Коллекция Музея изобразительных искусств пополнилась ещё одной работой художника-фронтовика Юрия РЯХОВСКОГО «Солдатский паёк»
«У нас много говорят о пушках, о снарядах... А такую простую вещь, как харч солдатский, мало кто помнит и знает, — пояснял идею «Солдатского пайка» сам автор. — Можно все выдержать. И не спавши по трое суток. И ранение. И дождь, особенно на Волховском фронте. Но без кормежки...».
Это — из телевизионного интервью Юрия Васильевича к 50-летию Победы. Картина — из того же года. Многие другие его работы тоже были нарисованы не просто после войны, это-то понятно, а спустя долгие годы.
— У нас уже было 30 картин Юрия Ряховского, — говорит старший научный сотрудник Новгородского музея-заповедника Виктория КАРПОВА. — Портреты однополчан, сюжеты, навеянные памятью. Он так и называл свои работы: мои графические воспоминания. И — творческая Голгофа.
«Солдатский паек» подарил музею сын художника, московский журналист Андрей Ряховский. Андрей Юрьевич передал также открытки, фотографии.
Вот одна из них. Весна сорок пятого года. Берлинская улица. Победитель — руки в брюки-галифе, во рту — папироска. Майор Ряховский. Ему еще только 22. И за ним — вся война, ну, почти вся. Окончив специальную артиллерийскую школу, он ушел на фронт прямо с парада — легендарного московского парада 7 ноября 1941 года.
Защищал Москву, воевал под Новгородом, в Белоруссии... Артиллерист-разведчик, командир взвода, батареи, замначальника штаба артиллерии дивизии, начальник разведки артбригады, помощник начальника оперативного отдела штаба артиллерии фронта...
Четыре ордена, а медалей побольше будет. Так-то. И вот он в Берлине. И что там дальше?
Держать марку!
Он родился в семье писателя Василия Ряховского, ученика Максима Горького. Как бы сложилась его судьба, если бы не война? Наверное, так и шел бы по творческой стезе. Только какой-то другой.
В 1946-м Юрий Ряховский поступает во ВГИК. С 5-го курса его как боевого офицера призывают на службу. В 1954-м он заканчивает Военную академию имени Фрунзе. А еще через год — хрущевская реформа. Демобилизован по сокращению. Даже пенсии не заработал, не хватило выслуги.
Но уже в 1956 году Юрий Ряховский становится лауреатом Всесоюзного конкурса на лучший киносценарий. На VI Международном фестивале молодежи и студентов в Москве он — заместитель главного художника. Потом на протяжении долгих лет — главный редактор почтовых марок СССР. Автор более 80 изображений марок и других изданий Минсвязи. Свободное время посвящал писательству.
Его главная задумка — роман в двух частях «Последние дни лета» — осталась незавершенной. Но первая часть — повесть «Путник» — вышла в свет в 2001 году. Это — Волховский фронт, бои в предместьях Новгорода.
Повесть и графика, написанные в разное время, воспринимаются как единое целое. Никто не изъяснит Ряховского-художника лучше, чем Ряховский-писатель.
Погибаю, но не сдаюсь
Весной 1942 года церковь методично разрушалась немецкими снарядами; над стенами, в которых зияли страшные пробоины, еще возвышался ржавый купол; летом он обвалился, сокрушив часть уцелевших стен.
А к зиме только груда битого кирпича оставалась на холме между Волховцом и Сиверсовым каналом... Вороны, гнездившиеся на деревьях, когда-то густой рощей обступавших Нередицу — от них остались лишь обгоревшие стволы, истошно орали, кружась над разоренным местом. И сиротливо чернели на высоком берегу канала брошенные избы Сковородки...
Как тут не вспомнить поэта Михаила Матусовского:
И ангелы взлететь не в состоянии,
Распластывают крылья вдоль стены.
И мученики в нимбовом сиянии
На муки вновь и вновь обречены.
