Золотое правило и главные принципы директора Андрея САХАРОВА
Парк начинался сразу за воротами. Точнее не парк, а сад. Так правильно следует называть эти ландшафты. Кажется, они не имеют границ, и только отдельные строения заслоняют перспективу.
Но на самом деле за спиной осталась ограда. Вовсе не фигурная, какая была бы достойна этого парка, а вполне себе лаконичная. Я даже не запомнил, были на ней какие-то украшения или нет. Кажется, были. Но они не бросаются в глаза.
Да и сказать по чести, когда мы подъезжали к воротам — подъезжали, да не подъехали, так как свободное пространство, кроме собственно проезжей части, было занято разномастными авто, — мы и отвлеклись на эти автомобили. Может быть, здесь сегодня конференция, экскурсия, форум какой-нибудь, и мы, несмотря на приглашение, окажемся неугодными гостями. Нет, это были автомашины тех, кто работает в пределах парка. Часть автомашин. Сказал нам гид. Еще больше у северных ворот.
Проверять мы не пошли.
В английском парке
Для начала октября день был практически летний. Яркое солнце, и небо не обещает облаков. Ветер почти не напоминал о себе, хотя дул, как и предупреждал «Фобос» в утреннем предсказании, с северо-запада. Должно хоть что-то, черт возьми, быть в октябре от осени!
Мы пошли вправо по мощеной тропинке. Вдоль бордюра при нашем приближении склонялись почти до земли катраны и испанские артишоки, аплодируя нам желто-зелеными и серебристо-серыми листиками-ладошками. Греческие пихты чуть поодаль стояли гордо и независимо, не давая себе труда нас поприветствовать. Кусты припозднившихся роз злорадствовали, грозя шипами.
Пруды — метрах в 20 один от другого — блестели на солнце голубовато-серыми зеркалами, рябь в центре которых создавали фонтаны. Но ближе к середине диаметров каждого пруда рябь исчезала полностью, и обнаруживался почти геометрический интерфейс между потревоженной и безмятежной водой.
— Там и рыб держим, — сказал гид. — Для столовой. Ну и для желающих их покормить, конечно. Вообще, для красоты.
Мы кормим их, они — нас. Возможно, в этом и заключается суть единения с природой. Но коль скоро идиллический ландшафт был невольно декодирован, закончу и я не свойственное характеру описание.
Мы шагали не по Dalemain Mansion & Gardens, что в Камбрии, на северо-западной окраине Англии, признанному в 2013 году лучшим садом объединенного королевства. Мы шли по парку Старорусского авиаремонтного завода № 123 (здесь, правда, считают, что 123 — это не номер, а часть названия предприятия). И я, поверьте, не стал бы выжимать из себя по капле лирика, если б заводской парк не был действительно великолепен. Позже мне объяснили, что парк строили (планировали, разбивали) профессионалы более 10 лет. Кажется, даже 15. Но допускаю, что неправильно понял. Потому что в 99-м году 123 АРЗ было явно не до ландшафтов. Завод бился за выживание.
И наверняка несколько сотен человек, что работали тогда на заваливающемся на крыло предприятии, не поняли бы директора, увлекшегося топиарным искусством (Topiarius на латыни — «садовые ножницы»). Но на старте целью было осушить болота, занимавшие несколько десятков гектаров заводской территории и не приносившие никакой пользы, кроме комаров и смрада, который постоянно напоминал заводчанам о незавидной доле.
Строго по закону
Собственно, производственные проблемы начались почти сразу после того, как авиаремонтный был из воинской части преобразован в ФГУП (1994) и получил сразу двух хозяев — Минобороны и Росимущество (в нынешнем качестве, тогда — министерство). Завод, по большому счету, ни одному ни другому в то мутное время был не нужен. Проблемы завода, окутавшие его комариной тучей. Но АРЗ умирать не хотел.
Имея в 1995 году академическое соотношение выполняемых государственных (оборонных) и сторонних заказов — 90 и 10%, предприятие по первой позиции денег практически не получало. Работало в долг, что являлось по тем временам обычной практикой.
