Почему старообрядцы не признают Серафима Саровского, но почитают Сергия Радонежского
Год назад община Русской православной старообрядческой церкви Великого Новгорода получила от государства в пользование и на попечение церковь Ильи Пророка на Славне, уникальный памятник древнерусской культуры, долгое время находившуюся почти в катастрофическом состоянии (1455).
По случаю годовщины знаменательного события и состоялся разговор с настоятелем общины отцом Александром ПАНКРАТОВЫМ.
— Отец Александр, расскажите, пожалуйста, об истории этого многострадального места...
— Собственно трагической она стала больше уже в близкие к нам времена... Славенский конец, или Славна, считается одним из древнейших славянских поселений Новгорода, и есть даже такая версия (конечно, она слишком смелая, но тем не менее), что сам термин славяне первоначально означал «живущие на Славне». На то, что это место уходит очень глубоко корнями в историю, намекает и освящение здешнего храма в честь пророка Ильи. Ведь известно, что именно этому святому посвящались храмы в тех местностях, где славяне принимали христианство ещё в языческий период истории. Так что, возможно, здесь, на месте существующей церкви, учитывая древность поселения, храм существовал (конечно, тогда ещё деревянный) с незапамятных времён.
— Стало быть, это не тот храм, коему более 700 лет?
— Здание, которое мы сейчас видим, всё-таки к XII веку относится только в самых своих нижних частях, потому что в XV столетии, в 1455 году, святой новгородский владыка Евфимий перестроил храм. Он был полностью разобран, и с подошвы выстроен заново на старой основе. Такая была тенденция в его правление, которую исследователи называют Евфимьевскими реставрациями. В таком виде, с некоторыми не очень значительными перестройками, наш храм сохранялся до XX века. К сожалению, после революции 1917-го многое изменилось. В 30-е годы была разрушена замечательная шатровая колокольня 1860-х годов. А потом — война...
Новгород сдали врагу достаточно быстро, уже в августе 41-го. И город три года — по январь 1944 года — простреливался насквозь с двух сторон. И при одном из обстрелов снаряд попал в Ильинский храм на Славне и повредил основание его главы.
К сожалению, с 1944-го по 1950 годы всё это стояло непокрытым, никто не реставрировал храм в то тяжёлое послевоенное время, хотя он и использовался в качестве какого-то склада. И в мае 1950-го купол, увы, рухнул. Властями было принято решение не восстанавливать здание в прежнем церковном виде, а перестроить его под жилой дом. Таким образом, длительное время здесь просто жили люди. Последнего реально прописанного здесь жильца расселили только в 2011 году. Сейчас у нас стоит новая задача — возрождение и восстановление храма, придание ему внутри и снаружи былого вида. Этим мы и занимаемся постепенно.
— А почему именно вам, старообрядцам, государство передало в пользование такой уникальный объект?
— У нас в Новгороде с 2001 года находится в пользовании другой храм — церковь святого Иоанна Богослова на Витке (1384). Здание, конечно, тоже замечательное, но очень маленькое, тесное. А приход наш постепенно расширяется. И мы с 2006 года ходатайствовали, чтобы нам передали ещё одно здание, вместительнее. Очень долго просили о передаче храма святого Димитрия Солунского на Большой Московской улице, напротив торгового центра «Гагаринский», это тоже древнее здание: XIV век с перестройками XV столетия. Но нам отказали. То здание передали Новгородской епархии — митрополии Московского Патриархата. Зато в областном комитете культуры нам намекнули, что если мы попросим церковь Ильи Пророка на Славне, нам могут её дать. Мы так и сделали.
— Вам очень повезло!
— Благодарение Господу Богу и власть предержащим, наша заявка была удовлетворена. В этом видится и некий особый промысел. Дело в том, что в начале XVIII столетия здесь служил священник по имени отец Никифор Лебёдка, который был духовником самого Александра Меньшикова — ближайшего соратника Петра I. Он как христианин имел духовного отца и приезжал сюда на исповедь.
А отец Никифор был тайным старообрядцем. Внутренне он не принимал реформ патриарха Никона, молился по старым книгам и дораскольным уставам. Тогда это преследовалось, и несмотря на высокого покровителя в лице Меньшикова, нашлись «добрые люди», которые донесли на священника, и он окончил жизнь на плахе. Нам же видится некий акт исторической справедливости в том, что теперь здесь мы молимся так же, как молился отец Никифор, и как молились в древности, когда этот храм строился. Ведь он глубоко дониконовский, как и большинство новгородских церквей.
— А не связаны ли сложности получения вами зданий и государственного финансирования с тем, что это именно старообрядческая церковь делает?
