Корреспондент «НВ» беседует с главным искусствоведом Научно-реставрационного художественного управления Министерства культуры РФ, реставратором высшей квалификации Владимиром САРАБЬЯНОВЫМ
— Сегодня в стране настоящий реставрационный бум: государство выделяет миллиарды рублей на восстановление уникальных памятников архитектуры и фресок. Но при этом вы как-то сказали, что ни один средневековый памятник, прошедший подобную «реставрацию», не может быть оценен как положительно отреставрированный. Почему?
— Потому что этот бум далёк от идеалов реставрации. Как правило, реализация крупномасштабных реставрационных проектов приурочена к той или иной юбилейной дате. Что очень ограничивает сроки проведения работ. Налицо отрыв в представлениях государства о реставрации и нашем понимании того, как это должно идти на самом деле. Любому вмешательству в тело памятника должно предшествовать глубокое предварительное исследование его состояния, истории. Что увеличивает методическую продуманность всех последующих шагов. Это аксиома. И на такой предварительный этап уходит, как правило, несколько лет.
Между тем в настоящее время ситуация с реставрацией в России демонстрирует нам совершенно другой подход. Сокращение срока работ расценивается здесь как одно из лучших условий при выявлении победителя конкурса. Памятники архитектуры становятся площадкой для быстрого освоения средств. Для многих ансамблей эти юбилеи, которые привлекают огромные деньги, на самом деле сродни стихийному бедствию.
Сначала это стихийное бедствие надвинулось на Изборск, где к юбилею крепости за кратчайшие сроки — чуть больше года — планировалось выполнить огромный объём работ. Я там был в конце прошлого года, когда по отчетности всё завершилось, и наблюдал следующую картину: вся территория крепости изрыта, замерзшая земля стоит дыбом. Кругом — техника. Это называлось плановые работы по благоустройству. То, что они физически не могли быть выполнены, никого не интересовало. По плану они должны были быть завершены именно в это время. Тут же неподалеку стояли странные навесы, обтянутые целлофаном, внутри которых работали тепловые пушки. Это археологи завершали свою работу. Такой вот абсурд. Слава Богу, что в Изборске нет монументальной живописи. А то и она бы подверглась такому издевательству.
В этом году аналогичная ситуация сложилась в Троице-Сергиевой лавре. В связи с юбилеем Сергия Радонежского лавре были выделены гигантские средства — несколько миллиардов рублей. В какой-то степени это помогло лавре: там были проведены очень фундаментальные работы по реставрации архитектуры, были поправлены коммуникации, многие здания были приведены в порядок.
Работы затрагивали, естественно, и Успенский собор. Это гигантское сооружение, которое имеет внутри росписи конца XVII века, общей площадью около 7 000 квадратных метров. По планам программы их нужно было отреставрировать... за год-полтора. Отреставрировать росписи, которые находятся под двумя слоями записей XIX века. Это невыполнимо в такие сроки. Даже говорить тут не о чем. Когда генподрядчик разрабатывал эту программу, понятия не имел, с чем будет иметь дело. Но настойчиво добивался, чтобы программа была принята. Хорошо, что в итоге удалось скорректировать сложившуюся ситуацию и очень сильно урезать планы по реставрации живописи. То есть, собственно, сделана косметическая работа, иначе говоря, росписи привели в экспозиционный вид, без углубления в раскрытие этой живописи. Нужны ли такие мероприятия?
— Какой вы видите выход из сложившейся ситуации? Ведь закончатся юбилеи одних памятников, нагрянут другие.
— Когда мы говорим о реставрации древних памятников, то все работы необходимо поставить в зависимость от нужд памятника. Нужно разработать основные принципы планирования и организации реставрации. Прежде всего необходимо выделить все уникальные памятники монументальной живописи по XVII век включительно в отдельный список. Этот список должен быть привилегированным. То есть памятники, попавшие в него, должны проходить по совершенно иному принципу организации финансирования и реставрации. По отношению к таким памятникам должна быть коренным образом пересмотрена система конкурсных торгов. Ведь сегодня нередко конкурс на выполнение реставрационных работ на памятнике выигрывает одна организация, а на следующий год им может заниматься уже совсем другая.
