Понедельник, 23 декабря 2024

Василий Дубовский

Русская альтернатива — стать самими собой или исчезнуть

Фото: из личного архива Владимира Захарова

«Вся моя жизнь связана с Достоевским», — говорит о себе Владимир ЗАХАРОВ, доктор филологических наук, профессор Петрозаводского университета, главный редактор ПСС классика отечественной и мировой литературы, президент Международного общества Достоевского (в течение двух сроков с 2013 по 2019 гг., ныне почётный президент), автор четырёх монографий и свыше 300 научных статей.

Профессор Захаров принимал участие в недавних XXXVII Международных Старорусских чтениях «Достоевский и современность», прочёл публичную лекцию «Достоевский в настоящем и будущем России».

Владимир Николаевич, почему именно он — Фёдор Михайлович Достоевский? На свете много других писателей. 

— Из любопытства я зашёл в поисковую систему научной электронной библиотеки и задал вопрос, сколько статей и книг о Достоевском опубликовано в юбилейном 2021 году. Оказалось, 1909! Сколько нужно времени, чтобы их прочесть? Что такого открыл миру Достоевский?

Юношей, ещё ничего не создав, в письме брату Достоевский сформулировал: «Человек есть тайна». Разгадывание этой тайны, поиск в человеке человека проходят через всё его творчество. Каждый из героев — личность, о которой нельзя судить поверхностно.

В «Дневнике писателя» Фёдор Михайлович убеждает читателя, что у каждого — «золотой век в кармане», каждый — гений, каждый — Шекспир. Даже выше Шекспира! Кто из писателей так относился к читателям?

Всевозможные рейтинги выводят Достоевского на первые места — «самый цитируемый», например. Хотя это уже медийный аспект. Можно даже в политическом ток-шоу услышать рассуждение о «всечеловеке» Достоевского в противовес «сверхчеловеку» Запада.

— Да? Знаете, слово «всечеловек» у самого Достоевского прозвучало только раз. В его знаменитой Пушкинской речи. Стать настоящим русским, по мысли писателя, и есть стать «всечеловеком». Константин Леонтьев, Василий Розанов, Николай Бердяев поняли это слово как «общечеловек» и не приняли его, тогда как у Достоевского «общечеловек» — почти ругательное слово. То же, что и либерал, космополит. Не русский и не европеец. «Всечеловек» Достоевского — совершенный человек, безусловно, христианин. Преподобный Иустин, сербский философ и богослов, причисленный к лику святых, считал «всечеловеком» самого Достоевского. Он — поэт, пророк, философ и, наконец, апостол, «ибо всечеловек». Слишком смело? В XX веке многие называли Достоевского апостолом, а это уподобление — свидетельство православного святого.

Нет пророка в своём Отечестве?

— Если иметь в виду такие определения, как у Николая Михайловского — «жестокий талант» или Максима Горького — «злой гений», то да.

Им далеко до нашего современника Дмитрия Быкова, объявившего роман «Братья Карамазовы» «началом русского фашизма».

— Вздор и глупость несусветная. Подобные ярлыки абсолютно недопустимы по отношению к Достоевскому. «Дневник писателя» что для нашего, что для заграничного либерала — будто проклятая книга. Кричат: «Он — националист, шовинист и антисемит!». Как пророк Достоевский обличал пороки разных народов, включая русский. Имел право. Но как можно не видеть, что в этой критике он движим высоким нравственным идеалом, идеей и личностью Христа? Увы, не видят. Глупости и грязи, особенно в «сетях», полно. И, вероятно, не случайно. Война против Достоевского — это война против России. И наоборот, война против нас — это война против нашей литературы, против русского языка.

Ну не любят они нас, что поделать. 

— Так и не надо напрашиваться на любовь. Есть у нас такая черта — сами лезем. Исторически так повелось. Допустим, овладела наша интеллигенция в XIX веке французской культурой, заговорила по-французски, и захотелось ей, чтобы во Франции принимали за своих. За подражание и заискивание не любят. За силу и достоинство будут уважать.

Польский министр культуры недавно заявил, что сейчас не сезон для Пушкина или Чехова. Значит, и для Достоевского. 

— Любое общество многослойно. И наряду с такими бескультурными деятелями есть образованные и любящие русский язык и культуру люди. Журнал «Проблемы исторической поэтики», который я редактирую, постоянно получает статьи и от наших польских коллег-русистов. Всегда удивляюсь их прекрасному русскому языку. Лучше многих наших авторов пишут по-русски!

