{mosimage}— Как вас найти?
— Езжайте по Григоровскому шоссе, завернете во двор, направо будет морг, налево отдел живых лиц. — На том конце провода рассмеялись, и я поняла, что попалась на профессиональную шутку судебно-медицинского эксперта.
— Езжайте по Григоровскому шоссе, завернете во двор, направо будет морг, налево отдел живых лиц. — На том конце провода рассмеялись, и я поняла, что попалась на профессиональную шутку судебно-медицинского эксперта.
Поначалу мне показалось, что вся наша беседа будет проходить стоя. Начальник Новгородского областного бюро судебно-медицинской экспертизы, заслуженный врач России Марк Михайлович ВАСИЛЕВСКИЙ ходил по своему кабинету в привычном белом халате и не думал останавливаться. Фотокорреспондент не успевал ловить его в объектив: движения врача были порывисты, руки доставали и перекладывали бумаги. Однако, заняв мягкое черное кресло, Марк Михайлович стал просто излучать внимание, и вся его энергетика сконцентрировалась на корреспонденте.
Вопрос был по-журналистски наглый — расскажите о деле всей вашей жизни. Но когда известно, что человеку 79 лет и 42 года из них он успешно возглавляет очень непростую службу, «провокация» оправдана.
В Новгород Марк Василевский прибыл с 11-летним стажем работы после окончания Свердловского медицинского института. За три года до его приезда бюро судебно-медицинской экспертизы на улице Тимура Фрунзе сгорело полностью, с оборудованием и документами. Все лабораторные исследования проводились в Ленинграде, местная экспертиза была, по его словам, «малоразвитой организацией». Приехал с почти готовой диссертацией, но закончить ее не пришлось, потому что внутри у 37-летнего специалиста образовалось «какое-то огромное чувство долга, которое никуда не ушло на протяжении последних 40 лет». Кому и что он должен, Марк Михайлович и себе не может объяснить, но убежден в том, что именно это ощущение и заставляет его все время двигаться вперед. Он не должник — он человек долга, а это две большие разницы.
— Мне пришлось проектировать здание, набирать и обучать кадры, доставать жилье для сотрудников. У нас мало было своего оборудования, нужно было строить лаборатории. В приоритетах у тогдашнего руководства области судмедэкспертиза не значилась. В те времена начинали возводить областную детскую больницу, о живых думали больше.
Пришлось пойти на хитрость. Говорю: нет в городе панихидного зала, негде попрощаться людям. На зал деньги выделили из коммунального хозяйства, но сначала я построил бюро. Рисковал сильно. Тогдашний хозяин области, Антонов, человек был жесткий. Но как-то это дело с рук сошло. Правда, потом мы построили панихидный зал за счет средств здравоохранения.
Тут самое время спросить: а есть ностальгия по советским временам?
— Есть ностальгия по молодости, тогда все казалось светлым. Наоборот, я с ужасом думаю, не дай Бог они вернутся. Фальшивые лозунги, бесконечные собрания. Я и в партию не вступил потому, что собрания ненавидел — они отбирали много времени у работы.
Её действительно было немало. Хотя, по сравнению с началом карьеры Марка Василевского на Урале — воспетым в кино «Холодным летом 53-го года», когда амнистировали огромное количество преступников… В общем, не успевал ложиться спать, как снова поднимали на убийство.
Работать от зари и до зари и чувствовать себя при этом свободным — немыслимая роскошь.
— Лично для меня свобода дороже всего, — при этих словах Марк Михайлович даже выпрямился в кресле.
— А как быть с философским постулатом — «жить в обществе и быть свободным от общества невозможно»?
— Моя свобода обеспечивается моей специальностью, как бы это странно ни звучало. Я независим в своих выводах и подчиняюсь только закону. Вот у меня на столе, смотрите, Уголовно-процессуальный кодекс, Уголовный, Закон о здравоохранении, о государственной экспертной деятельности.
— И вы никогда не испытывали нажим?
— Наверное, я поставил себя так, что на меня не особенно нажмешь. Когда-то было, что называется, «со стороны орг-
преступности». Приходил представитель некогда бывших на слуху людей, просил дать заключение о смерти некоего человека, такое, какое их устраивало. Разговор у нас не состоялся. Мой отец говорил, что самое лучшее на свете — это сон. Если совесть твоя чиста — спишь спокойно. Я придерживаюсь его совета до сих пор.
