Путешествие, от которого было невозможно отказаться
(Окончание. Начало в «НВ» от 24 сентября, 1 октября)
В начале этих заметок я косвенно признался, что к поездке в Барселону специально не готовился. В том плане, что не шнырял по Интернету, выискивая достопримечательности, которые должен был бы посетить, или некие истории, которые явно никому не мог бы рассказать. Правда, с историями могло получиться и ничего себе, потому что в первом отеле (у моря), к моему громадному удивлению, было очень много русских.
Пробираясь в Каталонию, я был уверен — без каких-либо логичных оснований, — что соотечественников там не встречу. По крайней мере, мне было обещано, что мы едем в нерусский отель. Но наши попадались на каждом шагу. А после переезда в Барселону я с удивлением стал практически безошибочно находить их в толпе.
Крылья мечты
Прежде всего наших выдают выставленные напоказ (а как иначе в 35-градусную жару?) татуировки. Не то чтобы Европа пережила эту моду, но в Германии или Испании наколотыми ходят люди, бывшие молодыми в 90-е годы. На сегодняшних 20-летних рисунков или вообще нет, или они лаконичные: бабочка, непонятные мне символы, розы (!?), у испанцев — больше всего надписей готическим шрифтом.
Наши, конечно, тоже не с куполами ходят. Это, как правило, какие-то фэнтезийные монстры, иероглифы, обязательно — обручи вокруг бицепсов или шей, некие вензеля, скопированные с садовых решеток. А мне, провинциальному журналисту, было довольно странно разглядывать еще в аэропорту вытатуированные во все лопатки крылья на спине девицы лет 20—22. А поверх крыльев (над ними) — гордую надпись Zenit.
Вспомнилось, как году в 91-м или 92-м в Варшаве на вокзале молодая челночница, напитая пшековской вонючей водкой, исповедовалась мне, принимая неизвестно за кого:
— Надоело! Понимаешь? Надоело! С этим барахлом туда-сюда, туда-сюда… Знаешь, что? Я уже решила: наколю себе крылья…
— Самолетные?
— Дурак, что ли? Орлиные!
— Круто!
— Я шучу… Дурак, что ли? — на всякий случай еще раз уточнила она. — Бабочьи… Бабочка крылышками бяк-бяк… Вспомнил?
— И что?
— И уйду в проститутки! Как думаешь?
Вот уж об этом я точно не думал. Хотя — если работа по душе, почему нет?
Кстати, о вокзалах. Тот, что в Барселоне, называется Сантс Эстасио и в отличие от подавляющего большинства остальных административных зданий является строением ультрасовременным. Может быть, из уважения к прозорливому строителю новой Барсы Ильдефонсу Серда. Ведь он еще в середине XIX века проектировал в городе будущего подземную железную дорогу. Не метро, а дорогу, по которой поезда должны были покидать город, не пугая жителей грохотом. Правда, куда бы девался дым от тех паровозов — не знаю. Но, наверное, Серда подумал и об этом.
Эту часть проекта Серда по каким-то причинам отклонили. Однако сегодня в чреве Барселоны находятся три железнодорожные станции, которые тесно вплетены в сеть метро. И тут, если не знать, что ЖД-поезда — это всегда скоростные поезда AVE (350 км/час, бесшумный ход, цвет – металлик), а электрички метро — как наши, только поменьше.
Мат с правом передачи
…А еще наших на улице можно узнать по мату. Не думаю, что открыто матерящиеся мужчины и женщины не допускают, что их могут слышать люди, тоже шпрехающие по-русски. Просто понимание, что таковых в шагающих или едущих рядом — очевидное меньшинство, расслабляет, разрешает быть самим собой, позволяет переходить на язык домашнего общения.
И здесь вот на какой мысли я себя поймал. Мат между своими в иноземной толпе по-российски агрессивен. Муж отчитывает жену, жена матерится на какую-то черномазую, что толкнула ее на эскалаторе, или просит замолчать капризного ребенка: «Сейчас как… по башке тебе!».
То, что он предназначен у нас для связки слов, — миф. Слова мат вяжет в армии, превращаясь в аморфную часть речи. И дело даже не в том, что говорящий офицер не замечает, что матерится. Ты, слушая его речь, тоже перестаешь это замечать. Армейский мат не только аморфный, но и инертный. А значит, безвреден.
В таверне четырёх котов
Вспомнив про барселонский вокзал как пример современной архитектуры, нельзя не вспомнить о городской архитектуре в целом. Не знаю в деталях, что такое гражданская война по-испански, но с точки зрения разрушений это было очень гуманное мероприятие. В Барселоне, например, даже во время войны метро работало бесперебойно. Но пока Франко не вошел в Барсу, расстреливали священнослужителей и буржуев, а как вошел — коммунистов и анархистов. И по итогу войны запретили (на 41 год) каталонский язык.
А здания эпохи испанского модерна (стиля такого нет, но и такого модерна, наверное, тоже нигде нет) стоят как ни в чем не бывало. Рассматривать их сколь интересно, столь и утомительно. Описать невозможно. Да что там! Гид обязательно советовал нам посетить дом Каса Марти, на первом этаже которого находится ресторан 4 Cats. Не знаю, почему он рекомендовал этот кабачок (довольно дорогой, между прочим). Возможно, имеет за посетителей, которые направляются в 4 Cats прямо из туристского автобуса, определенный бонус.
