Последний бой майора Гайчени

Вы заслужили своё Красное Знамя, комбат

Наша память о тех, кто погиб, сражаясь на новгородской земле, отрывиста и неполна. И речь тут не о тех тысячах и тысячах бойцов, чьи останки до сих пор покоятся в безвестных могилах и чьи судьбы стараются узнать поисковики. Как часто бывает, что и надпись на мемориале мало что нам дает. И бывает иначе: вроде бы вполне хватает сведений, чтобы чтить память героя. Но жизнь — а она горазда на неожиданности — возьмет да добавит нечто новое. Вот так — в посмертной судьбе комбата Григория Ивановича Гайчени, украинца, уроженца деревни Зубковичи, что на Житомирщине.

Навечно молодой комбат покоится на кладбище в Кречевицах, которые освобождал. В свои 23 года он был майором. Над этим захоронением шефствует школа. В святые для нашей памяти дни сюда несут цветы. Есть стенд в школьном музее (точнее — это музей микрорайона Кречевицы и 110-го военно-транспортного авиационного полка), посвященный Гайчене.

Заведует музеем учительница Татьяна ВИНОГРАДОВА. Она расскажет нам, что Гриша был старшим из девяти детей в семье колхозника. Помощник родителей, хороший ученик, любивший спорт и военное дело.

Расскажет про подвиг майора, который одним из первых вместе со своим ординарцем ворвался в немецкие окопы, уничтожив гранатой вражеский пулемет. К нему бросились четверо гитлеровцев. Одного Гайченя оглушил прикладом, другого сразил выстрелом в живот. Может быть, расправился бы и с третьим, и с четвертым, но подоспели еще несколько эсэсовцев. Ординарец кинулся на помощь, но Гайченя крикнул: «Вася, не подходи! Прощай!..». И бросил себе под ноги противотанковую гранату.

В начале 2000-х вышла в свет книга «Записки командира штрафбата». Автор — Михаил Сукнев. Человек интересной судьбы. Художник: одна из его работ представлена в Горно-Алтайском музее. И неспроста, он и есть сибиряк — по рождению и по духу. Если бы не его «гражданские» воспоминания в той же книге да не предисловие члена Союза писателей России Алексея Тимофеева — ну никак не представишь себе человека в берете с шарфом на шее и кистью в изящной руке.

«Воспоминания М.И. Сукнева — наверно, единственные в нашей военной литературе мемуары, написанные офицером, который командовал штрафбатом, — пишет Алексей Тимофеев. — Более трёх лет М.И. Сукнев воевал на передовой, несколько раз был ранен. Среди немногих дважды награждён орденом Александра Невского...».

Эту награду Михаил Иванович, дерясь с потомками тевтонов и их «голубыми» и прочими пособниками, ценил особо. «Не в силе Бог!..».

Почему он оказался в командирах у штрафников — отдельная история. Гайченя ее не узнал, сложив свою голову осенью 1943-го. Они с Сукневым тогда командовали «нормальными» батальонами. Но перед октябрем был март — пережитый страшный, заведомо обреченный на неудачу штурм Новгорода, не первый уже.

«Что думали командарм Яковлев и комдив Ольховский — нам неизвестно. Даже для комбатов не была проведена «игра» на схеме города. Мы не имели никакого понятия, куда поведем людей и что впереди!» — пишет Сукнев.

Чехвостя начальство за «преступную» стратегию, он дает краткие характеристики многим сослуживцам. Выпускник Белоцерковского военно-пехотного училища Гайченя, с его слов, — «смелый, инициативный командир».

Жуткое описание захлебнувшегося штурма. Внезапные звуки вальса Штрауса из так и не взятой Рождественской церкви. И предложение сдаться «Даем вам пьятнадцать минут... Смешаем с землёй...». Обстрел, снова голос в динамике, снова обстрел... Ночью, кто выжил, перебежками от воронки к воронке выбирались к своим.