Утверждение, что мальчики, родившиеся в Великих Луках, с детских лет не мечтают стать судебно-медицинскими экспертами, — аксиома. Отец Марка тяжело болел, и сыну казалось, что, став медиком, он сможет облегчить его страдания. Василевский-младший и выбрал бы карьеру обычного доктора, но на пятом году обучения в институте студентам читали курс судебной медицины.
— И меня увлекло. Оказалось, что это сочетание всех врачебных дисциплин, которые мы изучали. Если для травматолога нужно установить перелом и его залечить, то для судмедэксперта важнее механизм перелома, как он образовался: от падения, от удара, каким предметом и даже с какой стороны. Есть судебные акушерство и гинекология, токсикология и стоматология.
Мы применяем все познания, которые накопило человечество, без преувеличения — физика, химия, математика, оптика. Яды — да каждый день сталкиваемся. В основном это алкоголь и медикаментозные отравления как следствие неумеренного и неправильного употребления лекарств. Если говорить об убийствах, то к ядам наши современники редко прибегают, все больше нож, топор, огнестрельное — неизобретательно как-то, — Марк Михайлович пожимает плечами.
Честно говоря, воспоминаний о «самых интересных случаях в работе» я у Марка Михайловича не просила. Но что делать, если его жизнь состоит из этих самых случаев.
— Вот пример — в результате столкновения автобуса и машины погибли люди, обвинили водителя автобуса. Он, правда, тоже скончался. Но на вскрытии оказалось, что его сразил обширный инфаркт в тот момент, когда он был еще за рулем. И это доказали наши исследования. С человека, хоть и посмертно, сняли вину.
Несколько лет назад Новгород взбудоражило убийство жены инженера одного крупного производства. Ее зарубили топором прямо в постели. По версии мужа, неизвестные. Сам супруг, показывая рубашку со следами крови, говорил, что пытался поднять жену, чтобы оказать помощь. Но эксперты доказали, что брызги крови на ткани от его преступных действий. Если бы он просто прикоснулся к жене, то на одежде остались бы пятна. Признательные показания инженер дал тут же, в кабинете эксперта.
После будоражащих кровь историй самое время спросить:
— Разве вы никогда не уставали от морального прессинга, у вас не было желания бросить все и уйти?
— Были порывы уехать — члены семьи болели, но я должен доделать то, что обещал. Я не знаю, можно ли назвать это фанатизмом… В общем, не уехал, хотя и были серьезные приглашения в другие города. Не мог оставить бюро на полпути.
Я думаю о том, что время уходить все равно наступит. Мне есть на кого оставить свое дело. Из 33 врачей в бюро 24 аттестованных, из них 70% — это эксперты высшей категории, и это хороший показатель. По сравнению с другими мы на очень неплохом счету. Даже после ухода с должности начальника мой опыт пригодится для проведения сложных экспертиз.
Ему нравилось говорить об этом. Видно было: он предвкушает еще один, абсолютно новый этап работы и жизни.
Понятно, что на веку Марка Михайловича в медицине случилось немало невероятных открытий, особенно поражают достижения последних десятилетий. Например, генетика, которую в шестидесятых заклеймили «продажной девкой империализма», означала революцию в судебной медицине. И в Новгородском бюро её стали успешно развивать и применять — четвертыми в стране после Москвы, Петербурга и Новосибирска.
— Мы стали проводить установление отцовства и материнства. В моем кабинете потерявшиеся во время войны люди плакали от счастья, подтвердив свое кровное родство. Это дорогого стоит, — говорит Василевский и по моей просьбе перечисляет десяток способов исследований, которыми пользуется его бюро.
— С помощью микрорентгенограмм можем определить половую и видовую принадлежность по самым мелким костям. Внедрили компьютерную программу по определению пола и расы. Есть программа, которая рисует облик человека по черепу. Кстати, очень похоже на оригинал получается, — развеселился вдруг мой собеседник. — Есть микроскопические методы исследования, мы можем сказать, прижизненные или посмертные это повреждения, определить время преступления с точностью до часов.
— Это было 23 года назад, в 10 часов пять минут?
