Незапланированные заметки по поводу открытия выставки, посвящённой Марку КОСТРОВУ
Просматриваю накопившуюся с вечера электронную почту: что такое?
В универсальной научной библиотеке 28 марта открывается «фотодокументальная выставка, посвященная 85-летию со дня рождения Марка Леонидовича Кострова, новгородского писателя, изобретателя, путешественника». Память моя пусть прохудилась, но реагирует сомнением. Не весенним днем родился Марк Леонидович.
Заглянул для сверки в Интернет. Точно — 12 января 1929 года. Место рождения новгородского писателя — Ленинград. Хоть и приехал в Новгород в 1958 году, то есть вполне зрелым человеком, но всё творчество связано с нашими краями теснейшим образом. И меньше всего — с городом. Городов он бежал, сторонился.
По дороге в никуда
Владея даром точного и емкого слова, как-то сказал: «Я люблю дороги, которые никуда не ведут». Ими и ходил. Правда, чаще всего эти дороги в никуда приводили его на Рдейские болота. И здесь никакого противоречия: эти болота и заброшенный монастырь — самое что ни есть «ничто». Безлюдье, бездорожье, безмолвие.
Нет, Марк Леонидович с «безмолвием» не согласился бы. Где бы он ни проводил свои «искпедиции», везде слушал мелодию жизни. Почему и проза его так многоцветна и полифонична. Послушайте:
«…На днях съел тарелку грибной икры — и до сих пор жив: по данным наших ученых, рядовки бело-коричневые съедобны, по утверждению зарубежных микологов — ядовиты. Все на свете сегодня перепуталось, поэтому молодежь пусть уж ездит в дали синие за положительными грибами, а нам, старикам, остаются эти двуличные грибочки, которые растут у меня чуть ли не под окнами (я живу на окраине города). А почему бы нам, пенсионерам, не быть первопроходцами в их опробовании, так сказать, Матросовыми мирного времени, ради своих детей и внуков? Если выживем после дегустаций — нам слава, умрем — тоже слава. Какое-то количество метров жилой площади как бы само собой построилось, да и инфляция, раз тебе положили книжку пенсионную на грудь, уменьшилась бы.
Недавно мне приснился мой земляк Миклухо-Маклай, так вот он рассказывал, что, когда он ездил в отпуск на Новую Гвинею, там у туземцев так было принято: идет семья на охоту, батя вдруг начинает от усталости спотыкаться — старший сын сразу же бац его дубинкой по голове, тут же садятся, костер разжигают, старый мозг новому главе рода с почестями вручается; передохнули — пошли дальше с новыми силами к светлому охотничьему будущему. Или другой, более гуманный, пример у северных народов, там батю вывозили в пургу подалее от жилища, на прощание даже кусок печени выделялся...» («Вариации переходного периода», 1994).
Один из профессиональных читателей (критиком не назову, критики редко подступались к его прозе) отозвался так: «Рассказы Кострова похожи на Библию — читать можно с любого места — признак большого таланта».
Добавлю от себя: и как в Библию, в его тексты нельзя было вносить никакую правку. Как истый писатель он бился за каждую запятую. Неуступчивость редактора приводила его в ярость (но не злую, а праведную). Он никогда — при мне во всяком случае — не употреблял высокопарного «авторское право». Он горячо и чуть торжественно доказывал, почему, например, во фразе «старший сын сразу же бац его дубинкой по голове» слово «бац» нельзя выделять никакими знаками препинания: «Это разрывает рассказ. Всё происходило непрерывно: идут, отец споткнулся, его — бац по голове, и нет проблем». Представляю, как он бы отредактировал эту прямую речь, заключенную мною в кавычки.
Что еще интересно. Рукописи его действительно только рукописями и можно было называть. На листах ученических тетрадей, реже — на нелинованной бумаге формата А3, он приносил в редакцию рассказы. Первое время я ему говорил:
— Ну, Марк Леонидович, опять вы черновики принесли. Как машинистка разберется?
— У меня, Геннадий, очень разборчивый почерк. Я и в «Новый мир» такие тексты отдаю. Берут, не ерепенятся. Вот скоро выходит…
И далее начинался сочный рассказ о предстоящей публикации. Мое недовольство сразу задвигалось в самый дальний угол. Но и об издании, которое приняло рукопись, Костров много не говорил. Он рассказывал историю рассказа, потом незаметно перетекал в текст рассказа и шпарил его наизусть. Своей выразительностью он чем-то напоминал мне Ираклия Андроникова. Слушать Марка Леонидовича вполуха было невозможно.