Новый гендиректор АРЗ подполковник Андрей Сахаров: 36 лет, стаж работы на предприятии — 15 лет, — принявший завод в 95-м, решил, что…
Нет, давайте без пафоса. Я не знаю, что решил Андрей Леонидович. И было ли вообще какое-то поворотное и единственное решение именно в 95-м. Скорее всего, была цепь тактических мер, призванных выровнять дифферент судна под названием «123 АРЗ».
Это в сказках утро вечера мудренее. Проснулся Иван-царевич, а в голове — готовый бизнес-план.
Андрей Леонидович о той поре вспоминает с юморком:
— Когда меня спрашивают, как, я в ответ рассказываю старый анекдот про умирающего еврея, к которому пришли его друзья, сели у постели — говорят: «Научи, Абрам, нас заваривать такой же вкусный чай, как умеешь ты». А Абрам отвечает: «Братья евреи, не жалейте заварки»… Да, если заварки нет, тогда — кирдык. И мы стали подавать иски в суды на неплательщиков. Очень хотелось чаю…
— На кого подавать? На министерство…
— Ну да, на Министерство обороны Российской Федерации. А что делать? Или жить по закону, или — по понятиям, когда к тебе на завод приезжают новые русские с чемоданом денег и просят отремонтировать и продать какой-нибудь АН-12. Дескать, у тебя же их несколько штук стоят вдоль поля, и никто не вспоминает. И не вспомнит, уверяют они. В том смысле, что вопрос с кем-то там согласован, ты только возьми на себя, полковник, не трусись… Я так не хотел. Мне вручили не только завод, но и судьбы сотен людей. Я людям сказал: не пьем, не прогуливаем, не опаздываем, работаем столько, сколько надо. И стал бы за их спиной бизнес крутить? Нет!
— И люди согласились?
— Не сразу, но быстро. Потому что при 140-миллиардном долге заказчиков перед нами я сделал так, что зарплату они получали вовремя.
— С какого времени?
— С лета 95-го. И с тех пор ни разу не задержали. Было дело, что платил каждую неделю — по мере поступления денег. Но тогда ведь и президент издал указ, что разрешается ввиду высокой инфляции делать расчет еженедельно.
— Андрей Леонидович, как же вам это удавалось, не по понятиям, а по закону?
— Тут главное — настрой и упёртость. И то и другое у меня было. К тому же — всем на удивление — мы стали выигрывать суды. Это, конечно, были решения, а еще не деньги. Но я с экономистами нашел ход. Если в общих чертах, то сыграл на самолюбии министерства, противопоставив его Росимуществу. Дескать, неплатежи — это урон авторитету. Деньги стали поступать в… министерство, а оттуда — нам. Мы их возили из Кречевиц под охраной автоматчиков. Это во-первых. Во-вторых, изменили баланс заказов к 99-му ровно наоборот: делали 90% сторонних заказов и 10% госзаказа. Сторонние платили аккуратно.
— И что для них делали — мангалы? Или плойки, как в начале 80-х?
— Ну зачем? Ремонтировали самолеты. Средние, легкие, частные, иностранные…
— Иностранные?
— Наши 76-е ИЛы, проданные в Китай, в Индию. Они шли к нам через Минобороны. Не на базаре договаривались. Я не хочу говорить про министерство несправедливые вещи. Если бюджет его корректировали ежеквартально в сторону понижения, чем оно могло реально нам помогать? Только такими «подарками». Давали нам, потому что мы делали быстро и качественно. Импульсы пошли именно в 99-м, когда на правительство пришел Владимир Владимирович Путин. Даже чуть раньше — когда он стал секретарем Совбеза. Это весной 99-го, премьером — в августе.
Импульс силы
Сахаров рассказывает быстро, по-военному лаконично, без деталей. И я догадываюсь, что многие немаловажные детали он сознательно опускает: было, да прошло. Ну, например, в ноябре 99-го года в Москве прошло знаковое всероссийское совещание по системе управления государственным имуществом. Россия стояла на перекрестке. Примерно в равных долях существовали АО с государственными пакетами акций и ФГУПы.
