Четверг, 18 июля 2024

Редакция

Трое из ZOO

{thumbimage 150px 1}65 лет назад самая страшная война минувшего столетия подошла к закономерному финалу. Логическую точку в ней поставила операция по взятию Берлина — с кровопролитными боями за каждую улицу, каждый дом, каждую укрепленную точку. В ночь с 30 апреля на 1 мая советские солдаты, продвигавшиеся к имперской канцелярии через огромный лесопарковый массив Тиргартен (буквально «сад животных»), проломили преградившую им путь стену и оказались на территории собственно Берлинского зоосада (Zoologischer Garten, или, если сокращенно, — просто ZOO)...

Тигры на улицах

Многие из читающих эти строки наверняка вспомнят эпизод из заключительной серии советской киноэпопеи «Освобождение», когда наши бойцы проявляют в Берлинском зоосаде чудеса отваги и милосердия: «Львов — игнорировать!», без единого выстрела проходя мимо сидящих на аллее хищников.
Выбежавшие на берлинские улицы питомцы самого старого в Германии зоопарка — вовсе не сценарная выдумка. В архиве немецкой столицы хранятся документальные фотографии, на которых тигры и гепарды гуляют за пределами разбомбленных клеток. Но уцелеть повезло далеко не всем. Вот что писал в своей книге «Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев» американский журналист, один из лучших военных репортеров ХХ века Корнелиус Райан:
«Жертвы среди животных были огромными. С каждым взрывом снаряда в небо взлетала стая птиц. Львов застрелили. Розу, гиппопотама, убил в ее собственном бассейне снаряд. Шварц, смотритель птиц, был в отчаянии: каким-то образом редкому аисту абу-маркубу, проживавшему в его ванной комнате, удалось сбежать. А командир зенитной башни приказал директору зоопарка Лутцу Хеку уничтожить павиана. Его клетка была повреждена, и существовала опасность, что он сбежит.
Хек с винтовкой в руке подошел к обезьяньим клеткам. Павиан, старый друг, сидел на корточках у решетки. Хек поднял винтовку и почти коснулся дулом головы животного. Павиан мягко оттолкнул дуло в сторону. Потрясенный Хек снова поднял винтовку, и снова павиан отклонил дуло. Хек попробовал еще раз. Павиан грустно смотрел на него, и Хек выстрелил»...
По большому счету авиация союзников бомбила — задолго до 30 апреля — не столько клетки и вольеры, сколько две хорошо укрепленные зенитные башни, одновременно служившие бомбоубежищами. Так что ко Дню Победы ZOO превратился в гигантский пустырь с пустыми домиками для птиц на прудах. В частности, были разрушены и знаменитые Elefantentor — Слоновые ворота, вход в зоосад со стороны Будапештской улицы. Это уникальное сооружение с двумя 27-тонными скульптурами из эльбского песчаника в виде лежащих слонов было воссоздано только в 1984 году.
А из 3715 экземпляров животных (огромная коллекция даже по нынешним меркам) уцелел всего лишь 91 обитатель зоосада. В это число, в частности, вошли 2 льва (не всех застрелили), 2 гиены, 10 павианов-гамадрилов, 1 шимпанзе, 1 дальневосточный аист, 1 китоглав (тот самый абу-маркуб, удравший из ванной смотрителя Шварца), 1 азиатский слон и 1 бегемот.

