Понедельник, 25 ноября 2024

Василий Дубовский

Любовь хранит Кронид,

Вергилий, Данте (картина боровичского художника Богдана Терентьева) и душевно к ним расположенный Андрей Игнатьев

и, как говаривал старина Дант, пора возвращаться на круги своя

Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.

Вообще-то, Данте Алигьери писал не про кризис среднего возраста. Просто нам, проходившим его, нет-нет да вспомнится начало «Божественной комедии». Хотя бы это. И лишь немногим...

Вот, собственно, и он. Андрей ИГНАТЬЕВ, старший научный сотрудник Музея истории города Боровичи и Боровичского края, филиала Новгородского музея-заповедника. По жизни Андрей Александрович — где-то на дантовом полупутии, но правого направления не утрачивал. Ни в коем разе! Ведь он — главный хранитель музея имени Данте. И представляется в данном качестве как Kronid II. Музей, понятно, у него на дому. Около двухсот книг, между прочим.

Как бы все это объяснить...

— Да всё просто на самом деле, — говорит Андрей Игнатьев. — Когда я стал работать в музее, а это случилось 4 июня 1998 года (не каждый с ходу припомнит свою стартовую трудовую дату, но у него она совпадает с днем рождения. — В.Д.), то в соответствии с обязанностями должен был ознакомиться с фондами. Так и узнал о коллекции Кронида Всеволодовича Гарновского, уроженца Боровичского уезда, дворянина, прожившего вполне себе советскую жизнь. Это был необычный человек, начиная с самого своего имени. Кронос в древнегреческом пантеоне — бог времени и судьбы. Для меня лично это — ключевые слова. Боровичской коллекции мне показалось мало, и я отправился в Санкт-Петербург. Там на Васильевском острове в мемориальной квартире писателя Виталия Бианки находится архив Кронида Гарновского. Дело в том, что, несмотря на разницу в возрасте (Кронид Всеволодович помладше), они были дружны. Гарновский частенько бывал у Бианки и даже жил в его доме, когда писатель с супругой куда-нибудь уезжал. Я неожиданно столкнулся с тем фактом, что в 1930-е годы Кронид Гарновский перевел 17-ю песнь «Ада» «Божественной комедии». Захотелось понять, почему молодой человек, к тому же — сотрудник музея, как и я, взялся за такое дело?

— Словом, попали под обаяние личности?
— Слишком много точек совпадения: путешествия, наука, литература, Данте... Удивительная, трогательная биографическая история — переписка Кронида Гарновского с Ириной Кнорринг. К сожалению, сохранились только ее письма. Письма влюбленного в нее Кронида Всеволодовича она сжигала. Потому что Ирина Григорьевна находилась в одном из сталинских лагерей. Его принцесса в телогрейке.

— Его муза, Беатриче?
— Да, несомненно! Трагическая неразделенная любовь. К 100-летию со дня рождения Кронида Всеволодовича у меня вышла книга «Vita Nuova». Но я считаю себя только составителем. Авторы они — Кронид Гарновский и Ирина Кнорринг. И потом у меня начался дантовский период. Я почувствовал потребность понять этот очень важный для литературы и культуры миф, в разное время пленявший многих выдающихся наших соотечественников. Пушкин, Гоголь, Герцен, Достоевский, Гумилев, Ахматова — много кого можно назвать. Но как литературный краевед я стараюсь придерживаться почвы, ограничивая круг почитателей Данте теми, кто по судьбе связан с Боровичами или, если посмотреть шире, с новгородской землей. Иван Матвеевич Муравьев-Апостол, его двоюродный брат Михаил Никитич Муравьев, Николай Александрович Львов, Гаврила Романович Державин...

— Хорошая компания у Кронида Всеволодовича.
— И его брата Виталия, сочинившего, кстати сказать, подражание «священной поэме». В «аду» у него — цензоры, критики, издатели и редакторы. «И тут меня объял озноб морозный...» — это пишет редактор районной газеты, которому самому «стоять пеньком средь них».