Заманчиво было идти по пути акционирования предприятий ВПК, но института менеджеров, которые могли бы эффективно и честно формировать и распоряжаться госпакетами акций (в первую очередь, контролируя прибыль), еще не было. ФГУП — структура своя, с которой можно не миндальничать. Вопрос встал и завис.
Между тем в 2000 году российская авиапромышленность обеспечила более половины доходов от военно-технического сотрудничества, рост производства составил 40%, совокупная прибыль отрасли — более 17 млрд. рублей. Немаловажно отметить, что на авиапром тогда приходилось 44% общего объема продукции ВПК. Как и львиная доля долгов за выполненные госзаказы, исчислявшиеся десятками миллиардов рублей (в целом долг государства составлял на конец 1999 года 32,5 млрд. рублей).
Курировавший ВПК вице-премьер Илья Клебанов трактовал концепцию управления госсобственностью в ВПК так: создание на базе существующих предприятий 50 концернов и холдингов (на отраслевых принципах), которые обеспечат разработку и внедрение новых образцов военной техники и вооружений. Для этого планировалось коренное обновление основных фондов и вывод невостребованных мощностей через аренду, лизинг или продажу. Логика преобразований заключалась в передаче 90% госзаказа ограниченному числу эффективных компаний.
Логика внятная и доступная. Впрочем, для 123 АРЗ она ничего хорошего не сулила, если завод не сделает основной продукцией ИЛ-76. Его ремонт (к слову, один самолет обходится в среднем в 150 млн. рублей — как строительство 60-квартирного дома сейчас в Новгороде) был освоен во второй половине 80-х, но приоритет приходилось делить с неперспективным АН-12.
Сахаров вспоминал: когда он пришел на завод, про ИЛы там и не думали, а тупо чинили по 100 штук АН-12 в год и были довольны собой. Позже удалось пробить заказ на 76-е. Но технические возможности предприятия были в 90-е годы таковы, что сделать ставку на ремонт ИЛ-76 и его модификаций было бы самонадеянно: ни специалистов, ни помещений. Первые ИЛы разбирали на открытых площадках.
И нужно сказать, что разборка — не тривиальная задача. По нормативу на нее отводится восемь недель. Это сейчас 123-й укладывается на зависть всем в четыре с половиной, и коллеги просят прислать старорусских мастеров «для выполнения срочного заказа».
— Я им отвечаю обычно так: готов обучить, — хитровато улыбается Андрей Леонидович. — Так нет! Им дай готового! И убеждают меня, например, воронежцы, что в их городе кадровый потенциал исчерпан. Мы в Руссе смогли набрать 700 человек и обучить, а в миллионщике Воронеже не могут. Не верю! И не одалживаюсь людьми. Мы до таких приглашений росли больше десяти лет…
Заварка к чаю
Еще раз скажу, что так называемый человеческий фактор для Сахарова имеет первостепенное значение. Не пить, не курить (теперь и это) — одно дело. Под него и парк с прудами, и спортплощадки на заводской территории, и субсидии на строительство жилья, и соцпакет. Ты переступаешь проходную — знай, что Большой Брат уже пристально на тебя смотрит: что за фрукт? К чему склонен? Характер? Выносливость? Коммуникабельность?
Вы не поверите (я тоже сперва принял за шутку), но первый тест для новичка перед тем, как он отправится в отдел кадров, — поход в заводской музей. Я не знаю, в каком формате проходит тестирование, однако без визы смотрителя музея с тобой в отделе кадров разговаривать не станут.
Не улыбайтесь. Об этом стоит задуматься. Зачем Сахарову нужна такая проверка?
Самый простой ответ: чтобы увидеть, насколько интересен человеку завод. Конечно, интересен, если там сегодня средняя зарплата 39 тысяч в месяц. А в малярке и по 100 тысяч зарабатывают, на радиоремонте — по 70 тысяч. Только директор, хоть он и монетарист по натуре («Не жалейте заварку, братья»), рублями профессионализм не меряет. Для этого есть бухгалтерия.
