Шербург — это только лагерь. И никаких зонтиков
В Савинской поселенческой библиотеке хранится дневник Валентины КАЗАНЦЕВОЙ, жительницы деревни Губарево. Есть её воспоминания и в Савинской основной школе. Они записывались, когда Валентина Алексеевна уже была старейшей в родном своём Губареве. Сегодня её нет с нами, но её жизнь, такая непростая, ведь Родину и эпоху не выбирают, вот она — перед нами. Тетрадные листы в клеточку — и биография, и частица истории. Честь и хвала тем, кто бережлив по отношению к памяти о своих земляках и своей земле.
.jpg)
Полоса у нас военная, а дневник сельской учительницы по большей части посвящён мирному времени — тому, как жилось ещё до Великой Отечественной и что за деревня такая Губарево, стоявшая прежде на старой московской дороге. Ну и как не сказать хотя бы несколько слов об этом? Кому сейчас в Губареве бабушки рассказывают про утонувшую в речке Шуйке повозку с иконами, после чего в лесу по ночам охотники стали слышать церковное пение? А про разбойников, грабивших купцов и прятавших клады?
В её детстве ещё стояла на берегу речки Сосницы часовня Саввы Вишерского. Так вот у входа в неё, под ступенью, якобы был найден котелок с золотом. Вообще-то, по рассказам стариков, довольно много было в округе перспективных мест. Отчего люд деревенский так занимала тема зарытого богатства? От бедности, от тягот житейских, возможно.
Валентина Алексеевна вспоминает, как муж её тети вернулся с Русско-японской израненным и без ноги. Вскорости и помер. Беда не приходит одна: старшая дочь расхворалась и отдала богу душу. Одного сына удалось устроить в Новгород. С младшеньким вдова пошла по миру «с котомкой». А державе-то и думать не думалось, что у неё есть какие-то обязательства перед семьей солдата.
Отец Валентины, Алексей Максимов, тоже воевал. Только в Первую мировую уже. Вернувшись, работал в Новгороде по специальности, полученной до войны в Петрограде. Там он вдобавок ко всем своим крестьянским умениям стал каменотесом. «Пьедестал памятника В.И. Ленину делал он», — читаем в дневнике Валентины Алексеевны.
После революции («Земля крестьянам!») семья Максимова получила 15 десятин. Хорошее место у речки Сосницы. Построились, обжились. Нескоро это было и непросто, но наладилось, копеечка пошла, стали сельхозинвентарь приобретать — молотилку, веялку. Старшие дети Алексея Борисовича и Анны Александровны подросли — помощники. В эту-то пору прекрасную страна и переменила свой взгляд на хуторян: давай-ка, народ, в колхоз. В 1939-м и вовсе приказано было ликвидировать хутора. Не дожил отец до того дня, когда дом, на который столько трудов было положено, пришлось продать за бесценок.
Сволочь ты, артист!
Перед войной Валентина, окончив педучилище, по направлению работала в Гореловской средней школе Красносельского района Ленинградской области. Летом 1941-го приехала к маме на каникулы. Вскоре после начала войны отправили под Шимск — рыть противотанковые рвы. С приближением фронта отпустили домой. Там ждала телеграмма, школа вызывала на работу. Работа оказалась такая же — учителя и старшеклассники копали рвы.
Эвакуироваться не удалось, оказалась в зоне оккупации. После голодной зимы 1942-го пошла пешком в Гатчину искать заработка. Работала у немцев уборщицей, прачкой, чистила картошку на кухне. Потом устроилась счетоводом в столярной мастерской. «Там наши делали для немцев гробы, кресты и чемоданы».
Командовал в мастерской Николай Бабкин. Ленинградец, военный — он не попал в лагерь для военнопленных лишь потому, что смог переодеться в гражданское. Николай Дмитриевич организовал партизанский отряд и ушел в лес. Иногда тайно приходил за продуктами. Валентина стала помогать, выполнять поручения. Однажды получила записку о том, что надо сходить к нашим военнопленным, передать, когда и как они должны бежать в лес. Их должен был отвезти такой же военнопленный — Герой Советского Союза!
«Был выходной день, но поездка не удалась. Перед самой «заставой» «герой» развернулся и отвез всех обратно в гараж. Успели разбежаться, немцы ничего не заметили».
