Один день в «Белом лебеде»

{thumbimage 150px 1}провели корреспонденты «НВ» в канун всероссийского Дня работников тюрем и СИЗО

 В конце года у сотрудников ФБУ ИЗ-53/1 УФСИН по Новгородской области, именуемого в народе «Белый лебедь», сразу два праздника: свой профессиональный и 174-я годовщина основания губернского тюремного замка, построенного в 1836 году на окраине Новгорода.

За эти годы изменилось многое: заметно выросла квалификация работников, сама тюрьма оказалась практически в центре города, стала более открытой для общественности, обзавелась новыми корпусами и теперь может одновременно принять до тысячи подследственных. Но самое главное — надежная охрана спецконтингента — осталось неприкосновенным. В этом мы убедились с самых первых минут пребывания за колючей проволокой в казенном здании.

Моросил дождь, и из-за утреннего сумрака белые стены и без этого мрачного заведения казались серыми и удручающими. С исполняющим обязанности начальника тюрьмы Александром ОСЕЛКОВЫМ мы договорились встретиться на КПП. Но дорогу туда нам преградили железные ворота, у которых уже выстроилась небольшая очередь из сотрудников и посетителей. За ними слышались короткие резкие команды и лай собак. Как выяснилось потом, это разгружался очередной автозак — транспорт, прибывший с партией подследственных. А на контрольно-пропускном пункте, несмотря на стоящее рядом начальство, тщательно осмотрели наши сумки и попросили сдать мобильные телефоны. Потом лязгнули запоры, открылись еще одни двери, и мы оказались внутри.
— Не отставайте от меня, — посоветовал наш сопровождающий, — а то всякое может случиться. Здесь с посторонними церемониться не будут, задержат для выяснения личности.
Мы не отставали, и вскоре оказались в кабинете начальника. Однако побеседовать с ним сразу не удалось: Александр Иванович, ответив на телефонный звонок, отправился на прием посетителей. Мы же оказались под опекой симпатичного старшего лейтенанта, выпускника института экономики и управления НовГУ Антона Калинина. Пять лет назад он решил круто изменить свою жизнь и сейчас занимает здесь должность исполняющего обязанности начальника отдела по воспитательной работе. Старший лейтенант и ввел нас в курс дела, обрисовав общую обстановку в СИЗО:
— Наше учреждение занимает площадь в полтора гектара, рассчитано на 906 человек, которые содержатся в 150 камерах с учетом нового корпуса, введенного в 2006 году. Кстати, тех камер повышенной комфортности, о которых журналисты так любили в свое время писать, давно нет, и все содержатся в одинаковых условиях по 4–8 человек в камере. Исключение — несовершеннолетние и женщины, для которых в новом корпусе созданы более мягкие условия. Сегодня в СИЗО находится около 600 подследственных, а за год их проходит более 6 тысяч. Это: обвиненные и осужденные, у которых приговор еще не вступил в силу, прибывшие по этапу из колоний для доследования по второму уголовному делу, и те, кто прямо здесь отбывает наказание в хозяйственном отряде. Последние — обычно люди с первой судимостью. Число их не превышает 52 человека. Они работают в столовой, занимаются ремонтом и уборкой.
Что же касается самого коллектива сотрудников следственного изолятора, то это — более 250 человек, 100 из которых офицеры с высшим образованием. Среди младших инспекторов тоже немало выпускников вузов, в том числе и ведомственных, так как работа здесь выгодна — она позволяет учиться заочно и бесплатно. Поэтому и текучки большой нет, никто, получив пенсию по выслуге лет, уже не стремится уйти ни в какие частные охранные структуры.
Вернувшийся в кабинет Александр Оселков отметил, вступив в разговор, и другие существенные изменения, которые произошли за последние годы:
—  Вот бегаю на прием посетителей. Только что с женщиной из Санкт-Петербурга разговаривал, сын у нее здесь сидит. Просила оставить его отбывать срок наказания в одной из новгородских колоний. А как такое пообещать? Его же могут и на особый режим отправить, а у нас таких колоний нет. Так часто и бывает — именно из-за незнания многие сюда приезжают, чаще всего разрешение на свидание просить, что тоже не в нашей компетенции. Но мы со всеми встречаемся в любой день недели — или я, или мой заместитель. Частые гости у нас и представители общественности — уполномоченный по правам человека и прочие. Стала привычной и видеосвязь подследственных с судом. Это и есть признаки той самой гуманизации в системе исполнения наказаний, которую часто упоминают. К сожалению, чаще всего закавычивая такое слово. Но это на самом деле есть, процесс идет.
Нашу беседу прервали ожившие динамики внутренней связи, напомнив, что мы находимся на территории тюрьмы: «Внимание, облако! Пост № такой-то..!». Это означало нештатную ситуацию, возникшую в определенном участке изолятора.