Но мы отвлеклись. Сбежали в настоящее, когда Сахарову уже 96-е ИЛы (между прочим, президентский бренд) готовы давать в ремонт. А в далеком 2000-м предстояло бороться за обычные 76-е.
Впрочем, что значит «обычные»? Их уже столько было. Классический 76-й на летной работе с 1971 года. В 81-м появился ИЛ-76К — для тренировки космонавтов; в 82-м — ИЛ-76ТД (транспортный дальний); в 83-м — ИЛ-78 (Midas, по классификации НАТО) — заправщик на базе ИЛ-76МД, который еще в 81-м был создан как носитель лазерной пушки. И так далее.
Невдалеке от ультрасовременного ангара — хоть кино снимай, так там чисто, тепло и уютно — стоят два то ли ИЛ-76 Adnan с грибовидными РЛС (в НАТО их зовут А-60 «Авакс»), то ли ИЛ-86ВКП (воздушный командный пункт). Я спросить не решился, потому что всё равно ответ не проверишь. Но ведь тоже продукция гособоронзаказовская (ГОЗ).
Чтобы быть во всеоружии при поступлении будущих ГОЗов (в этом никто не сомневался, иначе для чего огород городить?), на заводе разработали пятилетний план — концепцию развития на 2001–2006 годы при общем объеме финансирования 600 млн. рублей. Чтобы не заблудиться в терминах и нюансах, приведу для сравнения цифру, озвученную Сахаровым лично: среднемесячная зарплата на заводе в 2000 году была 2000 рублей.
Это не много и не мало. Средняя по РФ была 2268 рублей. Зафиксируйте: на перевооружение предприятия было решено направлять (среднеарифметически) по 10 000 000 рублей ежемесячно в течение пяти лет. Чтобы к 10-му году зарплата старорусских авиаремонтников выросла в шесть раз, а к 14-му — почти в 20!
Спрашивается, кому Сахаров мог это сказать тогда, когда утверждал концепцию? Конечно, самым близким по руководству заводом людям. Но убедить нужно было всех. Для этого отделение автоматчиков и моталось по два-три раза в месяц в Кречевицы, чтобы встречать транспортник с зарплатой.
А в Министерство обороны шли такие телеграммы: «В Арбитражный суд г. Москвы обратилось ФГУП «123 АРЗ» МО РФ с иском к Министерству обороны РФ, в/ч 44777, в/ч 44777-Д о взыскании 28 970 465 руб., составляющих 28 337 700 руб. долга по государственному контракту от 16.01.2004 г. № 679/04-42/191/0401,02-04 на выполнение государственного оборонного заказа и 632 765 руб. процентов за пользование чужими денежными средствами… Слушание дела назначено…». Это всего один пример. Если хотите, случайно извлеченный из толстой стопки подобных.
Суд да дело
Насколько типичен этот пример? Для более острого понимания скажу следующее. По состоянию на 31 декабря 2013 года 123 АРЗ в качестве истца участвовал в 12 неоконченных судебных разбирательствах на общую сумму 490 230 378,05 рубля. Это, как говорится, борьба за огонь. Или борьба с системой?
Не важно. Главное, что — борьба. И потому на ту же дату укомплектованность штата на заводе составляла 99,7%. Вакансии отсутствовали.
Золотое правило Сахарова — на заварке не экономить. Но процентов пять стоило бы каждый раз откладывать в резервный фонд.
И коль скоро мы перешли к математическим способам аргументации, которые могут наскучить, но наиболее наглядны и убедительны, должно сказать, чем закончились концептуальные мероприятия. Ах да, чуть не забыл! Одной пятилетки оказалось недостаточно. В нашем быстро меняющемся мире, к тому же подверженном разным пертурбациям, такое не редкость. Планируешь одно, и вдруг — кризис! Задумал другое, а тут министром назначают Сердюкова.
Подчеркну, с Андреем Леонидовичем мы г-на Сердюкова не обсуждали. Сахаров хоть и в запасе, но все-таки полковник. О министре — выпускнике Ленинградского института советской торговли, начавшем карьеру продавцом в мебельном магазине, — директор 123 АРЗ упомянул лишь однажды:
— Два раза он меня увольнял за то, что я не прекращал, как он называл, претензионную деятельность. Визировал рапорта своего зама Владимира Александровича Поповкина: «Уволить!». А за что? В конце концов Поповкин признался, как мне говорили, что сделать со мной ничего не может. Завод раз за разом выигрывал иски по долгам и процентам. Что мне с ним делать? Сердюков сказал: плати.