— Вы — романтик?
— Данте притягивал людей, не чуждых романтических настроений. Каковыми были как итальянские карбонарии, так и русские дворяне-декабристы. Что до моей скромной персоны, то я, как мне кажется, достаточно рационален, хотя и пишу стихи. Я — литературный краевед, но, как ни странно, именно с этой точки зрения мне Данте особенно близок. Он очень точен. Путешествуя по «аду», он все время оставляет пометки, позволяющие узнать какие-то уголки Флоренции, Сиены или Венеции. В Италии экскурсоводы этим пользуются.

— А вы были в Италии?
— Уже дважды побывал. Когда я приехал во Флоренцию, то меня поразила какая-то родственность, теплота. Чувство колыбели, дома. Может, потому, что там много синего. И само небо. А музей Данте мне не понравился — там мало его самого. Это, скорее, музей Флоренции.

— Когда ждать вашу новую книгу про Данте на боровичской земле? Я имею в виду его творческое присутствие.
— Я понимаю. Позволю себе поправку: на новгородской земле. Книга будет. Ориентировочно дата издания очевидна: в сентябре 2021 года исполнится 700 лет со дня кончины великого итальянца. Так что время у меня еще есть. И это не должно остаться мечтой. Могу сказать, почему. Я не тот, кого устраивает жизнь без результата. Занимался окуловской историей — вышли книги. Занимался литературным краеведением — тоже есть издания. Всего у меня на данный момент 10 книг, считая три сборника стихов.

— В вашей коллекции есть что-то, кроме переводов Данте?
— Книги о Данте. Впрочем, есть как бы исключение из правила. Это роман, который так и называется — «Музей имени Данте». Его сочинил один московский писатель, который встречался со мной, читал мою «Vita Nuova», он даже мне придумал там образ.

— Положительный?
— Как вам сказать, главный герой там — сам автор. А я... Знаете, мне остается только надеяться, что я не так мелок, как тот человек, что выглядывает из-под обложки. И ничего такого уж путаного во мне нет. Во всяком случае, я точно знаю, чего хочу.

— И чего же в таком случае вы хотите?
— Если о будущей книге, то мне кажется, она должна быть рождена для дружбы. Я имею в виду дружбу между странами, хотя бы — городами. Пусть это будет маленький, но вклад во что-то хорошее.

— Как это перевести? Не лингвистически, а практически.
— Всему свое время. Если обстоятельства не созрели, то и не будет ничего. А вообще... Великий Новгород и Флоренция, почему бы нет? Его же сравнивают с нею: северная Флоренция, говорят. Тут и исторические параллели какие-то: купцы, республиканское устройство.

— И при всем при том — Средние века. Как осовременить тему, вызвать интерес?
— Безусловно, мне хотелось бы вызвать интерес. Это сложно, есть сомнения. Но в конце концов, при чем тут Данте? Бессмысленно подгонять его под наши стандарты. Наше время фрагментировано, наше сознание страдает клиповостью, а у Данте – стройная структура произведения как следствие целостности миросозерцания.Он – Учитель. Это нам надо тянуться к таким, как он. Я не хочу сказать, что боготворю Данте. Нет, моей русской душе ближе Достоевский. Я много кем из наших великих переболел, но теперь точно могу сказать, что Достоевский — главная моя любовь. А Данте, он другой. Из другой эпохи, другой культуры, языка. И вместе с тем как гениальный человек он универсален. Когда я слышу, что Данте — это автор кругов ада, это мрачно, хочется тут же возразить: это свет, это человек, пошедший к Богу (являвшемуся людям, жившему среди них), это, в конце концов, настоящий гимн любви.

— На том и заканчивается «Божественная комедия» — словами «Любовь, что движет солнце и светила».
— Мы видим в ней торжество женщины. Есть тип мужчин, для которых женщина — не только прекрасное, но и главное. Таким же был и Кронид Грановский. Кстати, вы не спросили, почему я представляюсь Кронидом II.

— Как я заметил, должность Кронида I уже занята.
— Но нигде не сказано, что в будущем ее не займет кто-то третий. По крайней мере, мне очень этого хочется. Чтобы у хороших дел были наследники.

Фото из архива Андрея Игнатьева