Яркий пример смены подрядчика — Успенский собор города Владимира. В этом храме сложнейший комплекс монументальной живописи. Там есть фрески двух периодов XII века, XIII века, фрески Андрея Рублева, наконец, там есть живопись более поздних периодов. Многие годы этим объектом занимались художники-реставраторы Владимира. Там менялись организации, но коллектив оставался одним и тем же. В этом году, откуда ни возьмись, появилась другая компания, которая выиграла конкурс на реставрацию, слава Богу, росписей XIX века. Но она ведь его выиграла. Туда пришли совершенно не известные никому люди, которые абсолютно не знают памятник. Эта организация только в этом году или в прошлом получила лицензию на реставрацию. Прежде была известна как занимающаяся церковными росписями — новоделом. И в данном случае речь идёт не о каком-нибудь третьестепенном памятнике, а об одном из главных памятников русской культуры. Во избежание подобных ситуаций за каждым из таких объектов должен быть закреплён ответственный специалист с широкими полномочиями, который будет отвечать за весь процесс реставрации. Только он может определять и состав работ, и состав исполнителей, что очень важно. И самое главное — ему должны быть даны запретительные полномочия.
Нужно также провести преобразование системы расценок. Мы сейчас пользуемся теми расценками, которые уравнивают реставрацию монументальной живописи как XIX века, так и работы с фресками XII века. Я считаю, эта работа должна быть проведена в кратчайшие сроки и лечь на плечи Министерства культуры. Конечно, список мер на этом не ограничивается.
— Интересно узнать, так называемый топ-100 привилегированных памятников уже составлен? Или это пока всё на уровне идей?
— Эта идея уже обрела реальность. Список составлен. Туда включены все памятники включительно до XVII века, где сохранилась монументальная живопись. В него попали и многие новгородские храмы. Конечно, перечень объектов, требующих особого отношения, больше. Ведь у нас немало памятников и без живописи. Но когда храм стоит без фресковой декорации — у него один режим жизни, его помещения можно использовать более свободно. А когда внутри есть роспись, требующая совершенно иного режима, это накладывает определенные сложности и обязательства на пользователя. Поэтому у нас список ориентирован исключительно на монументальную живопись.
Этот список должен утвердить научно-методический совет по охране и сохранению культурного наследия (памятников истории и культуры) при Министерстве культуры. После чего его передадут непосредственно в министерство. И дальше, по идее, он должен лечь в основу разрабатываемых регламентов по проведению реставрационных работ и их финансированию.
— Неужели нет ни одного положительного примера качественной реставрации, выполненной в стране за последнее время?
— Почему же нет? Есть. Кронштадтский собор. Его прекрасно отреставрировали. Там живопись и архитектура XX века. Она очень качественная. Её хорошо сделали питерские художники-реставраторы. Их же, кстати, пригласили и на работы в Успенский собор Троице-Сергиевой лавры. Но они не специалисты по древней живописи, они прекрасно разбираются в XIX–XX веках. Вот и получилось в лавре то, что и получилось.
— Вы отметили, что ситуация с хранением и реставрацией монументальной живописи в Великом Новгороде обстоит наилучшим образом. Тем не менее и у нас есть проблемы. Какие памятники требуют, на ваш взгляд, незамедлительной помощи?
— Самые большие опасения вызывают Михайло-Клопский монастырь и Знаменский собор, хотя это и не самые древние памятники. Плачевная ситуация, конечно, в Аркажах и в церкви Николы на Липне. Такие памятники требуют постоянного реставрационного мониторинга. За ними должны быть закреплены сотрудники, которые будут контролировать состояние памятников. И создание в Новгороде реставрационного центра, о котором говорит директор музея-заповедника Наталья Григорьева, может в этом очень помочь.
— Осенью этого года под вашим руководством началась реставрация росписи Грановитой палаты. Это правда, что изначально она была вся декорирована?
— Фрагменты древней росписи Владычной палаты были известны нам и ранее. Но тот факт, что она была полностью расписана сразу же после постройки в XV веке, стал неожиданным и приятным. Правда, замысла средневековых живописцев мы до конца не знаем. До нашего времени роспись дошла лишь небольшими фрагментами. Дело в том, что палату столько раз перестраивали, прорубали новые своды, что все стены очень сильно пострадали. Поэтому все эти росписи XV века — случайно сохранившиеся. Так что сказать, какие именно композиции украшали стены Владычной палаты, точно нельзя. Есть, конечно, несколько цельных композиций: фигура Спаса на галерее, изображение Святой Софии, которое было известно нам ранее и находилось под слоем более поздней росписи, и сейчас мы его раскрыли, небольшие куски орнамента. Кроме того, над входом в так называемую келью Иоанна открывается изображение двух ангелов. Понятно, что стены Владычной палаты украшали священные сюжеты, но они были исполнены не как в церкви — в определенной системе сакральной ориентации на восток на алтарь. Ведь в палате алтаря не было, и следовательно, они имели какую-то символическую наполненность. И это, конечно, огромная потеря, что их нет.
Владимир БОГДАНОВ (фото)