Его звали Кнаучке

Вот о бегемоте-то и речь.
Это был молодой самец по кличке Кнаучке.
Он родился 29 мая 1943 года и до самой своей смерти в 1988-м оставался любимцем миллионов горожан, регулярно приходивших повидаться с ним в ZOO. Бегемот стал притчей во языцех, и по сей день берлинцы, желая подчеркнуть чью-либо известность или популярность, восклицают: «Да он знаменит, прямо как Кнаучке!».
Потихоньку разбираясь с оставленными войной проблемами, в Берлине решили наконец покончить и еще с одной: прервать одиночество своего бегемота. И стали искать для него пару. Самка нашлась в Лейпцигском зоопарке, где она также коротала дни в одиночестве. Шел 1952 год.
Была, однако, загвоздка. Лейпциг находился в советской оккупационной зоне Германии. Тем не менее руководство зоны, весьма твёрдое по многим вопросам, прониклось жалостью к гиппопотамам-одиночкам и на время отправило «свою» Крету в Западный Берлин. Договорились так: беременная бегемотиха возвращается в Лейпциг и производит отпрыска там. Если родится сын — он остается с ней, а если дочка — едет к папе.
В итоге родилась Булетта (в переводе — «котлетка») — своего рода символ солидарности между Востоком и Западом. Судьба ей вышла оказаться женой собственного отца, но для бегемотов такое  в порядке вещей. В 1958-м этот союз дал Жетту — первого бегемотика, родившегося в Берлине после войны. Всего же Кнаучке стал отцом 30 детишек, и сегодняшние бегемоты ZOO приходятся ему внуками и правнуками.
Сегодня возле входа в новый павильон, технологическое чудо, возведенное для бегемотов в 1997 году, стоит скульптурное изображение старины Кнаучке — точно такого, каким он предстает на одной из фотографий. Одновременный памятник минувшей войне и животному, в ней уцелевшему. Его бронзовые уши и ноздри отполированы бесчисленными касаниями «на счастье». Блестит и спина, сидя на которой обожают фотографироваться маленькие, юные и отчасти молодые посетители зоосада.

Воплощённые в музее

Истории двух других некогда знаменитых обитателей берлинского Zoo я узнал в залах Берлинского музея естественных наук, или Naturkunde, что расположен на улице Инвалидов (смотри «НВ» от 27 февраля и 27 марта). Известно ведь, что в хорошем зоомузее, пройдя через руки умелого мастера, животное фактически получает новую, практически вечную жизнь. Ну хорошо, не жизнь, а воплощенную память о себе самом.
Одна из новых выставок музея сегодня рассказывает о многообразии копытных млекопитающих. И хотя в ней всего-то 28 экспонатов, представлена эта группа всеми возможными вариациями — от гиганта азиатского слона до крохи оленька размером с домашнюю кошку. Любопытно, что все «биоскульптуры» (не поворачивается язык назвать их чучелами) стоят без каких либо ограждений в виде стёкол или шнуров. Ибо посетитель в Берлине культурный, и доверие к нему соответствующее.
Так вот среди собранных на выставке копытных выделяется огромный индийский носорог, отметивший уже 100 лет пребывания в этих стенах. Молодым его привезли в Zoo в 1872 году вместе с такой же самкой в надежде, что зверям не будет скучно, и они станут приносить потомство. Носороги выросли и в свой срок вступили в пору зрелости. И вот видят служители: начал самец самку гонять по всему загону, а потом как наподдаст ей рогом в бок — она аж наземь повалилась в полном ошеломлении. Работники зоосада, понятно, перетрусили (звери-то дорогие!), разделили животных как не сошедшихся характерами, а потом отправили самку в зоопарк Франкфурта-на-Майне. Не знали тогда ни они, ни даже учёная братия, что именно такое поведение для этих животных — норма и предшествует успешному спариванию...
А из витрины другого зала, посвященного искусству таксидермии и подробно рассказывающему, как создаются экспонаты зоомузея, на меня глядела очень знакомая горилла. С виду явный взрослый самец, но какой-то уж больно «по-мальчишески» несерьезно хмурый. А, ну да, конечно же! Это ведь знаменитый Бобби, каменное изображение которого (высеченное скульптором Фрицем Беном) стоит в Zoo недалеко от павильона приматов. Деля клетку с приятелем-шимпанзе, был он игривым любимцем посетителей зоосада с 1928-го по 1935-й годы. Однако в девятилетнем возрасте съел что-то не то и умер от аппендицита. Став любимцем теперь уже посетителей музея.
Только после смерти выяснилась причина «вечного мальчишества» выросшей обезьяны. Недоразвитый гипофиз помешал Бобби трансформироваться в зрелого самца, и до конца дней своих он был приговорен оставаться огромным гориллёнком массой 262 кг...
 
Андрей КОТКИН
Фото автора