— Нет, не так. По повреждениям определяем, когда и за сколько времени до наступления смерти они были нанесены. Таким образом, следствие может «привязать» того или иного фигуранта к преступлению.
Драматургия жанра требует, чтобы в бочку меда была добавлена ложечка дегтя, и поэтому я спрашиваю, а что ему как профессионалу не нравится, раздражает? Но он смеется, с пути его не сбить.
— Вас не интересует наша помощь здравоохранению? Комиссионная экспертиза врачебных ошибок? Ведь бюро судмедэкспертизы словно двуликий Янус — одной стороной мы обращены к органам правопорядка, а другое наше лицо повернуто к здравоохранению.
Кто ж откажется поговорить со специалистом о неправильно ампутированных детских ручках или насмерть залеченных пациентах? Ведь у общества складывается впечатление, что доктора горой стоят за честь своего белого мундира, и никогда объективности от них не дождешься.
— Только вчера звонили из Иванова, просили провести экспертизу по смерти ребенка. Из других регионов обращаются к нам, когда не доверяют выводам местных экспертов. Врачебная ошибка — это не уголовное деяние. Ошибка — это добросовестное заблуждение. Там, где нет халатности, небрежного отношения к службе, связанного с невежественным врачеванием. Вот последнее — это уже уголовно наказуемое деяние. По новому УК врача могут привлечь к ответственности за неосторожное убийство или нанесение телесных повреждений.
Знаете, общество не всегда право. Иногда бывает так, что врач не мог не совершить ошибку в силу объективных причин, а ведомственные проверки порой бывают жестче экспертных заключений.
Стали ли сегодня чаще привлекать врачей к уголовной ответственности? Нет, не сказал бы. Большинство ситуаций заканчивается на уровне внутреннего рассмотрения, потому что всегда находятся обстоятельства, которые дают возможность врачу избежать уголовного наказания. Вот нашумевший случай с ампутацией руки у младенца, после которого врач покончил жизнь самоубийством в тюрьме. Нужно ли было его изолировать от общества? Он ведь не убийца? Может быть, это судебная ошибка? Общество об этом мало размышляет.
То, что работа у судмедэкспертов тяжелая, доказывает и число потерь в их рядах. Бывает такой материал (на профессиональном языке судмедэксперты так называют человеческие останки), что без аутотренинга к прозекторскому столу не подойдешь. По словам Марка Василевского, несколько сотрудников заразились туберкулезом, а двое санитаров умерли от него.
— У вас огромная практика в своей профессии, можно сказать, что вы многое знаете о жизни и смерти. Составился ли собственный, философский, житейский подход к этим двум вещам?
— Я не очень задаюсь вопросом, как произошла жизнь на Земле. Для меня достаточно того, что она есть. Но вместе с жизнью произошла и смерть. Она заложена в тех генах, которые у нас есть. Например, мы все живем с онкогеном, но при этом необязательно заболеем раком. Активизируется ли он — это доля вероятности. Человек запрограммирован жить 140—150 лет, и это не зависит от расы или места проживания. Почему же смерть неизбежна? Если бы мы были бессмертны, то на Земле не осталось бы места для последующих поколений, и вид человеческий прекратился. Смерть есть продление жизни, только чужой. И эта жертвенность в нас заложена, как заложено и воспроизводство.
Знаете, люди и раньше умирали, но не от такой тяжелой жизни. Это шутка. Если раньше отбор был естественный и выживали сильнейшие, то с появлением цивилизации он стал искусственным. Мы создали себе комфортную жизнь, обездвижили сами себя, при этом загрязняем атмосферу отходами и собственный организм лекарствами. Эти социальные приспособления противоречат человеческому существованию, может быть, в конечном счете это и убьет цивилизацию.
— Можно ли продлить жизнь? Надо ли ее продлевать современными методами и до какого предела?
— Конечно, можно. Кто откажется срастить сломанную кость или принять химиотерапию, чтобы пожить подольше? Я большой сторонник генетических паспортов, где прогнозируются всевозможные заболевания.
Кстати, на столе у главного судмедэксперта лежат целых два варианта его особенного паспорта. Один — маленький латунный квадратик с набором латинских цифр и букв, второй — в виде настенного панно. Наглядная агитация!