Тогда он и вернул наши 25 миллионов…
Взамен — добавлю из своих разысканий — с 2010 года в Совете директоров АРЗ появилась советник министра, затем — гендиректор ОАО «Авиаремонт» Ирина Кривич, одна из «амазонок» Сердюкова. Причем в 2010–2013 годах число «амазонок» в Совете директоров доходило подчас до четырех персон (кроме Кривич две-три из имущественного департамента Минобороны, которым заправляла небезызвестная Елена Васильева). Трудно представить, но был период, когда из пяти членов Совета трое были дамы: советник и врио директора названного департамента и Кривич.
К этим временам 123 АРЗ был уже не только акционирован, но и вошел в состав ОАО «Объединенная авиастроительная корпорация». Это произошло 29 августа прошлого года. По инициативе министра обороны Сергея Шойгу производственные и ремонтные предприятия авиации были объединены в холдинг. Считается, что это новая (как давно на Западе) и более эффективная система сервисного обслуживания государственной авиатехники.
— В принципе, как директор завода, я сохранил полную свободу рук, — говорит Андрей Сахаров. — А это всегда самое главное. На заводе сейчас работают более двух с половиной тысяч человек. Условия современные, и мы постоянно их совершенствуем. Вы видели, сколько машин на проходной? Это определенный индекс благосостояния, я считаю. Учим людей — здесь, в Новгороде, в Москве. Самое удивительное для меня было поначалу, что из Москвы по окончании вуза возвращаются. Хотя, что тут удивляться? Я и сам никуда отсюда не хочу уезжать. Будущее за такими городами. Вот только побольше бы предприятий. То, что мы даем 40% районного бюджета, не есть хорошо. Старой Руссе надо обновляться…
— Да уж, — глубокомысленно кивнул я.
Вместо эпилога
…От заводской проходной шел метров триста по березовой аллее, вдоль которой через каждые пять-семь метров стояли крепко сбитые и врытые в землю скамейки. Кое-какие в этот теплый денёк уже были заняты пенсионерами и детишками.
В годы моей старорусской юности эта аллея состояла из тополей и лип. Деревья уже тогда были большими. Потом состарились. Перед какими-то выборами мэр велел их все спилить. Чтоб народ не заблудился, что ли, по дороге на избирательный участок? Дорога будто облысела. По обочинам иллюзию растительности создавали теперь полуметровые пни.
Увидев, что получилось, чиновники бросились к Сахарову:
— Выручай, Андрей Леонидович!
Из дурацкой, почти скандальной ситуации был найден остроумный выход. Пни заводчане выкорчевали, а потом пригласили на субботник школьников и ветеранов. Ну и сами, конечно, вышли.
Взамен липовой город получил березовую аллею. Было это лет пять-шесть назад. Сейчас березки подтянулись, окрепли.
— Что интересно, — говорит Сахаров, — никто ни на одну не покусился. Хорошо!
Я вспомнил это его «Хорошо!», остановился под деревцем, закурил. На заводе-то нельзя, сколько часов терпел.
Эпилог
Каковы планы у завода? На эту тему со мной Андрей Леонидович вряд ли стал бы говорить конкретно. Но если судить по тому, что он извлек из архива старое дело о передаче (дарении) Министерству обороны трех земельных участков и взлетно-посадочной полосы под обещание создать на базе завода Центр по обслуживанию и ремонту самолетов АН-124 («Руслан»), на этом проекте крест директор ставить не собирается. Два с половиной года ждал, а теперь, когда очередная реформа позади, решил напомнить.
В министерстве от своих слов не отказываются: планы в силе. Только где вы, ребята, будете ставить «Русланов»? ИЛовские ангары для них маловаты, дескать.
Значит, снова в бой…
Фото из архива «НВ»
