Вторник, 05 ноября 2024

Главное дело бортстрелка Розова

Николай Розов за работой над боевым альбомом. Внуково. 1942 год.

Фото: из архива Галины Розовой

Он к штыку приравнял карандаш

Войну он рисовал только на войне. И только недавно, когда в посёлке Хвойная открылся мемориальный зал, посвящённый истории воздушного моста с блокадным Ленинградом, стало возможным увидеть в районном музее графику из боевых альбомов, оформленных Николаем Розовым.

При том, что Николай Иванович — выдающийся советский скульптор-анималист. Известность к нему пришла благодаря керамическим миниатюрам. Розов создавал образ, а фабрики тиражировали «Оленёнка», «Тигрёнка», «Козлика», «Снегиря». И навеянное поэтом Некрасовым: «Генерал Топтыгин. Тройка». И сказочное: «Теремок». И много-много чего ещё. Говорят, что его игрушечные персонажи «произошли» от чаек, украсивших фонтан на правительственной даче в Крыму. Был в творческой биографии Розова такой важный государственный заказ. Он — соавтор статуй девушек-кролиководов у павильона № 44 ВДНХ.

В кратких энциклопедических статьях о Розове-художнике обычно добавляют: «и общественный деятель». Русский Север — любовь его и боль. Изъездил-исходил, фотографируя и спасая пропадающие деревянные церквушки. Был в первых рядах тех, кто выступил против авантюры века — поворота северных рек.

«Неужели тот самый Розов?» — Анна Белорусова задалась этим вопросом, когда ещё только собирала материал для своей будущей книги «Лётчики особого назначения» (о пилотах Московской авиагруппы — МАОН).

Украшенные графическими и цветными иллюстрациями альбомы, посвящённые боевой истории военно-транспортного соединения, выполнявшего особые задания Ставки, она нашла в Российском государственном архиве социально-политической истории. Впрочем, та же рука была видна в альбоме, находившемся в ЦАМО. Рисунки автор подписывал: «Н.Р.».

Очень мало известно о его военном прошлом. Да, бортстрелок Розов был представлен к медали «За боевые заслуги». Но в наградном листе, подписанном начальником политотдела 10-й Гвардейской авиатранспортной дивизии ГВФ (как именовалось авиасоединение с ноября 1944 года) подполковником Гончаренко, — ни слова нет о боевых операциях. Речь идёт о том, что «товарищем Розовым проделана очень большая и ценная работа по художественному оформлению боевого пути дивизии», которая содействовала «воспитанию всего личного состава в духе героических традиций Сталинской гвардии».

На войну студент Московского института прикладного и декоративного искусства Николай Розов ушёл добровольцем. И не с карандашом наперевес. Но оказалось, что это — тоже оружие.

Было ли что-то ещё? Кто знает? Не спросили, сам не написал. Вдова художника Галина Розова припоминает, что Николай Иванович рассказывал, как помогали партизанам, как забрасывали в тыл врага спецгруппы — эти ребята с виду были немцы немцами. Хорошо знали язык.

«Строй-«клин» — рисунок из боевого альбома. Фото из архива Галины Розовой

Между прочим, он сам знал его прекрасно. Способности, память. Его братья тоже владели немецким. И умели фотографировать. Этого оказалось достаточно, чтобы обличить их в шпионаже и отправить на Соловки. Ну и происхождение опять же: Розовы были из дворян. За это их уже отправляли всей большой семьёй в Сибирь. Вернулись не все. Трое малышей не выжили.

Наверное, поэтому Николай Иванович всегда отказывался от предложений вступить в партию. Деликатно, с хитрецой. Мол, понимаю, насколько это — важный шаг, не дорос пока. А беспартийность служила ему обороной от такой художественной надобности, как ваяние вождей: «Как же я могу, если не член?..».

Ему было 13, когда в Москве взорвали храм Христа Спасителя. Он помнил себя маленьким на службе с отцом. И как, выйдя из храма, сидели на ступенях, разговляясь яичком. Он знал, что в этом храме на почётном месте была фамилия предка — среди героев Отечественной войны 1812 года. Благодаря этому бравому вояке дворянство и было дано. Да и сама фамилия! Семейная легенда гласит, что генерал, наградив землёй в 400 десятин, спросил: а не хочет ли он ещё чего? На что герой отвечал: «Да не хочу я уже больше быть Черновым, желаю зваться Розовым!».

Они познакомились на фабрике игрушек. Он их моделировал, она — разрисовывала. Он был значительно старше, но свободен.

— Когда мы с Николаем Ивановичем поженились, — вспоминает Галина Васильевна, — то поехали в путешествие на Соловки.

Потом у них будут ещё три совместные поездки на Соловки. Николая Ивановича непреодолимо влекла туда судьба братьев.

Галина Васильевна хранит книгу с дарственной надписью известнейшего соловецкого сидельца — академика Лихачёва. По той же лагерной причине Розов был дружен и с писателем Шаламовым.

Пожалуй, наибольшее влияние на него оказала дружба с архитектором-реставратором Барановским, с которым сблизился в 1960-е годы. Пётр Дмитриевич слыл человеком, который за русское культурное наследие и жизни своей не пожалеет. Будучи приглашённым для обмера и составления сметы на снос собора Василия Блаженного, имел мужество бросить в лицо власти: «Это безумие! Безумие и преступление одновременно!». За свой категоричный отказ Барановский получил три года исправительно-трудовых лагерей. Но рассказывают, что когда Каганович представлял на макетах новое видение Красной площади, Сталин велел поставить собор на место.

Вместе с Барановским Розов работал в президиуме Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, занимался их фиксацией, подготовкой документации для внесения в список охраняемых государством. Видя, что у государства дальше охраны руки не идут, в 1970-е, собрав энтузиастов, Николай Иванович стал реставрировать архангельские часовни фактически на свой страх и риск. Впрочем, местные власти обычно не препятствовали. Кое-где даже содействовали.

Главным в своей жизни он считал восстановление храма Христа Спасителя. Он ратовал за благое дело как мог и где мог. Сделал слайд-фильм о храме, выступал с лекциями, активно создавал общественное мнение, старался привлечь средства. Он входил в число тех двадцати, которые были в начале пути к возрождению. И ныне молитвенно поминаем.

Николай Иванович не дожил до освящения восстановленного храма, умер в марте 1994-го. А родился он в октябре 1918-го. Через три дня ему исполнилось бы 103 года.

Когда-то, приехав с женой в родное Ваулино, это под Можайском, где прошло его детство, о чём ничего, кажется, не напоминало, он увидел берёзовую аллею и посветлел: «Папочкины!».

Где теперь его собственные труды, все эти ребята-зверята? Хорошая советская игрушка — вещь коллекционная. Хотя вполне мог бы получиться интересный общедоступный музей. А мало ли? Кто знал о военной графике Розова? И вот же она — в Хвойной. Что нам стоит мост построить? Воздушный...