И все-таки, мне кажется, что это спорный вопрос. Боюсь, немногие захотят знать о том, что им грозит в будущем. Это такая тяжесть — знания.
— Вот вы хотите знать, когда вы умрете, да? Тогда мы с вами единомышленники! Это нужно, чтобы распределить свое время правильно.
Мы все равно идем к накоплению знаний, хотя и окольными путями. Взять тех же семейных врачей, которых готовит наш медицинский институт. Такой врач на своей территории будет знать болезни нескольких поколений в семье! Зная, чем болели родители, можно определить и риски для их детей. А получив расширенный генетический паспорт, он может сосредоточиться на профилактике. И собственно, тем продлить жизнь.
До какого предела, возраста? У всех индивидуально. Многое зависит от развития атеросклероза, того самого холестерина, который забивает кровеносные сосуды. Если атеросклероз развивается на сердечных сосудах, это приводит к болезням сердца, если головного мозга — тогда инсульты. С возрастом, когда суживаются сосуды и нарушается кровообращение, организм начинает хуже функционировать. Продлить можно здоровым образом жизни. Переходить на природные лечебные средства, вести размеренный образ жизни. Например, мы вечерами с женой гуляем, иногда копаемся на даче. Но мне моя работа не позволяет идеально следовать этим советам.
Вот так всегда — сапожник без сапог. В шутку ли, всерьёз, но Марк Михайлович продолжает, что больше всего повезет тем, у кого хорошая наследственность. В его роду все жили за 100 лет, ему есть на что рассчитывать. Хорошенький же оборот принимает наша беседа!
— К тому же, я, например, не курю, но от рюмки коньяка не откажусь. В разумных пределах алкоголь вообще-то присутствует в нашем организме, он — не инородная жидкость. Но вот как уберечься от травматической смерти? Мы ежегодно вскрываем около четырех тысяч трупов, из них 50% — это насильственная смерть. А из них еще большая часть происходит в состоянии алкогольного опьянения.
О чем жалеет Марк Михайлович Василевский? О том, что уходят из жизни друзья. Но человек в силу возраста и так становится избирательным в общении. Зато много появляется молодых коллег, которые за опыт прозвали Василевского «эксперт в законе». Опять же государство отмечает наградами. Как будто эти награды ничего особенного не дают, но чувство удовлетворения присутствует.
Наверное, нет её, готовой формулы долголетия и работоспособности даже у такого человека, как Василевский. Вот пятилетний правнук его беспокоит — характер сложный. А куда деваться — наследственность. Уж об этом Марк Михайлович знает если не всё, то многое.
Вопрос был по-журналистски наглый — расскажите о деле всей вашей жизни. Но когда известно, что человеку 79 лет и 42 года из них он успешно возглавляет очень непростую службу, «провокация» оправдана.
В Новгород Марк Василевский прибыл с 11-летним стажем работы после окончания Свердловского медицинского института. За три года до его приезда бюро судебно-медицинской экспертизы на улице Тимура Фрунзе сгорело полностью, с оборудованием и документами. Все лабораторные исследования проводились в Ленинграде, местная экспертиза была, по его словам, «малоразвитой организацией». Приехал с почти готовой диссертацией, но закончить ее не пришлось, потому что внутри у 37-летнего специалиста образовалось «какое-то огромное чувство долга, которое никуда не ушло на протяжении последних 40 лет». Кому и что он должен, Марк Михайлович и себе не может объяснить, но убежден в том, что именно это ощущение и заставляет его все время двигаться вперед. Он не должник — он человек долга, а это две большие разницы.
— Мне пришлось проектировать здание, набирать и обучать кадры, доставать жилье для сотрудников. У нас мало было своего оборудования, нужно было строить лаборатории. В приоритетах у тогдашнего руководства области судмедэкспертиза не значилась. В те времена начинали возводить областную детскую больницу, о живых думали больше.
Пришлось пойти на хитрость. Говорю: нет в городе панихидного зала, негде попрощаться людям. На зал деньги выделили из коммунального хозяйства, но сначала я построил бюро. Рисковал сильно. Тогдашний хозяин области, Антонов, человек был жесткий. Но как-то это дело с рук сошло. Правда, потом мы построили панихидный зал за счет средств здравоохранения.