Правда, когда машинистки как класс из редакции исчезли и каждый журналист должен был на своем компьютере печатать тексты самостоятельно, в наших отношениях настали тяжелые времена. Передавать исписанные с двух сторон, с аккуратной, но обильной правкой листки стало некому. Перепечатывать их самому было, конечно, утомительно и времени всегда не хватало (терпения тоже). Проза жизни побеждала прозу писателя…
Сейчас я вижу за этим определенную символику. Вот так же ненавидели На Таганке Высоцкого за то, что, уходя в запой, срывал спектакли или ставил на грань срыва. Так же шпыняли полубезумного небожителя Мандельштама, который чем дольше, тем дальше уходил в свои стихи от быта и реалий. Не за пьянство и безумие, а за талант, которому всё прощается только после смерти.
Впрочем, это совсем другая история…
В 1994 году Марк Костров опубликовал выборку писем, которые приходили к нему пачками. Не знаю, редактировал он их или была возможность из множества выбирать лучшие, не в этом дело.
Тараканы Марка Кострова
Тексты Кострова мы можем найти (например, в Интернете) и прочитать. И определиться в своем отношении к его творчеству. Мне кажется, интересно послушать и других об этом самом. Ну хотя бы потому, что не так уж много оставили об этом человеке воспоминаний, тем более литературоведческих работ.
Разве что вспомнить Андрея РИСКИНА с «Тараканами» Марка Кострова» в одной из федеральных газет:
«Наш новгородский писатель Марк Костров (из когорты провинциальных чудаков) борется с прусаками с помощью метеорита. Года полтора назад путешествовал он с напарником на байдарке по Мсте. Доплыли до деревни Княженицы Крестецкого района, хотели молока купить да картофеля. Постучались в крайнюю избу, а хозяин ее, молока отмерив, вместо картошки вынес из хлева ведро метеоритов. Мол, у него их немерено. В мае 53-го, рассказал, рухнуло что-то на землю рядом с деревенькой, стога колхозные пожгло, а за метеоритами он с тех пор ходит, как по грибы. Собрал полный амбар, да что с ними делать, не знает. Писал во все инстанции, от райкома до обкома, а потом и губернатору, и в университет, да только за полвека так никто и не откликнулся.
На метеорит живность всякая сбегается, сползается и летит. И лягушки, и бабочки, и гусеницы. Однажды, рассказывает Костров, гость космический трех дамочек притянул. Две в купальниках объявились, а одна, как выражается Марк Леонидович, «выше пояса в нудистском одеянии». Но это на природе. А дома Костров ставит на ночь тарелку с метеоритом в центр своей «хрущобы» — утром она полна «стасиков». Так и ловит проклятых.
Путешествует Костров с ранней весны до поздней осени, уже всю Новгородчину исходил. У него даже карты местности свои. На них указаны все грибные и рыбные места. Со специфическими костровскими сокращениями. ГКЧП, например, это — горькушки, колпаки, чернушки, паутинники. КГБ — красноголовики и грузди белые. ЛДПР — ложноопята, дубовики, поплавки, рядовки. Размноженные на ризографе карты Кострова хорошо идут в «Клевом месте» — магазине рыбацких принадлежностей.
А топонимическим исследованиям Марка Леонидовича любой столичный политолог позавидует. По названиям наших мест можно российский политбомонд изучать. Только в Полистовье, что на границе Новгородской, Псковской и Тверской областей, имеются остров Брежний и озеро Березовское, деревни Явлинка, Говорушки, Громово, Лукьяново, Примаки, Лужки, Селезневы, болотце Лебединец. Костров даже как-то письмо Борису Николаевичу (Ельцину. — Ред.) написал. Посоветовал президенту, который тогда мучился поиском преемника, глянуть в Полистовье на приграничную деревушку Николаево. И даже теплый ответ из канцелярии президента получил».
А вот вспоминает наш фотокорреспондент Владимир БОГДАНОВ, который познакомился с Марком Леонидовичем еще в 70-е:
— У Кострова была неуёмная страсть к изобретательству. Микропечки — на них всего из нескольких щепочек можно было сварить уху или вскипятить чай. Он придумал маленькие парники для грибов, капельницу для полива огорода, безопасный мундштук для курильщиков и даже микросамогонный аппарат. Придумывал пищевые рецепты из дикорастущих растений. Рецепты были рассчитаны на выживание в экстремальных обстоятельствах.
