Дочь фронтовика приняла крещение, найдя его могилу
Это было самое настоящее чудо: она смахнула рукой снежок, припорошивший гранитную плиту, открылся чеканный списочек имён и среди них вот это — Болдышев М.М. Отец!..
В тот год Надежда Жеринова приехала в Старую Руссу на лечение в санаторий по профсоюзной путёвке. Уже была перестройка, но ещё был Советский Союз. Так и попала на курорт. В семье хранилась (и сейчас хранится, конечно) похоронка, где указано, что Болдышев М.М. погиб смертью храбрых в боях под Старой Руссой. А где именно он похоронен — таких сведений не имелось.
Видно, на то она и Надежда, чтобы не терять надежды. Но разве так бывает? Так просто. Прочесть объявление об экскурсии с посещением воинского захоронения. Подойти и смахнуть снежок…
— Увидев фамилию отца, я сама застыла как памятник, — вспоминает Надежда Михайловна. — А потом разрыдалась.
Кто-то из отдыхающих посоветовал сходить в военкомат. Выяснилось, что Михаил Маркович Болдышев был похоронен в лесу в девяти километрах на юго-восток от Старой Руссы. А в 1947 году, когда шло перезахоронение погибших в братские могилы, его останки тоже перенесли на городское кладбище.
Легко рассуждать, почему же раньше было не обратиться в райвоенкомат. Как известно, задним числом все мы умные.
По тонкому льду
— По весне мы поехали в Старую Руссу, — продолжает Надежда Михайловна. — Сколько нас мог уместить «жигулёнок». Мой старший сын потом обижался, мол, как же так, его не взяли. Ведь по фотографии он — вылитый дед! На кладбище папины сёстры оплакали его — по-бабьи, как, наверное, умеют только в деревне. Они же в деревне родились, мои тёти. И папа тоже вырос в деревне. А на войну ушёл с Кировского завода. Мама Валентина Петровна у братской могилы в Старой Руссе молчала, будто выплакала уже все свои слёзы. Я на всю жизнь запомнила, как она кричала, когда пришла похоронка!
Это было в эвакуации в городе Халтурин (ныне Орлов) Кировской области. Выехать из Ленинграда помог мамин брат. Ехали через Ладогу. Лёд уже был тонок. Некоторые машины проваливались. На другом берегу умерла младшая сестра Аллочка. Тут, на большой земле, нас покормили картошечкой. Сели в товарный вагон…
Из самого памятного в Халтурине — дохлая рыбка, которую Надя, ей тогда было пять лет, пеленала как куклу. У неё ещё долго не было игрушек. Когда спустя три года вернулись в Ленинград, вырезала куколок из бумаги.
В Старой Руссе после кладбища пошли в церковь Святого Георгия, поставили свечи, помолились.
— А вскоре я и покрестилась, — рассказывает Надежда Михайловна. — В 50 лет. И по сей день благодарю Господа за то, что помог мне найти могилу отца.
Ушёл в разведку
Старая Русса подарила ей удивительную встречу. Когда она снова поехала в санаторий, то в поезде разговорилась с попутчиками, поделилась своей историей про отца. «Как звали его?» — спросил вдруг старик, сидевший напротив. Услышав имя, мужчина изменился в лице. С трудом справившись с волнением, сказал, что Михаил Болдышев служил под его командованием: «В тот день я послал его в разведку, Миша не вернулся». Рассказал он немного, но отзывался о своём бойце очень тепло.
В память об отце Надежда Михайловна напишет стихотворение:
Старинный городок! Таких в России много,
Но только лишь сюда стремлюсь я всей душой.
Наверно, сам Господь мне указал дорогу,
Где захоронен мой отец родной.
(…)
Мне трудно передать то трепетное чувство
И радости, и скорби, волнения в груди.
Какое это счастье — прийти и поклониться
Могиле этой братской и положить цветы.
Братские могилы, стелы, обелиски!
Мы подходим молча, кланяемся им.
И пока мы помним имена погибших,
Наш народ отважен и непобедим!
Не только у поэтов бывают в жизни минуты, когда строчки складываются сами собою. Про жизнь в эвакуации у неё тоже есть стих.
Михаил Болдышев родился в большой крестьянской семье: кроме сестёр, у него были два брата. Оба разделили его судьбу: они тоже не вернулись. Хотя один из братьев, Александр, прошёл всю войну. И погиб 9 мая 1945 года.
Их тоже помнят потомки Михаила Марковича — внуки, правнуки уже. Надежда Михайловна передала эстафету памяти как раз младшему поколению — одному из своих внуков, правнуков солдата. Похоронку, фотографии, документы — то, что называется семейным архивом.
Моя Русса
Ей уже 85. Уже нет на этом свете старых её подруг. Их много было у Надежды Михайловны. Много лет проработала в школе учителем начальных классов. Выйдя на пенсию, свою природную неуспокоенность, жажду активной, творческой жизни перенесла на хоровое пение. Участвовала в академическом коллективе, теперь — в хоре железнодорожников.
К слову, её любимая песня — «Дальняя сторожка» Исаака Дунаевского, начинающаяся со слов:
Идёт состав за составом,
За годом катится год.
На сорок втором разъезде лесном
Старик седой живёт.
Там будто бы про всё. «Старик седой» — как сама память. А жизнь, она же — как дорога, как поезд. И на Халтурин, и на Руссу.
— Мне она очень помогла, моя Русса, — говорит Надежда Михайловна. — И до сих пор помогает. После ковида поставила на ноги. Одна беда — плохо вижу теперь. Меня как блокадницу подписали на газету, а я только заголовки читаю. Мои глаза — это соцработник. Я ей дала как-то буклет «Истории Победы» (проект старорусского Музея Северо-Западного фронта. — В.Д.), мол, почитай мне, пожалуйста. Почитала она немножко — у самой глаза на мокром месте: «Надежда Михайловна, простите, не могу. Невозможно представить, сколько всего люди перенесли». Это правда. Жуткое было время. Что немцы вытворяли в оккупацию! А люди в книжечке просто рассказывают свою правду. Это обязательно надо читать, хотя даже в городе, пережившем блокаду, и даже спустя столько лет после войны, читать это тяжело.
У неё есть и другие книжечки про Старую Руссу, не такие печальные. И очень хочется ещё разок здесь побывать. «Куда вам?» — спросит таксист. «На старое кладбище». Поклониться папе, поговорить, рассказать, как тут живётся без него.
Теги: война, Старая Русса, общество
