Понедельник, 23 декабря 2024

Анна Мельникова

«Мне часто снится страшный сон»

Алла Веселитская: «Много книг выпущено под названием «Детство, опалённое войной». Но оно как клише. А у авторов нашего сборника сердца действительно разбиты войной».

Фото: Анны МЕЛЬНИКОВОЙ

Свидетельства новгородцев, переживших в детстве войну, стали основой особенной хроники

Свои воспоминания о детстве Алла ВЕСЕЛИТСКАЯ подробно изложила, когда ей уже было за семьдесят. Они были опубликованы в сборнике «Войной разбитые сердца». Алла Михайловна выступила не только одним из авторов этой книги, но и её составителем, занималась редактированием текстов других новгородцев, переживших в детстве трагические события Великой Отечественной войны. И, как говорит Веселитская, было бы правильно переиздать эти очерки снова.

Вместо сказок — быль

В своём эссе «Хроника моего детства» она признаётся: всё, что расскажет о начале Великой Отечественной, будет со слов мамы. От неё перед сном маленькая Алла с младшим братиком слушали не сказки, а горькое повествование со страшными подробностями о том, как они укрывались от бомбёжек.

Отец Аллы Михайловны был кадровым офицером. В 1941 году его часть направили в Либаву (нынешнюю Лиепаю). Семья старшего лейтенанта — супруга на позднем сроке беременности и дочка, которой не было ещё полутора лет, — поселилась у местной жительницы. Отец служил в артиллерийском полку, который в июне располагался в военном лагере у границы. Он навещал их по выходным, а в последний свой приезд потребовал срочно отправляться к родственникам в Псковскую область — военные чувствовали, что обстановка день ото дня становится напряжённее. Однако молодая женщина до последнего надеялась, что мужу дадут отпуск и он поможет с переездом.

…Война застала её врасплох. В дома, где остались жёны и дети военных, сразу пожаловали латыши-националисты, которые были недовольны советской властью. Чуя недоброе, хозяйка квартира укрыла молодую женщину с ребёнком в погребе, а потом вывела их огородами по направлению к зданию офицерского клуба, где в спешке проходила эвакуация семей красноармейцев.

— Мама всю жизнь на душе имела груз: та женщина, что нас спасла, умерла в лагере, куда её немцы отправили как еврейку, — говорит Веселитская. — Мой отец погиб в декабре 1942-го под Великими Луками. Бои за этот город носили очень ожесточённый характер. Поисковики говорили, что находили захоронения наших бойцов с двухэтажное здание.

История о том, как беременная женщина и девочка, успевшие захватить одни документы, бегут от войны, наполнена трагическими эпизодами. Сначала их не хотят брать в переполненный грузовик. И только когда в отчаянии мама протянет кроху-дочку в руки молоденькому офицеру: «Возьмите хоть её!», из кузова выбросят чьи-то узлы, чтобы освободить для них место. Потом в пути они будут скрываться в лесу от немецких танков. В последний момент успеют на поезд, и лишь благодаря тому, что машинист притормозит состав, чтобы несчастные с машины смогли заскочить в последний вагон. Состав будет несколько раз атакован немецкими самолётами. Чтобы не попасть под бомбы, эвакуированные будут убегать врассыпную в поле, а лётчики начнут их расстреливать из пулемётов. В один из таких налётов мама с Аллой спрячутся в глубокой канаве и только благодаря помощи одной пожилой пары смогут из неё выбраться.

Кочевники поневоле

Братик Слава родится через пятнадцать дней после начала войны в душном, переполненном людьми вагоне. Они остановятся в Сызрани, где медицинский персонал больницы соберёт для них одежду, маме подарят старые туфли, а малышу — пелёнки. Дальше было четырёхмесячное путешествие в теплушках до Сыктывкара, где жили родственники отца.

— Поскольку пелёнок было всего три штуки, мама или сушила их на себе, оборачивая вокруг тела, или держала в оконном проёме при движении поезда. До пункта назначения добирались окружными путями. На фронт уходили литерные поезда, которые пропускали в первую очередь. Часто простаивали на запасных путях, — рассказывает Алла Михайловна. — Только два-три года назад я стала спокойно воспринимать грозу. Всю жизнь я её панически боялась. Мне часто снился страшный сон: я бегу по полю, а за мной в тёмном небе летит огромный самолёт. И я не знаю, куда спрятаться.