Сегодня едва ли не самое цитируемое из Фёдора Михайловича — про «братьев-славян»: «не будет у России, и никогда ещё не было, таких ненавистников, завистников, клеветников»… 

— К сожалению, сказанное полтора столетия назад актуально и сегодня. В сущности, Фёдор Михайлович предупреждал, что России не на кого рассчитывать, кроме как на себя. В условиях разделённого мира выбор у таких стран, как Чехия или Болгария, невелик. Суверенного будущего у них нет. И не ждал Достоевский от болгар, что они из благодарности за освобождение от турок откажутся от мифических европейских благ. Со своими идеями справедливости, заступничества Россия выглядела Дон Кихотом в политике. Достоевского часто обвиняют в том, что он — империалист и при этом плохой пророк. Вспоминают фразу «Константинополь должен быть наш». Хотя писатель говорил, что «его не нужно завоёвывать» ни для себя, ни для болгар, ни для греков и даже для славянства. Это вызывало насмешки фельетонистов: как же и зачем он будет наш? Достоевский имел в виду, что в национальном смысле Константинополь не нужен России, допускал, что он может стать столицей вселенского православия, но это сейчас невозможно.

Уже в наше время президент Турции превратил Софию в действующую мечеть. 

— А в Годенове, подворье Свято-Никольского монастыря Переяславля-Залесского, в прошлом году по почину игуменьи матушки Евстолии заложен храм — воспроизведение константинопольского, а накануне перед входом в монастырь был открыт замечательный памятник писателю. Достоевский со свечой идёт к храму и в храм. В происходящем я вижу развитие несостоявшейся фантастической идеи писателя. Что ни говори, а именно Россия является сегодня оплотом православия. В нём — её тайна, по слову Достоевского, по свидетельству преподобного Иустина. В сущности, по мысли Достоевского, выбор у нас невелик: либо стать русскими, либо исчезнуть с карты мира. Перед такой альтернативой мы сейчас и стоим.

Не очень оптимистично.

— Да, в православной России воцерковлённых людей по-прежнему 3–4%. Наверное, в этом мы уступаем «дехристианизированной» Европе. Там нет в конституции упоминания о христианстве, но традиция остаётся. А наши школьники и студенты не знают ни Библии, ни Евангелия, не понимают религиозных сюжетов в искусстве. Не все, конечно, но в подавляющем своём большинстве. И я не вижу пока инструментов для перемен в образовании и воспитании. Кафедра, которой я заведую, 30 лет занимается изучением православия в русской литературе. У нас — так, а у других — совершенно иначе: произведения, имеющие глубокое этическое значение, трактуются сугубо социологически. «Капитанская дочка» Пушкина — это роман о Пугачёвском восстании. Это есть, но ведь главное — как Петруша Гринёв сохранил в себе человека. Надо задуматься, зачем Александру Сергеевичу понадобился этот эпиграф: «Береги честь смолоду». Учим литературе, но не учим читать. Русский язык и литература, как и история, должны быть главными предметами не только в школе, но и в университете, в самообразовании каждого из нас.

Как, спросят вас, разве не математика и информатика? В наш технический век. 

— У физиков не бывает потребности писать стихи или читать поэтов? Инженеру не следует ходить по музеям? Техническим людям безразличны живопись и музыка? В человеке всегда живёт потребность в искусстве, в красоте. Другое дело, не у всех есть возможности для самореализации.

Достоевский — студенческий писатель, но если вы — студент-медик, то у вас даже скромного курса по литературе не будет. А в Европе, что бы мы про неё сегодня ни говорили, литературу могут читать и изучать студенты всех специальностей. У нас же если не прочёл человек в школе «Преступление и наказание», так едва ли прочтёт.

Я прихожу в студенческую аудиторию, в которой 20–30 человек записались на курс по Достоевскому, мой американский коллега идёт в аудиторию, в которой 600 студентов. Как автор Достоевский сложен, противоречив, парадоксален. Его нельзя читать как Тургенева или Гончарова. Но куда нам без него? И вот ещё про «технический век»: автор теории относительности Альберт Эйнштейн считал Достоевского главным писателем мира, признавался, что чтение Достоевского даёт ему больше, чем математика Гаусса. Гениальный учёный знал, что в относительности физических миров и метафизики героев Достоевского всегда присутствует Абсолют — идея — идея Бога.

Теги: Старорусских чтения, Достоевский, Владимир Захаров