Хотя и традиционным садом он занимался с удовольствием. При большом урожае яблок делал сидр и угощал им всю округу. Только переступал порог его дома, сразу слышал приветствие: «Заходи скорее, Володя, у нас свежее черносмородиновое вино». — «Нет, спасибо, Марк Леонидович. Не могу, меня от него пучит». — «Да это другое, отличное, по новому рецепту!».
Запекать в глине свежих щук и варить суп из весенних сморчков мы научились именно у него.
Любое общение с Марком Костровым было весёлым. Потому на всех оставшихся его фотографиях от глаз расходятся хитрые, весёлые морщинки. И всё-таки — к письмам!
Выбранные места
Из писем читателей, без комментариев
Здравствуйте, дорогой Марк!
Отчества Вашего не знаю, потому разрешите так и обращаться — Марк! Прочел Ваш очерк в «Новом мире» — «Как уцелеть в наше смутное время». Читал с таким чувством, как в детстве, бывало, об островах Карибского моря. Российская болотина обратилась у Вас землей обетованной — спасибо!
Захотелось малость исповедаться, ибо здесь, на черноморских берегах, некому. Я — коренной и потомственный москвич, но в третьем поколении. И закон, выведенный Алексеем Максимовичем для купеческих родов, что они в третьем поколении как-то дичают, возможно, сказался на мне. Прадед мой по отцу был ямщиком в Курской губернии, предки мои по матери откуда-то из-под Старой Руссы, кузнецы. Отец был главным бухгалтером в Москве на фабрике, а я там же работал гравером и вообще оказался весьма даровит: и рисовал, и стихи сочинял, и на театрах играл. Веселая жизнь была. Граверы вообще склонны к винопитию, но тут я получил травму и стал инвалидом. Вот уже двадцать лет на инвалидности, но последние годы стал как бы подниматься со дна. Видел двух жен, обе умные и даже высокопоставленные, одна заявления на отпуск всегда писала на имя Косыгина. Это к тому, что я, как Иванушка-дурачок, рубил дерево не по себе, но без Иванушкина счастья.
Так вот, эти умные жены предсказывали, что я в самое малое время погибну, а я все не гиб. От всей этой московской колготни бежал в Крым с матушкой. Здесь, хотя винопитие и продолжалось, но на ноги помаленьку вставал. Продавал билеты на катера, работал на виноградниках, пас овец. Наконец, стал лесником. Когда приехал, не мог подняться на маленький холмик. Теперь хожу по горам, собираю травы, шиповник, боярышник. Но очень тянет в Россию. И не пью совсем. Ей-богу. Стал прихожанином Русской православной свободной Церкви. А лет мне уже пятьдесят пять. Вот и хочу спросить Вас: могу ли я на что-то рассчитывать в Рдейском краю, как Вы думаете? Я лично готов жить в землянке не временно, а всю оставшуюся жизнь, так меня тянет под Старую Руссу. Наверное, гены проклятые виноваты? Но надо как-то устроить матушку, ей под девяносто. Возможно ли это?
Здесь у меня — двухкомнатная квартира, сыт, обут, нос в табаке, но все продам без стеснения или вовсе брошу. Денег наживать мне уже, слава Богу, не надо. И пожалуй, единственное мое достоинство — привычка довольствоваться малым, даже очень малым. С радостью повторяю за Сократом: как много вещей, в которых я не нуждаюсь. А в Россию уеду обязательно, может, еще принесу и пользу. Хотя бы устранением из потребительской гонки.
Ну вот, Марк, излил душу, извините. Возможно, ближе к лету зайду к Вам поговорить — не прогоните?
Помогай Вам Бог во всех ваших делах.
Валерий Грачев,
Крым, Феодосия-3
Уважаемый Марк Леонидович!
Пишет Вам житель деревни Высокое Цветков Сергей, здесь я пытаюсь наладить крестьянское хозяйство. После опубликования в толстых журналах Ваших рассказов о Рдейском крае — в «Авроре», «Юности» и «Новом мире» — у нас в деревне возникли проблемы в связи со значительным наплывом туристов. Большинство из них не были готовы к переменчивой погоде, сырости и особенно комарам.
Если добавить к этому отсутствие в деревне хлеба, картофеля, молока и т.д., через неделю они обнаруживали очень много претензий и к журналам, и к Вам лично как к писателю. Учитывая повысившийся интерес к нашему краю, к его природе у читателей, интерес, вызванный Вашим взглядом на него, пытаюсь писать к Вам по делу, к чему и приступаю. Поэтому прошу не сердиться и не возмущаться, оценить мои предложения и, если в них есть смысл, определить во мне прохиндейские качества позже.