После войны их маленькая семья уедет в Псковскую область. Там выделят для жилья конурку — бывшее помещение то ли туалета, то ли ванной. От холода и сырости Славик постоянно болел. И тогда в поисках лучшей доли они отправились в Латвию, где под Ригой мама Аллы Михайловны устроилась на воинский склад. Впрочем, и там они останутся ненадолго. В своей «Хронике» Веселитская пишет: «Где приткнуться, где обрести дом родной? Вокруг те же неприкаянные, разорённые и уничтоженные войной, униженные разрухой, голодом, нищетой. Все куда-то едем, мчимся, надеемся. Кочевники поневоле…».

В 1948 году они уедут в Калининград, куда удастся завербоваться маме. Первые впечатления о бывшем Кёнигсберге Алла Михайловна передаст лаконично: «чужой, мрачный, незнакомый, где одни развалины». На её глазах он будет восстанавливаться. В нём она проживёт до замужества. И сейчас через десятилетия вспоминает об этом городе с особой теплотой.

* * *

Алла Веселитская несколько лет прожила в Ташкенте, где окончила политехнический институт по специальности «Теплогазоснабжение». Когда её супругу, инженеру-гидротехнику, в конце 1970-х годов предложат войти в новгородскую рабочую группу проектирования мелиорации, она захочет переехать в Россию. Жаркий климат ей никогда не нравился.

Сегодня Алла Веселитская — председатель комиссии по патриотическому воспитанию совета ветеранов Великого Новгорода. Несколько лет назад Алла Михайловна выступила с инициативой установить в Западном микрорайоне Великого Новгорода мемориальный знак погибшим в годы Великой Отечественной войны мирным жителям. Добилась, чтобы с выделенной городской администрацией территории убрали торговые ларьки, привели в порядок площадку. Школьники и ветераны высадили берёзки. Однако, как только подготовительные работы завершились, туда перевезли памятник писателю Всеволоду Кочетову с улицы Ломоносова. Алле Михайловне до сих пор обидно, что другого варианта для размещения мемориала так и не нашлось.

В сборник Аллы Веселитской «Войной разбитые сердца» вошло около 100 очерков о детстве, пришедшемся на годы Великой Отечественной войны. Вот лишь некоторые свидетельства очевидцев того времени

Людмила Алексеевна АНТОНОВА:

— В начале войны немцы шли через Новую Мельницу. От нашего дома осталась только воронка. Всё сгорело, ничего не сохранилось — ни документов, ни фотографий. Хотели бежать в сторону Москвы. Дошли до Синего моста, но он был уже взорван. Начались наши скитания: бродили по лесам, питались кореньями, травами, колосками. Пешком дошли до Батецкой.

Надоели скитания. Мы решили вернуться в Новую Мельницу. Здесь нас приютили добрые люди. Помню, как по вечерам занимались уничтожением вшей. Ужас, сколько их было! В начале зимы 1943 года братик вёз меня на санках, которые сам смастерил. Проезжающая немецкая автомашина сбила меня. Я оказалась в канаве. У меня было выбито плечо. Мама очень долго возила меня по врачам, но безрезультатно. Помог один немец хирург — вправил.

Анфиса Арсентьевна КОРЕЛЯКОВА:

— В наших краях — деревне Ануфриево Боровичского района — немцев не было, не было и бомбёжек. Но голодные военные и первые послевоенные годы отложились в моей детской памяти навсегда. Помню, как ходили по полям собирать мороженую картошку, из которой бабушка пекла «вкусные» оладники. Иногда нам давали кусочки прессованного жмыха. Мы называли их дурандой. Какая это была вкуснятина!

После войны переехали мы с мамой в Новгород. Город весь был в руинах. Поселились мы в Антониевом монастыре. Жили в кельях по нескольку семей в каждой. Второй этаж был разрушен, и во время дождей вода текла по серым стенам, а мы, дети, прятались на широких подоконниках, которые были расположены на уровне земли. Через эти окна и гулять ходили. Игрушек не было. Все наши развлечения — это игра в прятки, лазанье по развалинам и склепам.

Первую настоящую игрушку я получила, как ни странно, от пленного немца. Они работали у пединститута за колючей проволокой. Наверное, на перекурах делали деревянные игрушки и обменивали их на газеты, из которых крутили самокрутки. Я принесла листок из какой-то книги. И хотя немец отрицательно покачал головой и не взял его, но игрушку мне дал.

