Романс с жизнью Марка Василевского
Марк Михайлович — живая легенда. Один из организаторов судебно-медицинской службы России. Её история — его биография.
C 1967-го по 2013 годы возглавлял Новгородское бюро, которое сам и создавал. Заслуженный врач России, кавалер орденов Почёта и Дружбы, он по сегодняшний день — в строю: руководит отделом сложных экспертиз. А ведь на днях ему исполнилось 90!
К моей просьбе об интервью он отнёсся раздумчиво. Вроде, всё сказано. За столько-то лет! Но в итоге ответил согласием. И даже приехал в редакцию. Сам. За рулем.
— Марк Михайлович, вы удивительно легки на подъём.
— Конечно, лёгкий, я же — малоежка.
— И это всё, что нужно для активного долголетия?
— Спасибо маме с папой. Сколько нам отпущено — это во многом зависит от заложенной в нас генетической программы. Процентов на сорок. Еще несколько процентов — это медицина. Остальное — как сам человек относится к себе и к жизни. Вот я, к примеру, её люблю.
— И при этом изо дня в день видите смерть.
— Вы понимаете, какая штука: со временем эксперт привыкает к тому, что имеет дело с человеком бывшим. «Роль смерти в совершенствовании жизни» — это нормальное название для научного доклада. И суть профессии, мне кажется.
— Как вы сделали выбор?
— Закономерная случайность. Выбрал медицину, поступил в институт в Свердловске. Наша семья в 1941-м оказалась на Урале. Эвакуация...
«КИНО» О ВОЙНЕ
«22 июня 1941 года мне было 11 лет, мы с приятелем рыбачили под мостом через Ловать. Это было в Великих Луках, на родине. Утро, на небе ни облачка. Вдруг послышался гул: у-у-у... Появились самолеты, посыпались бомбы. Первые упали на железнодорожный узел. Через неделю грузились в эшелон. В пути не раз попадали под авианалеты. Вагоны простреливались насквозь. Много кто погиб. А кто пережил, тот не забудет. Иногда мне кажется, что это — страшный сон. Кино о войне».
— После войны мы остались на Урале. На пятом курсе я уже был женат на будущем акушере-гинекологе. Так получилось, что в городе Асбесте не было судмедэксперта, врач-гинеколог им тоже был нужен. Прокурор и завгорздравотделом дружно пообещали нам квартиру. На последнем курсе я поступил в субординатуру. И мне понравилось!
— Квартиру-то дали?
— Конечно. Правда, сейчас в такое жилье специалиста никаким калачом не заманишь, а мы были рады крыше над головой и печке в комнате. Дом из бруса ходил ходуном, когда начальник милиции Банников, мужчина крупный, поднимался по лестнице на второй этаж. А поднимался он частенько: «Доктор, вставайте, опять двадцать пять». Что означало: опять где-то кого-то... Помните фильм «Холодное лето пятьдесят третьего...»? Вот и у нас было засилье амнистированного уголовного элемента, только в 1954-м.
ГОЛОВАСТЫЙ РЕКС
«У опергруппы был Рекс — мощнейший пёс. Голова — как три человеческих, наверное. Как-то выехали на убийство: прокурор, «опять двадцать пять» и я. Приехали раньше оперативников. Зашли в барак к бывшим зэкам: шум-гам, гармошки. Посреди коридора — тело в луже крови. Вдруг выходит здоровенный детина: глаза красные, в руке — финка. «А, легавые! Над мёртвым телом в шапках стоите!». Первым рванул к выходу прокурор, за ним — я, замыкающим — Банников. С юмором был мужик. Мне на бегу чуть не в ухо: «А я-то чего, у меня же пистолет?!». Выскочили на улицу, там как раз подруливал автозак. Банников аж голос сорвал: «Пускай Рекса!». Рекс помчал огромными прыжками. И тут я снова струхнул: он же меня схватит! Прокурор свой, в форме. А я вроде как от начальника милиции бегу. Но Рекс — какая умница! — прямиком к тому безумному с финкой. Хоп! Рука с ножом зажата в зубах, мужик повержен и прижат к земле».
— За четыре года работы в Асбесте я колоссальную практику прошёл.
— Но тянуло на родину?