Лето 1942 года
Штаб 1009-го артиллерийского полка 225-й стрелковой дивизии Волховского фронта находился в пионерском лагере «Онег», в бывшем имении Рахманиновых, в овраге, на плацдарме. Примерно в километре, западнее, размещался основной наблюдательный пункт артиллеристов. Мохнатые, со свисающими шалями мхов ветви высокой ели укрывали половину поляны. По стволу — ряд набитых поперечных брусков: лестница.
Блиндаж у корней ели служил домом артиллеристам-разведчикам. Неуютное было жилье: десять-двенадцать раз в день выкачивали через люк в полу по сорок ведер болотной воды. Рядом еще несколько ям — землянки, где жили солдаты.
Тем летом Юрий Ряховский ходил за линию фронта. В гражданском, с виду — почти мальчишка, он, не вызвав подозрений, прогулялся по немецким тылам. Разговаривал с местными жителями. Сведения сведениями, но врезалась в память легенда про отца Афанасия, повешенного за связь с партизанами. Народ по деревням верил, что поп висит нетленным и будто сияние от него. Похоронят немцы, а наутро он снова у всех на виду...
Разведка боем
19 января 1943 года началась разведка боем в Дубровке. Лица солдат были загадочны, суровы и отрешенны: они приготовились ко всему. Вперед выскочил старший лейтенант — командир батальона Сеня; он взмахнул рукой и, не оглядываясь, пошел к реке скорым, но сторожким шагом. За ним двинулись — один, другой, третий... Гуськом между стеной избы и поваленным плетнем — вначале валко, словно только примеряясь к шагу, но потом все быстрее и быстрее. Шумное дыхание людей было слышнее, чем резкие выстрелы пушек. Шли мертвецы, пока еще живые, но уже отсеченные от этой жизни Великой Тайной.
После того как отошел, выполнив задачу, разведывательный батальон, их всю ночь выносили с немецкого берега и складывали длинным рядом за мостом, укрывшим овраг от вражеского наблюдения.
Их было много — тех здоровенных людей, что выдвигались на волховский лед; теперь они лежали недвижные, в испятнанных грязью рваных маскхалатах, и лица павших были изжелта-бледны, словно не эти лица еще прошлым утром медно краснели от мороза и ветра, дышали силой и здоровьем. Первым в ряду лежал тот самый старший лейтенант с автоматом, а в конец уложили трех стариков из похоронной команды, что ночью вытаскивали погибших в бою.
Нищий, болотный и дорогой
И все это — про Волховский фронт. Это — оборона. А она, как говорил Юрий Ряховский, позволяет лучше узнать людей. Наступление — поезд. Мелькают пейзажи, лица. Многих потом и не вспомнить...
Очень хотелось вспоминать: люди — вот что грело душу. А война — «сволочь такая, первобытная дикость, недостойная человека».
Но «вид оскорбленного, разграбленного города заливал сердце древней тоской и жаждой наказать незваных». Но апофеоз для «стреляющего командира» — «увидеть свой разрыв в глубине вражеской обороны. Рыжий столб вздыбленной земли, подбитый снизу дорогим мехом белого дыма, медленно и торжественно относимого ветром. И дать новую команду».
«Солдатский паек» — такой стол, как на этом натюрморте, на Волховском фронте подобен празднику. «А в 42-м году вообще давали по 300 граммов сухарей в сутки и больше ничего». Банка тушенки на троих. Фляжка на триста граммов — будьте уверены, она не пуста. Самодельная финка с наборной рукоятью — тоже отдельная тема. Хорошо, когда падали «мессеры», — как раз из обломков их цветных стекол наши умельцы изготавливали эти рукоятки.
Народ у нас смекалистый. Нечем освещать блиндаж — телефонный кабель сгодится. Черт с ней, с копотью. А у немцев — свеча с фитилем, который долго-долго горит. И у них, фрицев этих, — кофе.
«Постоянно жить кое-как, это, по-моему, нехорошо, — размышлял Юрий Ряховский. — Но вот все-таки как-то победили...».
* * *
Посвященная его жизни и творчеству публичная лекция Виктории Карповой собрала на удивление малую аудиторию. Может, первое майское тепло так расставило приоритеты. Или устали мы, невоевавшие, от войны?..
Фото из архива НГОМЗ