Анастасия Никоноровна ГРИШЕНКОВА:

— Я родилась в декабре 1938 года в деревне Захонье Уторгошского района. Мне не было ещё и трёх лет, когда началась Великая Отечественная война. В нашей местности почти сразу был организован партизанский отряд. Командиром был избран бывший председатель нашего колхоза, честный и уважаемый человек. Немцы у нас появились к концу 1942 года. Всех работоспособных заставляли работать сутками. Моя старшая сестра была отправлена на строительство дорог. Работа тяжёлая — носили камни для мощения автодороги.

Жители деревень прятались в лесах, копали землянки для своих семей, так как приходилось находиться там по нескольку месяцев в зимних условиях. Мужчины-партизаны помогали всем. Клали печки, заготавливали дрова. В землянках выкапывали ямы-колодцы для питьевой воды.

Трижды немцев прогоняли, и мы выходили из леса в свою деревню. Дома пусты, скот вывезен. Когда немцы навсегда покидали нашу деревню, они сожгли 48 домов. Остались лишь печные трубы на пепелищах и часовня с мёртвым человеком. Но скотный двор, находившийся в полутора километрах от деревни, оказался цел. Он и стал спасением для детей и женщин.

Вера Ивановна БАРАНОВА:

— Как только освободили Демянск, мы поехали домой. Помню, как мы приехали в Лычково: вокзал небольшой, народу много, едут эшелоны на фронт с бойцами, в тыл — с ранеными. Люди рассказывали, что немцы в начале войны здесь разбомбили целый состав с ленинградскими детьми.

В Демянск нас взяла попутная грузовая машина с ранеными. Из окна кабины я видела пустые поля. Земля ещё дышала боями. Видны были подбитые самолёты и немецкие танки. Кругом — одни пепелища, даже деревья не росли. Это было грустное зрелище, но мы радовались, что едем домой. Вернулись, а дома нет, его растащили на блиндажи. Вот и пошли скитаться по людям.

В 1943 году мама получила похоронку на отца. Много было слёз, но надо было жить. Моему отцу, когда он погиб, было 29 лет. Сохранилось единственное письмо с фронта. (Орфография и пунктуация письма сохранены):

«22 октября 1942 г. Здравствуй дорогая моя Любочка и доченька Верочка. Вчера я получил твое письмо. Милая моя напрасно ты обо мне так беспокоишься. Я пока жив и здоров. Не писал тебе так долго потому что совершенно нет времени. Если же мне не веришь так распроси у ребят которые приходят домой на отдых. Они тебе раскажут о нашей фронтовой жизни.

Пиши милая мне больше о себе. Как ты там живёшь. Я нахожусь недалеко от Изотовой Леры. Передай от меня привет Феди Оли Анны Михайловне и всем, всем знакомым. Поздравляю я тебя с праздником Октябрьская революция. Любаша, а Верочку я потому не мог поздравить с днём рождения потому что она в дороге. Целую я тебя крепко твой муж Ваня. Поцелуй за меня мою Верочку. Люба сейчас мне будет диктовать лейтенант от имени нашей команды. Люба встречая 25 годовщину октября наше подразделение шлет Вам и Вашей дочери горячий пламенный фронтовой привет и пожелает всех хороших успехов в вашей жизни и оправдает все ваши мучения и страдания принесенные гитлеровской бандой».

Владимир Алексеевич СЫСОЕВ:

— Я родился в деревне Веряжа Шимского района. Мой отец погиб 11 сентября 1941 года, когда мне исполнился 1 год.

При отступлении немцы заминировали переезд через ручей. Мины были противотанковые в виде сковороды и усилены толовыми шашками, которые очень похожи на куски хозяйственного мыла. Как-то бабушка Настя пожаловалась дедушке, что нечем постирать и помыться. Я наверно видывал хозяйственное мыло, потому молча пошёл туда, где видел «куски мыла». Глупый ребёнок хотел помочь бабушке! Как мне удалось взять 3–4 толовые шашки, не подорвавшись, до сих пор не знаю. Когда я принёс их в дом, бабушка упала в обморок. Об этом она мне рассказала, когда я стал уже ходить в школу. Сам я этот эпизод не помню…

Теги: Новгородская область, история , война