— Да, тянуло. Опять же сагитировали земляки, когда в Великих Луках увольнялся эксперт. Потом появилась вакансия начальника бюро в Новгороде, и я снова дал себя уговорить. Благо новгородского зампрокурора Виктора Дунаева знал ещё по Асбесту. Бюро размещалось в старом деревянном здании по улице Фрунзе. Лабораторий не было. Архив хранился в дровнике. И к моему приезду всё сгорело!
ВАМ ДОВЕРИЛИ…
Поистине: лиха беда начало. Диссертация, начатая в Луках, безнадежно легла в дальний ящик. Неустроенность, дефицит кадров — не оправдание. «Вам, товарищ Василевский, доверен важнейший участок работы!». И он работал: учился сам, учил других, совершенствовал базу, «пробил» строительство нового здания бюро, в которое переехали в 1979-м. Кирпичик к кирпичику — в Новгороде образовалось передовое бюро. Место областных и межрегиональных семинаров. Всеобуч, практикум и для студентов, и для профессиональных криминалистов. Было организовано псковско-новгородское общество судебных медиков. Марк Михайлович возглавлял его четверть века. Долгие годы был доцентом НовГУ. Собственно, он стоял у истоков создания Института медицинского образования НовГУ.
— А мог сесть! За то, что почти месячный бюджет бюро вложил в организацию первых кафедр.
— Нецелевым образом, значит.
— Ну, если развитие науки — не цель… Простите за нескромность, мы еще и одними из первых в России открыли генетическую лабораторию, что помогло раскрыть многие тяжкие преступления.
— Вы мемуары не пробовали писать?
— Может, когда уйду с работы, попробую. Сяду и что-нибудь этакое... Многие пишут, чем я хуже? Вот только начни вспоминать — всё больше смешное приходит на ум.
ПЕЧАТЬ ПОЭТА
«В конце 1960-х — начале 1970-х в районах работали люди в годах, но без достаточного багажа знаний. Ох, чудили старики! В Старой Руссе экспертом был фронтовик, бывший сотрудник Московского угро. Высокий, седой мужчина с неизменной тростью. В неё был вмонтирован нож, которым он пользовался... при экспертизах. Свои заключения он сопровождал стихами, преимущественно сатирическими. И ставил официальную печать. Вот образчик его творчества:
«Когда дурак сидит на месте,
Где умный должен был сидеть,
Скажу, друзья, вам я по чести:
Он много может навертеть».
Приезжая в больницу, говорил:
«Главврач, веди себя прилично,
Налей-ка лучше мне «Столичной!».
— Вам он ничего не посвятил?
— Нет, обошлось. Мне всё больше по юбилеям посвящали.
«Как в храм науки, тянутся
сюда все те, кто травмы получили.
И в результате вашего труда
недавно третье кладбище открыли».
Недурно, да? Это коллега-следователь сочинил. На самом деле я очень ценю творческое начало. В любой профессии найдется немало разносторонне способных, даже талантливых людей.
— У вас был замечательный семейный союз: супруга — при начале жизни, а вы — наоборот. Не возникало научных споров?
— Мы с моей Вероникой Николаевной прожили 62 года. Несколько лет назад её не стало. У нас был только один повод для профессиональных споров. Я ей всегда говорил: «Ника, пожалуйста, если видишь, что роды могут быть тяжелыми, непредсказуемыми, лучше делай кесарево». Это гарантия, что ребёнок будет живым и не будет жалоб от матерей.
— Что вас в последнее время порадовало или огорчило?
— Я — оптимист, скажу, что радует. Друзья-коллеги. Студенты — молодежь пошла неравнодушная, культурная, развитая. Моя семья — недавно третий правнук родился, мне кажется, что Миша похож на меня маленького. Я не одинок — со мной дети и внуки.
— А если же вы один дома?
— Люблю читать. Редкий случай, когда не беру домой какую-нибудь экспертизу. Читаю историю, обычно российскую.
— Слышал, что вы обожаете романсы.
— Есть такой «грех». «Дорогой длинною» — это была моя коронка.
— А сейчас напели бы?
— Запросто. Вот арию Ленского, я её в школе на выпускном исполнял, увы, давным-давно не спеть.
— Вы — атеист?
— Я был им, это прошло…