Тут самое время спросить: а есть ностальгия по советским временам?
— Есть ностальгия по молодости, тогда все казалось светлым. Наоборот, я с ужасом думаю, не дай Бог они вернутся. Фальшивые лозунги, бесконечные собрания. Я и в партию не вступил потому, что собрания ненавидел — они отбирали много времени у работы.
Её действительно было немало. Хотя, по сравнению с началом карьеры Марка Василевского на Урале — воспетым в кино «Холодным летом 53-го года», когда амнистировали огромное количество преступников… В общем, не успевал ложиться спать, как снова поднимали на убийство.
Работать от зари и до зари и чувствовать себя при этом свободным — немыслимая роскошь.
— Лично для меня свобода дороже всего, — при этих словах Марк Михайлович даже выпрямился в кресле.
— А как быть с философским постулатом — «жить в обществе и быть свободным от общества невозможно»?
— Моя свобода обеспечивается моей специальностью, как бы это странно ни звучало. Я независим в своих выводах и подчиняюсь только закону. Вот у меня на столе, смотрите, Уголовно-процессуальный кодекс, Уголовный, Закон о здравоохранении, о государственной экспертной деятельности.
— И вы никогда не испытывали нажим?
— Наверное, я поставил себя так, что на меня не особенно нажмешь. Когда-то было, что называется, «со стороны орг-
преступности». Приходил представитель некогда бывших на слуху людей, просил дать заключение о смерти некоего человека, такое, какое их устраивало. Разговор у нас не состоялся. Мой отец говорил, что самое лучшее на свете — это сон. Если совесть твоя чиста — спишь спокойно. Я придерживаюсь его совета до сих пор.
Утверждение, что мальчики, родившиеся в Великих Луках, с детских лет не мечтают стать судебно-медицинскими экспертами, — аксиома. Отец Марка тяжело болел, и сыну казалось, что, став медиком, он сможет облегчить его страдания. Василевский-младший и выбрал бы карьеру обычного доктора, но на пятом году обучения в институте студентам читали курс судебной медицины.
— И меня увлекло. Оказалось, что это сочетание всех врачебных дисциплин, которые мы изучали. Если для травматолога нужно установить перелом и его залечить, то для судмедэксперта важнее механизм перелома, как он образовался: от падения, от удара, каким предметом и даже с какой стороны. Есть судебные акушерство и гинекология, токсикология и стоматология.
Мы применяем все познания, которые накопило человечество, без преувеличения — физика, химия, математика, оптика. Яды — да каждый день сталкиваемся. В основном это алкоголь и медикаментозные отравления как следствие неумеренного и неправильного употребления лекарств. Если говорить об убийствах, то к ядам наши современники редко прибегают, все больше нож, топор, огнестрельное — неизобретательно как-то, — Марк Михайлович пожимает плечами.
Честно говоря, воспоминаний о «самых интересных случаях в работе» я у Марка Михайловича не просила. Но что делать, если его жизнь состоит из этих самых случаев.
— Вот пример — в результате столкновения автобуса и машины погибли люди, обвинили водителя автобуса. Он, правда, тоже скончался. Но на вскрытии оказалось, что его сразил обширный инфаркт в тот момент, когда он был еще за рулем. И это доказали наши исследования. С человека, хоть и посмертно, сняли вину.
Несколько лет назад Новгород взбудоражило убийство жены инженера одного крупного производства. Ее зарубили топором прямо в постели. По версии мужа, неизвестные. Сам супруг, показывая рубашку со следами крови, говорил, что пытался поднять жену, чтобы оказать помощь. Но эксперты доказали, что брызги крови на ткани от его преступных действий. Если бы он просто прикоснулся к жене, то на одежде остались бы пятна. Признательные показания инженер дал тут же, в кабинете эксперта.
После будоражащих кровь историй самое время спросить:
— Разве вы никогда не уставали от морального прессинга, у вас не было желания бросить все и уйти?
— Были порывы уехать — члены семьи болели, но я должен доделать то, что обещал. Я не знаю, можно ли назвать это фанатизмом… В общем, не уехал, хотя и были серьезные приглашения в другие города. Не мог оставить бюро на полпути.