Ресторан, конечно, впечатляет: витражи, кованые решетки каминов и внутренних балкончиков (наружные оформлены аналогично), картины и рисунки по стенам. Несколько рисунков, уверил нас гарсон, принадлежат Тулуз-Лотреку и Пикассо, которые были завсегдатаями этой таверны.
Да-да, я ничего не перепутал. 4 Cats открылся в 1897 году как таверна, просуществовал всего шесть лет и закрылся из-за того, что не давал дохода. Таверна действительно была местом сборища художественной и артистической богемы. А эта публика хоть и гениальная, но по обыкновению не при деньгах.
Вторично 4 Cats был открыт только в 1993 году. Уже как ресторан. Хотя на входе вам подают визитку размером примерно 9х12, на одной ее стороне рисунок Пикассо (в подражание Лотреку, объяснят вам), а на другой — текст на русском: «Это привал для утративших веру. Это тёплый угол для тех, кому нужен дом. Это музей для тех, кто ищет просветления души. Это таверна и место отдохновения для тех, кто любит пляшущие тени мотыльков и выжимку виноградной лозы. Это готическая пивная для любителей Севера и андалусский дворик для любителей Юга. Это место, где можно залечить болезни века; место дружбы и гармонии для тех, кто, согнувшись, проходит через эту дверь». Автор текста — один из четверых учредителей таверны образца 1897 года некто Сантьяго Русиньоль.
Помимо русских визиток на специальной стойке перед специальным товарищем лежат также визитки на английском, немецком, итальянском, японском (наверное — не на китайском же) и каталонском языках. На испанском — нет. Когда я спросил через дочку, почему, он в ответ только удивленно поднял брови. Дочь задавала вопрос по-испански.
Ах, да! Почему 4 Cats — «4 кота»? Учредителей было четверо, таверна располагалась в довольно (для 1897 года) скромном районе, и учредители шутили, что сюда никто не придет, кроме четырех голодных котов. Такая есть, вроде бы, у испанцев поговорка. Или котами они называли себя? Честно, я не очень понял, где тут правда, а где — шутка.
Так вот об архитектуре. Разглядывать ее интересно, но только до поры. От этого модернизма устаешь. Идем мимо — дворец какого-то падишаха.
— Вика, что это? — обращаюсь в дочери, указывая на надпись.
— Таможня.
— А это? — через несколько десятков метров.
— Морское министерство.
— А это?
— Академия наук. И arts… и искусств.
Только одно из увиденных мною строений в Барселоне функционально соответствовало форме. Это 142-метровая башня Agbar на площади Glorias Catalanes (Слава Каталонии — в конце проспекта Диагонали). Эта башня здорово похожа на башню Фостера в Лондоне, но построил ее француз Жак Нувель. Причем он начал строить в 1999 году, а Фостер — в 2001-м, но англичане открыли свою на год раньше испанцев — в 2004-м, и Барселоне, хочешь не хочешь, прописано быть в эпигонах.
Впрочем, дело, конечно, не в этих тонкостях, а в том, что в барселонской башне находится офис городского водоканала. Конечно, тамошние водопроводчики не занимают все 43 этажа здания, включая четыре подземных, но все-таки. Все-таки хоть одна контора разместилась не во дворце.
Asi es la vida
Утомленный экскурсией (как можно выдержать больше одной за отпуск?) и огорченный тем, что в 4 Cats пришлось оставить за два салата тапас (один — с рисом и овощами, другой — с мясом и хлебом, натертым чесноком), чуррос с шоколадом салата и два горячих блюда: скумбрия escabeche (проще говоря, в маринаде) с гарниром и Española, — говоря по-нашенски, филе курицы, запеченное с луком и помидорами и посыпанное сыром, — 82 евро.
Ну, я еще взял гаспачо — овощной суп, протертый (как обычно в Европе) и только на оливковом масле. Некоторые говорят, что это как окрошка. В жару, дескать, и всё такое… Не знаю. О том, что гаспачо рекомендуется по вкусу разбавлять холодной водой, мне сказали постфактум. А что гаспачо в Испании — это как суп в России, то есть разным бывает, я уже потом узнал…
Всё было вкусно. Даже внук, который чаще всего отказывается пробовать незнакомые блюда, попробовал и курицу, и скумбрию. Оказывается, скумбрия бывает размером с сардину, а не только с селедку, как у нас. И в порцию помещаются шесть скумбрий. О, мир! Кто способен познать тебя!?
Но 82 евро! Да что ж это такое?
А знаете что? Потому что все эти Аll inclusive — банальный фастфуд. Как иначе можно накормить и оставить довольными собой сотни обитателей отеля, если не приготовлением блюд на конвейере и из полуфабрикатов.
В Барселоне «Макдоналдсы» не бросаются в глаза. Я ни одного не заметил. Как и внук, а он бы не пропустил! Попался раз «Сабвей». Своей марки у каталонцев и испанцев нет, но тортилью, гаспачо, крокеты (котлета, которая делается из перемолотых остатков еды, варится-жарится в соусе и масле и приправляется сыром — попробуй пойми, что ты ешь, но вкусно) можно найти на каждом шагу.
Просто для нас фастфуд — это «Макдоналдс». А на деле всё, что стоит дешевле 5—8 евро (в зависимости от того, берете вы горячий бутерброд или мясо с гарниром), в Европе — это почти на 100% фастфуд. Asi es la vida — такова жизнь…
Фото из архива «НВ»