Мои идеи:
1. Приобрести добротную хорошую лодку (еще лучше две). На бортах написать «Рдейский край» и Вашу фамилию.
2. Лодку сдавать туристам за плату.
3. На вырученные деньги построить три-четыре пункта для привалов (от Шапкова до Рдейского монастыря), нужно также проложить кладки-жерди через болота, канавы, лужи и прочие препятствия. Кое-где пробить тропки и вырубить кусты.
4. Если у Вас была бы такая возможность, я мог бы оказать помощь в этих работах и, если был бы успех, возместить Ваши хлопоты или хлопоты какого-нибудь общества охраны природы, рыбаков и охотников — все равно какого.
С уважением,
Цветков С.П.
Здравствуйте, Марк Леонидович!
Опять Вы меня растревожили своей публикацией («Новый мир», 1993, № 9), на этот раз в самый подходящий момент. В 1990 году я, москвич, поселился на севере Вашей области (Кабожа), но дом куплен на две семьи, и мой статус несколько двусмыслен. Значит, переселение — но куда? И тут Вы — Вы, неутомимый зазывала, — разве устоишь?
Кстати, что это за жанр, в котором Вы работаете? Как Вам покажется ярлык: болотный просветитель? Все это, конечно же, чушь, а серьезное тут вот что. Всем, и Вам тоже, давно известна история с Паустовским и его Мещерой. Есть и у друга Казакова, Юры Семенова (теперь, увы, тоже покойного), мудрый рассказ о деревенском парне, выдавшем властям, кажется, областного пошиба свой райский уголок, который, к ужасу односельчан, стал номенклатурной зоной отдыха со всеми последствиями. И у самого Юрия Павловича тоже что-то об этом есть. Я чувствую: Марк Костров, «президент Рдейского края», все об этом знает, но все же, все же...
Собирание грибов и ягод наука экономика и без того в грош не ставит, приравнивая его к сбору пустых бутылок, а как все это будет выглядеть с поправкой на родимый менталитет, легко вообразить. О туристах шутят, что после них затухали камчатские сопки — их они закидывали банками из-под консервов. А ведь это все романтики, аскеты (хотя и не пуритане), подвижники с гитарами, и едут они не зачем-то там, а «за туманом»... А те, кто пойдет ломить стеною на Вашу Рдейщину, — это публика посерьезнее, ей не до шуток и не до туманов. Они будут покруче в делах и поскромнее в морали. Представьте: регулярные цепи добытчиков в заколенниках идут и, как поп кадилом, размахивают насаженными на длинную рукоять «грабилками» — только клочья летят!
Но ведь авторская установка — выжить, а выжить можно лишь в условиях рынка, а то, что творится вокруг, как ни крути, — рынок. Я ведь не в осуждение все расписываю — понять хочу. Меня совсем не коробит истина, что выживает всяк как может, но можем-то мы чаще безо всяких там психологических тормозов. Меня не радует и гипотеза о создании на Рдейщине заказника, государственного или акционированного: понавезут техники — прощай тогда болото! Может, рынок и цивилизуется со временем, но уже без клюквы. И так нехорошо, и этак...
Дорогой М.Л.! Вы растравили мне душу по-хорошему. Я загорелся. И тут же погас. Я не тот здоровенный детина, что смотрит на меня с фронтисписа одной из Ваших книг... Я — не фермер в потенциале (а Ваш адресат — фермер), хотя приусадебные сотки под моей лопатой ей-богу выглядят неплохо.
Я написал «погас». Это для красного словца. А на самом деле я действительно воспрянул духом. Но от Рдейщины пришлось со вздохом отказаться. Тут есть одна деталь. Да, меня не пугает глушь, мне давно полюбились болота, но вот какая штука: мне нужна библиотека. Хотя бы на расстоянии неизнурительного велопробега. Может, я не буду, как Генри Торо, читать в лесу Гомера или Эсхила, но вот я открываю сентябрьскую книжку «НМ», а там... Прошу простить. Поэтому я обратился к окрестностям Чагоды, что на Вологодчине.
Но если — север, то на кой ляд я, ренегат этакий, засел за письмо? Но тут я перечитал его и решил, что ответ в нем уже содержится: спасибо!
Всего доброго!
(Подпись неразборчива)
Уважаемый Марк Леонидович!
