Засада боевиков подстерегла новгородских милиционеров на горной дороге из Шатоя в Шарой
У подполковника Александра Арсентьева, начальника Крестецкой криминальной милиции, в день нашей встречи было отличное настроение. Через пару часов он сядет за руль своей машины и поедет к жене, юной дочери и сыну- второкласснику в родной поселок. Вот только выписку надо получить из госпиталя и с Мишей проститься. Майору Михаилу Дроздову общаться с врачами еще дней десять, не меньше. А пятерым боевым товарищам медицина уже не поможет — свои жизни они оставили там, в Чечне.
Новгородский сводный отряд милиции отправился в очередную служебную командировку в феврале 2009 года. После традиционного молебна в древнем Покровском соборе 120 человек разобрались по автобусам. В течение ближайшего полугода им предстояло нести службу в Шаройском районе Чеченской республики. Командир роты новгородского милицейского подразделения временной дислокации в Шаройском районе рушанин Михаил Дроздов уезжал в командировку впервые. А у Александра Арсентьева это уже вторая боевая операция после Северной Осетии.
Пионерский лагерь
Свой лагерь на горном плато они называли «пионерским». Господствующая вы-ота, мешки с песком по окружности, армейские палатки внутри. Рядом — две дороги, ведущие на перевал и обратно. Ночью и днем стояли на блокпостах, проверяли транспорт, помогали местной милиции оформлять документы. Ну и спецоперации, конечно, о которых люди в погонах предпочитают не болтать.
— Ближайший к нам Шарой — районный центр, там зарегистрирована примерно тысяча человек, а живет — 50, не больше. Разводят овец, коров, пчел. Чеченцы, аварцы — население смешанное, народ дружелюбный. За все пять месяцев даже случая не было, чтобы кто-то с кем-то поругался, — Александру Арсентьеву об этом вспоминать нравится, он улыбается, только иногда непроизвольно потирает лоб — контузия быстро не проходит. — Шатой в 60 км, уже ближе к цивилизации, но что случится — к нам бегут. Представляете, некоторые местные жители читать-писать не умеют, а электричество им вообще два года назад провели. Наши, кстати, им проводку время от времени чинили.
Столкновений с бандитскими формированиями за время пребывания новгородского отряда в Шаройском районе не было. В «центр» докладывали, что милиционерам удалось найти схрон с автоматами, пистолетами и большим количеством боеприпасов. Срок окончания командировки каждый сотрудник МВД знал назубок. А кто не помнил — всегда мог посмотреть на «календарь», выложенный из белых камней в лагере: здесь ежедневно отмечалось количество дней, оставшихся до возвращения. 25 дней значилось здесь 2 августа 2009 года. А 3 августа Михаил Дроздов с тяжелыми ранениями лежал на операционном столе в госпитале селения Итум-Кале. В это время Александр Арсентьев боролся с беспамятством в мечети какого-то горного села.
Бой
— По Чечне лучше не ездить. «Под нами» вообще такой район, что добираться до райцентра очень тяжело. Две дороги по горам — одна осыпается все время, а по второй часто стреляют.
Мы сидим у медсанчасти УВД по Новгородской области в тихом зеленом саду. Солнечные лучи, прорываясь пятнами сквозь листву, придают больничным пижамам вид камуфляжа. Александр и Михаил — последние, кто долечивается здесь после августовского инцидента. Двое их легко контуженых товарищей выписались гораздо раньше. Мои собеседники все ходят вокруг да около — в переносном смысле, конечно. Если в прямом — то ходить им пока трудно. Александр осторожно поворачивает голову, Миша вообще старается пристроиться так, чтобы ничего не касаться туловищем. Как сам обмолвился, «ранений многовато».
— Вспоминать лишний раз не хочется, — произносит Михаил. — В госпитале в Грозном лежал три недели, даже телевизор не смотрел. Так проще.
Ему 32 года, возглавляет уголовный розыск отдела внутренних дел в Старой Руссе. Из родных — мама и отец. Девушку, говорит, ищем.
— Мы поехали на координационное совещание к коменданту Шатойского района, который нас курировал, — Александр Иванович как старший по званию начинает рассказ. — Прибыли в четыре дня. Посовещались с комендантом, начальником штаба о проведении спецмероприятий. Обратно по горам ехать три часа, хотели засветло добраться…
Двигались на трех машинах. Один «УАЗ» был бронированный, в нем ехали Арсентьев и еще трое. Во втором, обычном «Хантере», находился командир временного подразделения новгородской милиции на территории Чеченской республики, на родине — начальник отдела внутренних дел по Шимскому району полковник милиции Валерий Жердецких. Его сопровождали Михаил Дроздов и двое бойцов. На пятидверной «Ниве», замыкая колонну, двигались начальник местного угро Мовсар и два его бойца.
— Половина седьмого было, светло. У них в горах солнце — как у нас, только темнота наступает резко. Раз — и падает, — замечает Михаил. — Рядом лес, тишина. Впереди — подъем, за ним — развилка. Вот там нас и обстреляли. Едем почти впритирку, вдруг видим, что головная машина под- прыгнула и встала. Начался обстрел, стало слышно, как пули бьют по железу... Это несколько секунд было, только рассказывать долго. Пошли на обгон бронированного «УАЗа», который встал. Это принято — не останавливаться, чтобы выйти из зоны обстрела. А получилось, что вышли на линию огня. Жердецких сидел на переднем пассажирском, я — сзади справа. Когда начался обстрел, полковник скомандовал: обгон! У меня автомат стоял на полу, я наклонился, чтобы передернуть затвор. И получил удар в плечо — борт машины можно отверткой проткнуть, не то что пулей. Выпал из машины, стал стрелять в ту сторону, откуда велся огонь по нам. Получил еще одно ранение. Только успел в салон заглянуть, двух передних пассажиров не увидел. Потом понял, что их убили на месте. Командира, получается, прямо в машине, а водитель успел выбежать, но попал под пулю. Подполковник Арсентьев ехал в первой машине.