Я думаю о том, что время уходить все равно наступит. Мне есть на кого оставить свое дело. Из 33 врачей в бюро 24 аттестованных, из них 70% — это эксперты высшей категории, и это хороший показатель. По сравнению с другими мы на очень неплохом счету. Даже после ухода с должности начальника мой опыт пригодится для проведения сложных экспертиз.
Ему нравилось говорить об этом. Видно было: он предвкушает еще один, абсолютно новый этап работы и жизни.
Понятно, что на веку Марка Михайловича в медицине случилось немало невероятных открытий, особенно поражают достижения последних десятилетий. Например, генетика, которую в шестидесятых заклеймили «продажной девкой империализма», означала революцию в судебной медицине. И в Новгородском бюро её стали успешно развивать и применять — четвертыми в стране после Москвы, Петербурга и Новосибирска.
— Мы стали проводить установление отцовства и материнства. В моем кабинете потерявшиеся во время войны люди плакали от счастья, подтвердив свое кровное родство. Это дорогого стоит, — говорит Василевский и по моей просьбе перечисляет десяток способов исследований, которыми пользуется его бюро.
— С помощью микрорентгенограмм можем определить половую и видовую принадлежность по самым мелким костям. Внедрили компьютерную программу по определению пола и расы. Есть программа, которая рисует облик человека по черепу. Кстати, очень похоже на оригинал получается, — развеселился вдруг мой собеседник. — Есть микроскопические методы исследования, мы можем сказать, прижизненные или посмертные это повреждения, определить время преступления с точностью до часов.
— Это было 23 года назад, в 10 часов пять минут?
— Нет, не так. По повреждениям определяем, когда и за сколько времени до наступления смерти они были нанесены. Таким образом, следствие может «привязать» того или иного фигуранта к преступлению.
Драматургия жанра требует, чтобы в бочку меда была добавлена ложечка дегтя, и поэтому я спрашиваю, а что ему как профессионалу не нравится, раздражает? Но он смеется, с пути его не сбить.
— Вас не интересует наша помощь здравоохранению? Комиссионная экспертиза врачебных ошибок? Ведь бюро судмедэкспертизы словно двуликий Янус — одной стороной мы обращены к органам правопорядка, а другое наше лицо повернуто к здравоохранению.
Кто ж откажется поговорить со специалистом о неправильно ампутированных детских ручках или насмерть залеченных пациентах? Ведь у общества складывается впечатление, что доктора горой стоят за честь своего белого мундира, и никогда объективности от них не дождешься.
— Только вчера звонили из Иванова, просили провести экспертизу по смерти ребенка. Из других регионов обращаются к нам, когда не доверяют выводам местных экспертов. Врачебная ошибка — это не уголовное деяние. Ошибка — это добросовестное заблуждение. Там, где нет халатности, небрежного отношения к службе, связанного с невежественным врачеванием. Вот последнее — это уже уголовно наказуемое деяние. По новому УК врача могут привлечь к ответственности за неосторожное убийство или нанесение телесных повреждений.
Знаете, общество не всегда право. Иногда бывает так, что врач не мог не совершить ошибку в силу объективных причин, а ведомственные проверки порой бывают жестче экспертных заключений.
Стали ли сегодня чаще привлекать врачей к уголовной ответственности? Нет, не сказал бы. Большинство ситуаций заканчивается на уровне внутреннего рассмотрения, потому что всегда находятся обстоятельства, которые дают возможность врачу избежать уголовного наказания. Вот нашумевший случай с ампутацией руки у младенца, после которого врач покончил жизнь самоубийством в тюрьме. Нужно ли было его изолировать от общества? Он ведь не убийца? Может быть, это судебная ошибка? Общество об этом мало размышляет.
То, что работа у судмедэкспертов тяжелая, доказывает и число потерь в их рядах. Бывает такой материал (на профессиональном языке судмедэксперты так называют человеческие останки), что без аутотренинга к прозекторскому столу не подойдешь. По словам Марка Василевского, несколько сотрудников заразились туберкулезом, а двое санитаров умерли от него.
— У вас огромная практика в своей профессии, можно сказать, что вы многое знаете о жизни и смерти. Составился ли собственный, философский, житейский подход к этим двум вещам?
