или Можно ли ещё «состарить» Старую Руссу
Город дореволюционных открыток сильно не похож на тот, каким мы его знаем сегодня. Войны, революции, слом памяти на кирпич... Советские многоэтажки, разномастные коттеджи 2000-х годов.
И островки уникальных памятников, унаследованных от предков. Историк архитектуры Владимир ЯДРЫШНИКОВ, старший научный сотрудник Новгородского государственного объединенного музея-заповедника, видит город не так, как большинство из нас. Все три плана: прошлое, настоящее и немножко будущее. Немножко — потому что будущее связано всего лишь с пожеланиями.
— Владимир Алексеевич, несколько лет назад вам удалось издать книгу «Архитектура Старой Руссы XII—XX века». Это фундаментальный труд. Но точка ли?
— Боюсь, что да. На современном уровне я закрыл тему. Пока не появятся новые источники. Сейчас наука почти в тупике. Нужен прорыв: факты, идеи и, видимо, другие, молодые исследователи. Мы и по Новгороду не видим оригинальных больших тем. Ну, а Старая Русса — она вообще в невыгодном положении. Крайне мало материала. Исторически так сложилось, еще со времен разорения города шведами.
— Тем не менее вы сели за книгу.
— Было, присел на полгода. Просто на каком-то этапе я вдруг обнаружил, что являюсь чуть ли не самым большим знатоком Руссы. Давно, еще молодым был, занимался паспортизацией старорусских памятников. Я больше полусотни документов сделал. И только в 2000-е погрузился всерьез. Я очень люблю город, каким он был. Для меня та, прежняя, Русса в чем-то даже интереснее Новгорода. Люблю позднюю архитектуру — XVIII—XIX века. Тогда в городе много было построено храмов. Будто рушане так избавлялись от травмы, нанесенной разрушительной шведской интервенцией.
— Ваши любимые памятники?
— Бесспорно — Спасо-Преображенский монастырь. Никольская церковь. И Воскресенский собор — первый в России храм в русском стиле. Да-да! Причем спроектировал его Василий Петрович Стасов — главный «классицист». И вдруг — горки кокошников, зигзаги по фасаду, весь этот национальный антураж... Очень жаль, что мало позднего дошло до наших дней. Как началось в 1930-е... Так, церковь и часовня Александра Невского были утрачены и с десяток других — крупных, выразительных. В советское время не любили русский стиль и архитектуру, напоминающую о царях. А храм и часовня Александра Невского были возведены в связи с тем, что государь Александр II счастливо избежал покушения. Современный ориентир для храма — памятник Ленину, он рядом стоял бы, а у моста располагалась пятиглавая (редчайший пример!) часовня св. Пантелеймона.
— С первым «храмом в русском стиле»... Нет, удивительно это звучит для новгородцев.
— Но мы же от начала не позволяли себе вольностей относительно византийских образцов.
— С другими своими особенностями Русса — маленькая и провинциальная — не более ли русская она, чем Новгород?
— Дошедшие до нас здания постройки XVIII—XIX веков — это классицизм, в общем-то, западный стиль. Типовое строительство своего времени, с украшениями, не «хрущевки». Вот с ними-то, с советскими архитекторами, а в Старой Руссе своего Щусева, прямо скажем, и близко не было, город и стал провинциальным. А в XIX веке с курортом, посещаемым князьями, он и сам претендовал на аристократизм. И в области архитектуры конкурировал с самим Новгородом.
Тот город уничтожила война. Потом поврежденные храмы часто разбирали. Хлопотно приспособить большой собор под какие-нибудь общественные или производственные нужды. Чего материалу зря пропадать? Разобрать! Варварство, но в провинциальных городах так и было...
Много, много утрачено. Очень жаль самобытных старорусских домиков с люкарнами — чердачными окнами. Там — домик симпатичный, там — колокольня особенная, там — храм… Так это было.
Потом эти вот новорусские времена. В Новгороде уже в 1990-е замки поднялись, в Руссе началось лет на десять позже и, к счастью, не с таким размахом.
— Так и сама Русса заметно меньше. Но вот взять, к примеру, набережную...
— Грустное зрелище. Река — это всегда доминанта, ключевая панорама, раскрывающая город. Старорусский новодел — готика, ренессанс, постмодерн... Какафония, хаос, перекрытие видовых точек и даже подавление самих памятников масштабами и вызывающим видом иных коттеджей, выдернутых из какого-нибудь иностранного журнала. Но с нашествием капитала бороться очень тяжело. Если в Новгороде есть хоть какие-то противодействующие силенки, то Старой Руссе почти некому формулировать требования по защите традиционной среды. Разве что Дом-музей Достоевского иногда голос подавал.
В известном смысле архитектура — это зеркало. Вот что происходит с обществом, то и выпирает на поверхности. В результате сами жители не всегда понимают, что живут в древнейшем городе. Привыкли, что стоят несколько храмов, и что с того? Будь моя воля, я хотя бы таблички поставил, обозначил места утраченных церквей.
— Вам возразят, мол, что нам теперь — по кладбищу ходить?
— И прогулялись бы. Иногда полезно: побуждает к размышлениям. Нет, я серьезно. Суть-то, как всегда, в деталях. Как именно обозначить? Если талантливо, то и спорщиков-пересмешников не будет.
