских мотивов — Дима Михайлов. Ему 16 лет.
На последнем слэме, за исключением уже известного «Левши» Алексея Сабельского, не звучало протестных стихов и было очень мало стихотворений о любви. Зато молодой поэт Джонни читал о России: «Не согласен, что всё здесь катится к чёрту», а Лиз — «одно из немногих своих стихотворений, после которых не хочется повеситься». Многие из выступавших действительно походили на Одиссея под грушей. Смотрят-то они и правда со стороны, хотя нередко на себя.
Приходи посмотреть
Литературный фестиваль закончился на час раньше обещанного, жюри проигнорировало заявленный в программе мастер-класс, оставшиеся мандаринки раздали слушателям, а поэты, опустошив гардероб, разошлись. И здесь был бы уместен какой-нибудь вывод о том, что несмотря на нестоличность среды и закрытие слэма литературный процесс Великого Новгорода будет жить и развиваться, потому что поэты не должны писать в стол, а должны читать во весь голос...
Впрочем, гораздо уместнее любых моралей здесь будет смотреться стихотворение Александры Шик:
Мне теперь не летать и не петь
Прежних песен.
Приходи на меня посмотреть:
Был же тесен
Без тебя этот дом, этот город.
Приходи на меня посмотреть:
Был же дорог
Мне твой голос, твой взгляд, все сомненья.
Приходи на меня посмотреть.
Сожаления
То ли есть, то ли нет —
я не знаю...
Приходи на меня посмотреть —
Я другая.
Владимир БОГДАНОВ (фото)