— Когда из гранатомета попали сюда, — он машет рукой вперед и налево: в капот, значит, — «уазик» встал, как конь, на дыбы, двери открылись. Я почувствовал страшный удар по голове, меня из кабины вышвырнуло, сознание потерял сразу. Машина бронированная была, потому и не погиб.
Потом ему рассказывали: когда «Хантер» остановился рядом с броней, он был просто решето, весь насквозь простреленный.
А Михаил помнит, что увидел: двое своих отстреливались, укрываясь за машиной. Дополз до заднего колеса. Сбоку вели огонь чеченские милиционеры: «Одного убило сразу, второго я не видел, третий с нами вел ответный огонь». Обе машины горели, у броневика — днище, у «Нивы» дымилась «морда», а задняя часть была пол- ностью в огне. Костя Малышев, водитель бронированного «уазика», говорит: «Сейчас рванет, у меня два бака полных, уходить надо». Поднялись, постреляли еще и двинулись вперед, направо, через кусты. В ту сторону, где была база. До нее оставалось километров 40.
— А я в это время отползал налево. Мы друг друга вообще не видели из-за горящих и дымящихся машин. Мне кажется, у меня был шок и провалы все время, в темноту уходил, — Александр словно вторую часть батальной картины дорисовывает. — Даже мата не было. Помню только, что злость была, непонятно на кого. Не на то, что на бандитов напоролись, нет, к этому у нас каждый был готов.
Полз Арсентьев, потеряв направление, как оказалось, в ту сторону, где у «чехов» пулеметчик был. Когда до поляны добрался, он уже отошел. У милиционера оставался один рожок. — Помню еще одно «включение», часа через два — по-чеченски зовут: «Мовсар!». Понял, что ищут нашего милиционера. И голос узнал — это еще один сотрудник, я с ним давно работал. Стал кричать, только без толку. Нет никого из наших, думал, все погибли. Вижу, что двое горят, двое убитых лежат.
Помню еще, что наверх меня поднимали. Сначала одного чеченца в мечеть перенесли, когда до села добрались, потом меня и Мовсара, он тоже раненый был.
А машины, кстати, не взорвались — как в кино не получилось.
Возвращение
На следующий день к месту бандитского логова ходили местные.
— Нашим после сообщили, что двоих- троих мы все-таки зацепили. Там снайпер был — оптику чьим-то метким выстрелом снесло. Наверное, им здорово досталось, — Арсентьев снова трогает голову. — Обычно, как ребята рассказывают, бандиты после нападения и добивать приходят, и видео в Интернет выкладывают. Наверняка и с нами так планировали. Видео в сети было якобы о нашем столкновении, но там даже не наш «уазик». Наврали!
Раненого майора Дроздова два сержанта — Александр Федоров и Константин Малышев — тащили вместе. Ногами он слегка перебирал, а вот подхватить его поудобнее ни справа, ни слева было невозможно — везде раны.
— Шли до развилки, кажется, долго. Я потом по схеме смотрел — прошли метров 150—200. Остановились, вкололи мне обезболивающее, перебинтовали как положено. Идти я не мог однозначно. Они и сами были контуженые, похоже, делали все на автопилоте. Мною как старшим группы было принято решение — ребята должны добраться до пограничной заставы, как можно быстрее доложить о том, что произошло. Я все равно идти не мог, автомат и патроны при мне оставались. А еще… там трава была высокая, где я отлеживался, почти безопасно. Воздух горный, холодный. Потом я поднялся и пошел на дорогу…
До перевала, где пограничный пост, было километров 10. Новгородские милиционеры их не прошли — пробежали. Два с половиной часа на одном дыхании. Они первыми сообщили о нападении боевиков. Михаилу повезло: в четыре часа утра по горной дороге в Итум-Калинский роддом везли беременную женщину. По стечению обстоятельств это были тоже милиционеры, только чеченские. Раненого подобрали и вперед роженицы отвезли в местный госпиталь, оттуда — в Грозный. Александра Ивановича Арсентьева к врачам доставили вертолетом.
Как настоящие милиционеры они не преминули заметить, что по факту боестолкновения возбуждено уголовное дело: «Мы не мстим, просто враги должны быть наказаны, и это справедливо». Потери новгородского отряда милиции составили: четверо погибших, один тяжело раненый, трое контуженых.
— Мама из Руссы третьего августа позвонила, мне уже в госпитале все необходимое сделали. К ней пришло руководство моего отдела, утром пришли, хотя командование о нашем бое узнало раньше. Только тогда информация обо мне шла другая... Поэтому они ночью будить семью не стали и правильно сделали: через несколько часов пришло уточнение, что я жив, только ранен. Правда, мама до сих пор не знает, насколько, да и говорить об этом незачем, — похоже, что Миша устал.
Разговор сам собой сходит на нет. Во двор госпиталя въезжает легковушка. Михаил провожает ее глазами и вдруг бросается в раскрытые руки худенькой женщины. Его спина вздрагивает — даже от самых ласковых объятий раненым бывает больно.
Юлия ГЕНЕРОЗОВА