— Я не очень задаюсь вопросом, как произошла жизнь на Земле. Для меня достаточно того, что она есть. Но вместе с жизнью произошла и смерть. Она заложена в тех генах, которые у нас есть. Например, мы все живем с онкогеном, но при этом необязательно заболеем раком. Активизируется ли он — это доля вероятности. Человек запрограммирован жить 140—150 лет, и это не зависит от расы или места проживания. Почему же смерть неизбежна? Если бы мы были бессмертны, то на Земле не осталось бы места для последующих поколений, и вид человеческий прекратился. Смерть есть продление жизни, только чужой. И эта жертвенность в нас заложена, как заложено и воспроизводство.
Знаете, люди и раньше умирали, но не от такой тяжелой жизни. Это шутка. Если раньше отбор был естественный и выживали сильнейшие, то с появлением цивилизации он стал искусственным. Мы создали себе комфортную жизнь, обездвижили сами себя, при этом загрязняем атмосферу отходами и собственный организм лекарствами. Эти социальные приспособления противоречат человеческому существованию, может быть, в конечном счете это и убьет цивилизацию.
— Можно ли продлить жизнь? Надо ли ее продлевать современными методами и до какого предела?
— Конечно, можно. Кто откажется срастить сломанную кость или принять химиотерапию, чтобы пожить подольше? Я большой сторонник генетических паспортов, где прогнозируются всевозможные заболевания.
Кстати, на столе у главного судмедэксперта лежат целых два варианта его особенного паспорта. Один — маленький латунный квадратик с набором латинских цифр и букв, второй — в виде настенного панно. Наглядная агитация!
И все-таки, мне кажется, что это спорный вопрос. Боюсь, немногие захотят знать о том, что им грозит в будущем. Это такая тяжесть — знания.
— Вот вы хотите знать, когда вы умрете, да? Тогда мы с вами единомышленники! Это нужно, чтобы распределить свое время правильно.
Мы все равно идем к накоплению знаний, хотя и окольными путями. Взять тех же семейных врачей, которых готовит наш медицинский институт. Такой врач на своей территории будет знать болезни нескольких поколений в семье! Зная, чем болели родители, можно определить и риски для их детей. А получив расширенный генетический паспорт, он может сосредоточиться на профилактике. И собственно, тем продлить жизнь.
До какого предела, возраста? У всех индивидуально. Многое зависит от развития атеросклероза, того самого холестерина, который забивает кровеносные сосуды. Если атеросклероз развивается на сердечных сосудах, это приводит к болезням сердца, если головного мозга — тогда инсульты. С возрастом, когда суживаются сосуды и нарушается кровообращение, организм начинает хуже функционировать. Продлить можно здоровым образом жизни. Переходить на природные лечебные средства, вести размеренный образ жизни. Например, мы вечерами с женой гуляем, иногда копаемся на даче. Но мне моя работа не позволяет идеально следовать этим советам.
Вот так всегда — сапожник без сапог. В шутку ли, всерьёз, но Марк Михайлович продолжает, что больше всего повезет тем, у кого хорошая наследственность. В его роду все жили за 100 лет, ему есть на что рассчитывать. Хорошенький же оборот принимает наша беседа!
— К тому же, я, например, не курю, но от рюмки коньяка не откажусь. В разумных пределах алкоголь вообще-то присутствует в нашем организме, он — не инородная жидкость. Но вот как уберечься от травматической смерти? Мы ежегодно вскрываем около четырех тысяч трупов, из них 50% — это насильственная смерть. А из них еще большая часть происходит в состоянии алкогольного опьянения.
О чем жалеет Марк Михайлович Василевский? О том, что уходят из жизни друзья. Но человек в силу возраста и так становится избирательным в общении. Зато много появляется молодых коллег, которые за опыт прозвали Василевского «эксперт в законе». Опять же государство отмечает наградами. Как будто эти награды ничего особенного не дают, но чувство удовлетворения присутствует.
Наверное, нет её, готовой формулы долголетия и работоспособности даже у такого человека, как Василевский. Вот пятилетний правнук его беспокоит — характер сложный. А куда деваться — наследственность. Уж об этом Марк Михайлович знает если не всё, то многое.
Юлия ГЕНЕРОЗОВА
Владимир МАЛЫГИН (фото)
Владимир МАЛЫГИН (фото)