— В городе начали возвращать прежние наименования историческим улицам. А это — погружение в эпоху.
— Безусловно! Улицы Старой Руссы — это вообще песня. Хотя я и против тотальных переименований, лучше растянуть процесс во времени, подготовить людей, дать им привыкнуть. В Новгороде по сей день ко многим старым названиям относятся как к навязанным сверху, даже игнорируют в обиходе. Так вот в чем старорусский феномен? Почти все храмы были построены купцами. Иногда их специально ставили старостами, в надежде, что найдут средства. А потом в знак благодарности давали улицам купеческие имена. Вот откуда, скажем, улицы Сомрова, Бычатина, Калашникова... Получалось, что в Старой Руссе купцы и мещане жили более или менее в гармонии, уважали друг друга. И вдруг — Цеткин и Нахимсон. А когда человек снова увидит на табличках Сомровых, то задумается, откуда это все, и поймет, что Русса-то — ох, какая древняя и интересная. Почитать бы чего-нибудь, а нечего!
— Вот Ядрышников в библиотеке…
— Нет-нет, давайте без шуток. Ядрышников навязываться не будет. У него — научное издание, нелегкое для чтения, требующее подготовки. Но не буду иметь ничего против, если мой труд используют при напечатании популярного путеводителя. Пора бы уже издать. Но чтобы это действительно была качественная вещь.
— А как насчет сотрудничества в реставрации?
— Только за. Но чтобы последнее слово не оставалось за прорабом. Почему у Никольской церкви глава после реставрации стала объемнее, выпуклее? Почему Воскресенский собор выкрасили в красный цвет? Готовишь иллюстрированную справку, учитываешь каждую мелочь, а потом диву даешься. Кто-то решил, что надо не так, как было, а так, как красивее. С его колокольни, разумеется. К научной реставрации это не относится.
— Как вы думаете, а есть ли смысл восстановить хоть что-нибудь из утраченного? Пусть не сейчас, а в более, так сказать, сытые времена.
— Тема важная, интересная, но решения нет. Я лично не вижу. По крайней мере, пока. Нужна программа — многолетняя, поэтапная. Понимаете, восстановление прежнего облика — это не обязательно строительство, реставрация. Спасо-Преображенский монастырь, изюминка города, стеснен домами, которые начали строить еще в 1930-е годы. Это чуждые исторической среде постройки, уничтожающие видовые точки. Потом советская власть додумалась, что их, возможно, надо снести, когда достигнут соответствующей степени износа. А теперь?..
Что касается новодела, да, методика реставрации это допускает в виде исключения. Но, к великому сожалению, почти нет источников — рисунков, фотографий, не говоря уже о качественно выполненных и задокументированных обмерах. Мало также выявленных оснований разрушенных и разобранных храмов — тут археологам еще работать и работать.
— Если все-таки помечтать?
— Можно назвать церковь Введения на Введенской стороне. Сейчас это простое здание, используемое одним из предприятий. Не зная, ни за что не догадаешься, что оно когда-то было церковью, хотя от нее остались примерно две трети стен. Есть фото, на котором видно, как выглядел храм с улицы, и совершенно непонятно, каким он был со стороны реки. Так что в любом случае надо начинать с исследований.
Хорошо, что сейчас, готовясь отметить 1000-летие истории Старой Руссы, вспомнили о водонапорной башне. Я в общих чертах знаком с проектом реконструкции площади Революции. Если все сбудется, башня предстанет в былом очаровании, когда напоминала собою образ пражской башни. Для этого надо воссоздать в прежнем виде деревянную надстройку.
— А надо ли убирать с площади липовую аллею?
— Я не сторонник бесконтрольного буйства зелени. Но липы посажены не произвольно, а обозначают фундаменты Гостиного двора. Есть такой прием сохранения памяти, хотя о том, что он применялся, очень скоро все забывают. По-моему, если не липы оставлять, то хотя бы кустики там можно было бы посадить. Но, насколько мне известно, автор проекта — за сплошное мощение площади. А вот обозначить место церкви Александра Невского согласился.
Другая доминанта, требующая внимательной реставрации, — каланча пожарной части, наспех восстановленная после войны. В Костроме, а там много памятников, каланча — одна из главных достопримечательностей. И в Руссе могло бы быть так же.
Несколько домов неплохо бы восстановить. Опять-таки почти нет изобразительного материала. Но если очень захотеть, то, наверное, можно найти. Даже у самих старорусцев — нынешних или бывших — могут храниться какие-нибудь фотографии старых видов. Надо искать, пока не поздно.
— Как вы относитесь к истории возникновения праздника 1000-летия города?
— Сперва, как, наверное, и большинство самих старорусцев, посмеивался про себя. Мол, надо же, ребята исхитрились вычислить. А потом подумал: почему бы и нет? Если это близко к истине, в отличие от летописной даты, опоздавшей на сто с лишним лет. Привлечь в город деньги, пробудить патриотизм — все это нормально. Да и вообще всей области — плюс. Был у нас одинокий дедушка — 1150-летний Новгород. Теперь у него есть достойная пара — 1000-летняя бабушка Русса.