Ночью пришел Бабкин, показал человека, который принесет сало, чтобы Валентина перетопила его и разлила по банкам. «Я перетопила, на этом всё и кончилось. Меня арестовали...». «Следователь прекрасно говорил по-русски. На допросе я от всего отказывалась. Когда выводили на работу, встретила знакомого парня, просил не признаваться, сказал, что всех выдал Васька. Этот Васька был артист, он в театре обокрал немку. И чтобы избежать наказания, пошел на предательство. На следующем допросе я опять не сознавалась, тогда из соседней комнаты вывели Ваську. Я обозвала его сволочью и получила удар в ухо от «палача» — эстонца в немецкой форме».
Мне 34, сказал «дедушка»
Потом был Гатчинский штрафной лагерь. Раз в сутки — баланда из брюквы (в миске было полно тараканов) и маленький кусочек хлеба. Работа была тяжелая — резали торф на болоте. Заболела, обессилела. Таких оставляли работать в лагере. «Один раз пилила дрова с таким же доходягой. Едва таскали за ручки пилу. Он был весь обросший бородой, бледный. У меня в кармане был кусочек брюквы (принесла подруга с работы). Я предложила своему напарнику: «Дедушка, хотите кусочек брюквы?». Он ответил: «Я не дедушка, мне 34 года, а брюкву нечем есть».
Валентина Алексеевна запомнила лагерных полицаев — обоих звали Володьками, оба были по национальности финнами. «Когда бежали на построение, в дверях стоял полицай и старался каждого ударить резиновой трубкой по голове. Всех не успевал, бежали быстро». Другой Володька издевался на вырубке торфа. Проверял, чистая ли лопата после работы. И обязательно посылал мыть по новой: «Если не хочешь вечером получить 25 ударов на табуретке...».
Место на сцене
Зиму 1943-го провела в Эстонии, в ревельской тюрьме. Белая буква на спине, черный значок на бирке, повешенной на пальто. В одиночную камеру поселили 27 человек. Чтобы ночью повернуться на другой бок, надо было будить всех.
«Здесь нас заедали вши. Помню, вывернула рукав кофты и не поняла, почему сыплется «бисер» — откуда он взялся? Все стали опухать. Потом перевели в этапную камеру — это был тюремный клуб. Место досталось хорошее — на сцене. В «камере» было 250 человек. Мужчины и женщины — все вместе. Однажды в тюрьму попали две бомбы. «Камера» осталась цела».
Потом отвезли в Вильнюс, а оттуда после санобработки отправили во Францию. С конечной остановкой на полуострове Шербург. Да-да, тот самый милый, романтичный любимый миллионами граждан СССР Шербург, прославленный фильмом «Шербургские зонтики», пожалуй, в особенности Мишелем Леграном, сочинившим музыку. Наверняка Валентина Алексеевна была знакома с этим фильмом, вышедшим на экраны в 1964 году. Но, вспоминая Шербург, она нашла ему всего два слова — «крепкий лагерь». Вот и все «зонтики».
Весной 1944-го из Шербурга заключенных перевезли в Германию. Прошел слух, что полуостров англичане затопят. До мая 1945-го она перебывала в нескольких лагерях. Освободили союзники. Советских агитировали не возвращаться: «Сталин вас расстреляет!».
Приехав в Новгород, встретила мать, вернувшуюся из Саратовской области, куда она была эвакуирована с детьми. Поселилась у сестер, временно обосновавшихся в «кремлевском туалете». Одна сестра, Лидия, работала киномехаником. «Это был первый киномеханик в Новгороде после войны».
* * *
Некоторое время Валентина находилась под негласным надзором: на её пути нередко попадался один и тот же человек. Даже на новогоднюю елку в Савинскую школу прибыл. Когда снова открылась школа в Губареве, она уехала в свою деревню. И работала бы там столько, сколько смогла бы, но, к сожалению, в 1970-м школу закрыли. Не хотела молодежь оставаться в деревне. Пришлось учителю начальных классов Валентине Казанцевой покочевать по Новгородскому району. Ведь Валентина Алексеевна любила детей, любила свою работу. Отличник народного просвещения, заслуженный человек.
Об одном немного жаль, когда доходишь до последней странички её дневника: мог бы быть потолще, наверное...