Давно хотелось написать Вам, и вот появилась Ваша новая книга «Большие Свороты», а потом статья в «Новом мире», где вы дали свой адрес. Впервые прочитала о Вас маленькую заметочку «Новгородский робинзон», кажется, в газете «Голос Родины», и сразу же взяла почитать Вашу книгу «Русское озеро». И вот теперь читаю «Большие Свороты». Спасибо за чудесные книги, если бы все люди на Руси или хотя бы часть из них так любили свой край, не пропала бы Русь.
Мне особенно ценны Ваши книги, так как я уже пятый год живу вдали от Родины. Всегда любила и люблю русскую природу, нигде нет такой душевности, всегда мечтала иметь свой сад — да вот не удалось. Сама я из Ленинграда, по образованию географ-климатолог, то есть всю жизнь была как-то связана с природой.
В декабре будет два года, как я подала заявление о возвращении мне советского гражданства и возвращении на Родину, но дело затянулось, и сколько произошло перемен! Но если мне все-таки удастся вернуться, очень хочется побывать в Вашем крае. Купила бы избушку, но поближе к людям, так как жить одна я боюсь, хотя при мне моя собака-овчарка, вывезенная из Союза. Была бы очень благодарна за малейшее содействие. Может быть, могла бы еще принести пользу какую-нибудь людям или природе.
Еще раз большое спасибо за Ваши книги, за Вашу любовь к природе и России.
С уважением,
Евгения Кейльман
Писатель Костров!
С большим вниманием прослушал Вашу передачу по ТВ 6.1.93 о выживании малоимущих людей в России (студентов, инвалидов, пенсионеров и т.д.). Много интересного узнал из Вашей инженерной информации. Просто поразительно, как много существует способов предпринимательства, то есть выжить, чтобы не умереть человеку от голода. И что поражает: Вы не только сообщили о них, но и сами сделали или пытались это сделать. Даже закрадывается сомнение, инженер ли Вы человеческих душ или инженер по выживанию колониальных народов?!
Прошу извинить за эту фразу, но у меня возник вопрос: а зачем это русскому человеку в России бороться за выживание, да еще таким образом? В России — что? Случился страшный недород много лет подряд? Стихийное бедствие?
Случайно я тоже жил в России до 1985 года (родился в 1937 году в крестьянской семье), успел получить высшее образование (отец погиб во время войны, мать — колхозница), построил много объектов по производству минеральных удобрений на Севере, воспитал двух дочерей, которые тоже получили образование: одна высшее, другая среднее. Все были обеспечены, ездили отдыхать на юг (в Крым и на Кавказ), каждый год без путевок, за свой счет. Хлеб стоил 16–20 коп. кг, билет на самолет от Мурманска до Сочи — 40 рублей, пили вино, покупали книги (классиков, а не сексологов и астрологов).
А тем временем наши ученые, конструкторы и военные успели изобрести и построить ядерное оружие, которое нас прекрасно оградило от 3-й войны (перед этим наши отцы хоть и погибли, но успели выиграть 2-ю мировую войну). И вдруг — с чего бы это? — у нас возникла необходимость бороться за выживание? Да и кому бороться? Малоимущим и пенсионерам, которые всю жизнь работали на свое отечество и, как известно, дворцов с прислугой в Швейцарии и Южной Африке не заработали. Не кажется ли Вам кощунственной сама постановка вопроса о выживании русских людей в России, одной из богатейших стран мира с талантливейшим народом?!
Я бы не стал писать Вам, но мне показалось, что у Вас есть совесть, я, конечно, могу ошибиться (ведь я видел Вас только один раз в этой передаче и, к сожалению, Ваших писательских сочинений не читал), но по Вашему облику мне показалось, что Вам небезразлично будет, как отнесутся к Вашей передаче русские люди, и я хочу, чтоб Вы знали мое мнение.
Надо людей звать на борьбу с той несправедливостью, которая совершается над русским народом, а не учить его, как выжить в условиях, умышленно создаваемых для русского народа его, мягко выражаясь, неразумной верхушкой, которой он вверил свою судьбу.
Я уверен, Вы со мной рано или поздно согласитесь, и если бы я не надеялся на это, не стал бы тратить напрасно время и, главное, бумагу! А пока мне обидно за Вас! Русские писатели всегда звали русский народ к борьбе с несправедливостью, а не к смирению с грабителями и поработителями!
Ваш случайный слушатель.
Ивасенко Михаил,
Гатчина, Ленинградской области