Потом Сукнев приводит выдержки из справки Центрального архива Министерства обороны РФ: «С 16 по 20 марта 1943 года включительно все попытки перейти в наступление успеха не имели. Приказом Волховского фронта на основании распоряжения Ставки ВГК наступление войск 52-й армии было прекращено...».

А вот и осень... «В первых числах октября, еще было тепло, 1-й батальон Гайчени бросили форсировать Волхов и брать высоту Мысовая, расположенную неподалеку от новгородского пригорода Кречевицы. Это была не высота, а береговой мыс на западной стороне реки. На рассвете без надлежащей артподготовки, не подавив основные огневые средства противника, батальон на лодках (в которых каркасы были обтянуты брезентом) достиг середины реки и был встречен ураганным артиллерийским и пулеметным огнем немцев. На противоположный берег высадились две трети батальона, остальные пошли на дно Волхова с лодками и пулеметами… Это был расстрел, как и при штурме Новгорода!

Семь дней бился батальон, погибая в неравной схватке. Они все-таки прорвались до шоссе Подберезье — Новгород, уже северо-западнее высоты! Но помощи не было ни от полка, ни от дивизии. Эту высоту хотели взять «на авось», что стоило полку гибели батальона, его командира Григория Гайчени и замполита Федора Кордубайло. Что думали они, погибая?.. Без резервов, необходимой артподготовки им было приказано брать высоту с форсированием реки шириной 600 метров. Это — безумие! И снова Лапшин (комполка. — Прим. автора), Ольховский и штаб дивизии — молчок…

Высоту Мысовая перед этим уже брали, но по приказу командарма Яковлева почему-то оставили. И противник укрепил её неприступно. На седьмой день Лапшину доложили с той стороны: пропал Гайченя. Тогда Лапшин послал туда командира пулемётной роты Александра Жадана с заданием найти Гайченю и доложить. Жадан рассказывал: «Как я выполз из этой страшной свалки наших и фрицев, не понимаю!». Но Гайченю он так и не нашёл.

Я же был в окопах со своим полуштабом батальона «запасным». Если подойдет подкрепление, то я приму его и форсирую Волхов, вступлю в бой! В том огне, которым поливала нас немецкая артиллерия по всей обороне в Слутке, мы не имели ни минуты отдыха. Ждали — какой снаряд твой… Начиная операцию по овладению Мысовой, командование — все сверху донизу — не подумало о резерве на развитие наступления. В результате батальон погиб полностью, и в нем — те командиры взводов, кто выжил после МАРТОВСКОГО ШТУРМА, — все!

Николай Герасимов на встрече в 1984 году говорил мне: «Как я тогда выжил, не пойму!». Кто-то тогда, в октябре 1943-го, брякнул, что по дороге на Кречевицы видели, как немцы вели в плен высокого молодого белокурого офицера, и Лапшин, поначалу хотевший подписать на своего любимца Гайченю наградной лист на орден Красного Знамени, положил ручку на стол: «Как бы чего не вышло…». Мне было стыдно и гадко за то, что в армии я встречаю среди своих начальников бездушных карьеристов!».

Мы не знаем степени объективности комбата Сукнева. «Записки» впервые были опубликованы в 2004-м, уже после его смерти. Текст — суровый, жестокий, талантливый. Почему-то ему, Михаилу Ивановичу, этому сибирскому богатырю, хочется верить. Он не видел, как погиб Григорий Гайченя. И, значит, та история или легенда, о происхождении которой сегодня не скажут уже и в музее Кречевицкой школы, имеет право на жизнь. Да что там — правда она.

Как фотография, сделанная 9 мая 1972 года, в день торжественного открытия памятника майору Гайчене. В присутствии его матери и отца. Жаль, давненько уже в Кречевицах не видели украинской родни Григория Ивановича. Но это уже совсем другая история...

Совместный проект с Новгородским государственным объединенным музеем-заповедником и Новгородским отделением Российского исторического общества