— Пока никаких препятствий в этом плане мы не ощущаем. Наоборот, отношение вполне благосклонное. Думается, решение скорее зависит от общей ситуации в стране. Но, конечно, мы пытаемся искать и собственные источники средств, обращаемся к различным благотворителям. И кое-что уже сделали, в основном касающееся инфраструктуры. Шевелимся...
— Много старообрядцев в Новгороде?
— Точно сказать трудно, но тех, кто реально ходит в храм, человек шестьдесят. По области есть ещё люди. Мы сейчас заканчиваем строить наш храм в Малой Вишере. Строится церковь в деревне под Демянском. И ещё есть места, где живут наши люди: в Боровичах, в Старой Руссе и не только там. Люди есть, из области к нам сюда приезжают. Существует тенденция к росту общины.
— В Новгороде есть старообрядцы, которые базируются на улице Молотковской. Есть ли у вас с ними какой-то контакт?
— Это беспоповцы поморского согласия. И надо сказать, что традиционно большинство новгородских старообрядцев — конечно, эти самые беспоповцы. Они лучше здесь сохранились. У них достаточно сильная община в Старой Руссе, она не закрывалась все советские годы. Мы с ними поддерживаем самые дружеские человеческие отношения. Но в плане духовном общения нет. Вместе мы не молимся, потому что они отрицают священство.
Вот я — священник. А они считают, что меня не может быть, потому что, по их убеждению, после никоновской реформы истинное священство пресеклось, исчезло, и его уже как бы неоткуда взять. Поэтому у них нет священников, и служба совершается в сокращённом виде: только то, что может по канонам делать мирской человек в отсутствие батюшки. Я их не осуждаю. Как говорится, Господь разберёт, кто прав, кто виноват, в конечном счёте...
— Отец Александр, а как вы относитесь к святым, канонизированным РПЦ? Какие у вас отличия и особенности?
— Мы не имеем в своих церковных календарях святых, канонизированных Синодом. Они старообрядцами не были, поэтому для нас их святость как бы неактуальна.
— То есть всё, что после Никона, для вас не существует?
— У нас есть свои святые, которые после Никона просияли. В первую очередь это мученики и страдальцы за веру.
— А кто самый выдающийся святой для старообрядцев из наиболее близких к нам времён?
— У нас канонизированы и пострадавшие от советской власти, наши мученики XX века. Например, епископ Петроградский и Тверской Геронтий, который умер в 1951 году. Он провёл десять лет в заключении и написал замечательные воспоминания «Десятилетие вне свободы», которые по уровню воздействия вполне сопоставимы с книгами Солженицына и Шаламова о ГУЛАГе. Но это написано именно глубоко верующим человеком, епископом, и больше всего в этих воспоминаниях поражает, конечно, и тяжесть испытаний, которые выпали на его долю, и то, как он их переносил, с какой духовной силой и… необычайным незлобием. Это очень ценно в наше время, когда люди, видя какую-то маленькую неприятность, сразу начинают такой скандал подымать, как будто творится светопреставление.
— Но всё-таки интересно, какие у вас чувства вызывает тот же Серафим Саровский, который имеет огромное значение для православных русских людей?
— Простите, для нас его как бы не существует. Но есть и ещё один момент, который заставляет по меньшей мере сомневаться. Разумеется, не хочу этим никого оскорбить, задеть чувства верующих, но если в корень глянуть… Когда читаешь жития некоторых так называемых «старцев», обращаешь внимание, что все они стремятся к некоему особенному «стяжанию благодати». Как будто бы той благодати, которая уже есть в Церкви, недостаточно! В нормальной христианской жизни человек не нуждается в чрезмерном количестве благодати. То есть во всём хороша мера. И мера эта Церковью уже определена: есть храм, приходский священник, Таинства, молитва церковная и домашняя...
— Ну а Сергия Радонежского вы признаёте? Ходите к его мощам в Троице-Сергиеву лавру?
— Конечно! Безусловно! Он же глубоко дониконовский. Святыня не оскверняется тем, что находится в чужих руках. Ещё в Ветхом Завете есть эпизод, когда Ковчег Завета похитили язычники — филистимляне — и поставили в своём храме Дагона, морского божества. Но от этого Ковчег ведь не осквернился. Так же и здесь. Единственное, что, когда мы прикладываемся, пытаемся совершать это так, чтобы нам никто не мешал, отдельно, чтобы не смешиваться в молитве с нестарообрядцами.
Вообще история старообрядчества — замечательный пример того, как люди выработали так называемую культуру несогласия. Допустим, я с человеком не согласен так, что готов, что называется, в дым разругаться. Но не делаю этого, уважая взгляды оппонента. И мы все стараемся этого по возможности придерживаться. Сохраняем себя, свои веру и основы и стремимся мирно уживаться с окружающими, какой бы веры они ни были. Этому нас история очень хорошо научила.
Евгений БОГАЧКОВ
Фото из архива «НВ»