Бывает же таких нештатных ситуаций немало. Особенно часто происходят они с новичками, лишь недавно прибывшими с воли. Тем более если они уже имеют за плечами криминальное прошлое и любовь к алкоголю. Антон Калинин рассказал, что в состоянии абсентного синдрома с контингентом случается всякое:
— Бывало и такое, что одному в камере бассейн мерещился, а другой на полном серьезе футбол «по телевизору» на стене камеры смотрел. Неповиновение тоже присутствует: отказ в камеру войти или, наоборот, из нее выйти. Или попытки с передачей запрещенные предметы с воли передать. Здесь такая фантазия у родственников и друзей проявляется, впору книгу писать. И спирт в апельсины закачивали, и иголки в швы на одежде прятали. После встречи с адвокатом иногда что-то в камеру проносят. Вот тогда и раздается: «Внимание, облако!». А вот нападения на сотрудников — редкость. Побегов и вовсе лет десять не было.
Действительно, летом этого года УФСИН по Новгородской области в обзорном письме директора ФСИН России было отмечено как один из территориальных органов, в которых более десяти лет не было допущено побегов из-под охраны. Поэтому о последней попытке побега, как об историческом событии, здесь знают даже новички. Это была попытка побега «по подмене» — вместо одного заключенного, который был отпущен на свободу, выйти попытался другой. И тому, и другому добавили по восемь лет. А еще раньше, в 1990-х, шесть человек попытались убежать через подкоп, и тоже неудачно.
Жалоб на волю уходит из этих стен немало. Пишут во всевозможные инстанции, включая Президента России Дмитрия Медведева и лидера ЛДПР Жириновского. Отвечает, как правило, лишь последний, отписываясь общими фразами и призывами вступить в его партию. Как пояснил Александр Оселков, читая подобные послания, сотрудники СИЗО всегда стараются предложить другие адреса. Но если подследственный настаивает, то все-таки отправляют. Есть такие письма на волю, читать которые не имеет право даже начальник тюрьмы — это послания в органы прокуратуры. По существующему закону их не только нельзя вскрывать и подвергать цензуре, но и необходимо отправить в течение суток. И это тоже — гуманизация.

Среди сотрудников ФБУ ИЗ-51/1 есть немало женщин. С одной из них — настоящей старожилкой, капитаном внутренней службы Жанной ЛАПИНОЙ — удалось познакомиться и пообщаться. 20 лет назад она пришла сюда, как когда-то и ее мама, вольнонаемной, и прошла всю служебную лесенку — от младшего инспектора до начальника дневной смены отдела режима.
Получить этот пост ей помогла учеба в институте МВД, который она закончила, что называется, без отрыва от производства. Сегодня у нее в подчинении более двух десятков инспекторов и еще больше ответственности — под ее контролем весь распорядок дня обитателей следственного изолятора. Жанна призналась, что больше всего внимания приходится уделять несовершеннолетним, несмотря на то, что условия их пребывания здесь больше похожи на интернатские.
И действительно, заглянув в «детские» камеры, мы увидели аккуратно заправленные койки с чистым постельным бельем, уютный холл и даже телевизор. Многие из здешних малолеток не видели такого и в своих семьях, чаще всего — неблагополучных. И все же подростки — самые трудные из всего спецконтингента.
Бывает непросто и с женщинами. Жанна до сих пор вспоминает одну из них:
— Ту взрослую женщину лишили свободы в зале суда, что было для нее шоком. Когда ее привезли в СИЗО, она была в ужасно угнетенном состоянии и все твердила, что там, на воле, у нее остались внуки, о которых некому позаботиться. Она ничего не ела и исхудала, уже не могла вставать с постели. И я решила с ней чисто по-человечески поговорить. Попыталась вселить в нее надежду, что все еще может измениться, что еще не было суда. Мы много говорили с ней, и когда я вновь спустя некоторое время увидела ее, то удивилась переменам — она воспрянула духом. А чуть позднее она, увидев меня, отвела в сторону и радостно заявила: «Действительно не все так плохо складывается. Спасибо вам за участие!». Но еще чаще, конечно, приходится быть строгой и жесткой, держать дистанцию со всеми. Но одновременно общаюсь только на «вы» и от подчиненных этого требую.
На вопрос, изменила ли работа ее характер, Жанна заулыбалась в ответ:
— Если имеете в виду, стали ли я грубой, то нет, конечно! А вот характер свой закалила, не чувствую себя беспомощной и в гражданской жизни. Да если бы меня тюрьма в худшую сторону изменила, разве пошел бы сюда мой сын работать?! А он уже принял такое решение, вернувшись из армии. Здесь много плюсов есть. Вот, например, я уже в 36 лет пенсионеркой стала. Да и стабильность, возможность карьерного роста тоже привлекают.
Жанна, так же, как и ее коллеги, в свой профессиональный праздник привычно приступит с утра к своим обязанностям. Единственным отступлением от обычного распорядка дня станет торжественное собрание, на котором руководители новгородского УФСИН вручат сотрудникам московские награды, местные грамоты и премии. Возможно, будут и счастливчики, которые получат в этот день досрочные звания.
За спинами вновь лязгнули замки, на КПП нам вернули телефоны, но выйти на свет божий сразу не удалось. Так же, как и утром, главные ворота тюремного замка были захлопнуты наглухо. В маленькое окошечко КПП с улицы просунулась чья-то рука, в которую дежурная вложила увесистый пистолет: готовился к отправке очередной автозак. И, несмотря на массу положительных впечатлений от увиденного, я его пассажирам не позавидовала.