Новгородскому процессу над нацистскими преступниками — 70 лет
Тяжело. Первое слово-ощущение от просмотра сценической реконструкции открытого суда над нацистскими преступниками, состоявшейся в зале областной филармонии 16 декабря. И на какое-то время оно — единственное, это слово.
70 лет назад в это же время, 7–18 декабря, новгородцам, присутствовавшим не на постановочном, а на реальном процессе, было еще тяжелее. Это просто невозможно сравнивать.
— Не было ни одной семьи, не пострадавшей так или иначе от войны, — говорит Владимир МОЩЕНКОВ. — Я житель довоенного Новгорода. У нас был свой дом с участком. Наша мирная жизнь обратилась в пепел. Вспоминая те годы, переживаешь все заново.
Владимир Владимирович не пропускал ни одного заседания суда в восстановленном здании театра. Мест не хватало. Всякий раз стоял — молодой же. Но приходил снова и снова. И ждал справедливого возмездия.
В зале филармонии была еще одна очевидица процесса 1947 года — Лидия Алексеевна АБРОСИМОВА.
Реконструкция — это неполных два часа. Вся история Новгородского суда — десятки томов. Причем 54 тома хранятся в Центральном архиве ФСБ. Сценаристы — кандидат исторических наук Дмитрий АСТАШКИН и кандидат филологических наук Сергей КОЗЛОВ — их не листали.
Не знаю, говорил ли настоящий Николай Ломакин — протоиерей, член ЧГК, свидетель, такие слова: «...если я стал бы читать до конца книгу крови и страданий...». И вот это в лицо людям, серым, как их мундиры в пятнах позора: «Да судимы будете!». Это — правда происходящего.
Тяжело. Когда свидетель Евдокия БЕЛЯЕВА (да простят меня актеры, что не называю их имен, мне кажется, в данном случае это необязательно), жительница деревни Горушка, рассказывает суду о пережитом расстреле. Ею пережитом, но не её детьми. «Когда я очнулась, увидела, что немцы несут солому, чтобы сжечь трупы. Я хотела встать и забрать своих девочек, чтобы они не сгорели. Не смогла...».
Когда свидетель Капитон ЕФРЕМОВ, житель деревни Серболово, вспоминает, как в декабре 1942 года каратели согнали всех, и по команде офицера застрочили пулеметы. «Мы с женой сразу упали, и это нас спасло».
— Были ли среди расстрелянных дети? — задает вопрос гособвинитель Виктор СТРЕКАЛОВСКИЙ.
— Всех возрастов, вплоть до младенцев.
Сжатые скулы, комок в горле, кто-то смахивает набежавшую слезу. Мы — там, в 1947-м.
Одиннадцать «штук»
А что подсудимые? Кто-то, понурив голову, говорит: «Да, я полностью признаю свою вину». Кто-то оправдывает себя приказами вышестоящего командования. Кто-то продолжает изображать из себя сверхчеловека, измеряя жертв «штуками». А кто-то напрочь отрицает свою причастность к каким-либо преступлениям. И таким помогают освежить память не только оставшиеся в живых свидетели их зверств. В роли свидетелей выступают и сами немцы. Иные даже рассказывают, что начальство зарабатывало себе награды, уничтожая мирное население и записывая его в партизаны.
— Прошу разрешения задать вопрос военнопленному Шивеку, — прокурор обращается к председательствующему на суде генерал-майору Ивану ИСАЕНКОВУ.
— Разрешаю.
— Вы можете подтвердить, что подсудимый Финдайзен, командир карательного отряда, участвовал в истреблении мирных советских граждан, сжёг деревни Дедовичского района Псковской области и Белебелковского района Ленинградской области?
— Да, подтверждаю. А также то, что подчиненные Финдайзена во время одной из операций согнали жителей деревень Починок и Бычково на лед реки Полисть и расстреляли их из пулеметов. Финдайзен, узнав о расправе, не сделал командиру роты даже упрека.
Военный трибунал не был судилищем. Обвиняемые имели право на защиту.
— Прошу суд учесть, отметить этот факт: подсудимый не мог ослушаться этих приказов.
Речь — о «добросовестном» исполнении генерал-майором Йозефом Руппрехтом инструкций по уничтожению при отступлении городов Порхов и Сольцы. Ни больше ни меньше.
— Именем Союза Советских Социалистических Республик! — военный трибунал Ленинградского военного округа выносит приговор.
Он одинаков для всех 11 вояк, оказавшихся на скамье подсудимых. 25 лет исправительных лагерей. Суд руководствовался майским, 1947 года Указом Президиума Верховного Совета СССР, отменившим смертную казнь.
В том году в разных городах состоялось 9 открытых процессов над нацистами. Новгородский стал последним в РСФСР и предпоследним в СССР (суд в Гомеле завершился двумя днями позже). Первые 8 таких процессов прошли в 1945—1946 годах. Большинство из 84 осужденных военных преступников были приговорены к смертной казни через повешение. Казни были публичными, приходили десятки тысяч местных жителей.
Кто тут жертва репрессий?
Накануне сценической реконструкции в конференц-зале Музея изобразительных искусств НГОМЗ состоялся круглый стол «Советские суды над нацистскими преступниками: культурный и научный след».
— Конечно, Новгородский процесс находится в общем ряду, но при этом у него есть свои особенности, а в чем-то он даже уникален, — говорил доктор исторических наук Борис КОВАЛЕВ. — Здесь судили не только убийц, но и разрушителей русской культуры, наших памятников. А разрушения были огромны. Напомню, что Новгород находился на линии фронта с августа 1941-го по январь 1944-го.
Александр ПЛЕХАНОВ, главный специалист Госархива, приводил такие данные: подсчитанный после войны ущерб (в ценах того времени) только по церквям и памятникам старины измерялся суммой в 10 триллионов 949 миллиардов 681 миллион 472 тысячи рублей. Только памятник Тысячелетию России был оценен более чем в 70 миллиардов рублей.
Время лечит. Вражда не может длиться бесконечно. Было время, покаянная Германия выражала готовность идти навстречу. Мы знаем, что есть памятники, восстановленные с немецкой помощью. Но нам точно не стоит быть идеалистами.
Судья Ленинградского окружного военного суда Юрий КУНЦЕВИЧ привел такой факт: уже в 1996 году посольство ФРГ обращается с ходатайством о реабилитации немцев, казненных за военные преступления. И суд был вынужден это рассмотреть. В итоге в ходатайстве было отказано.
— Но как оценить такое обращение? — задался вопросом судья Кунцевич. — Полагаю, что это довольно цинично.
И как тут не признать, что мы сами, особенно публичные наши антисталинисты, помогаем «нашим партнерам» укрепиться в мысли, что советское правосудие по определению не могло быть объективным?
Что же тогда значат миллионы жизней, брошенных на алтарь нашей свободы? Отвоеванное само право наше быть самими собой? Чтобы никакая просвещенная нация не оскверняла наши храмы, сдирая с Софии позолоту на портсигары?
— Об этом мало кто знает, но в 1990-е годы немало военных преступников, осужденных советскими судами, были реабилитированы, — заметил доктор юридических наук Александр ЕПИФАНОВ (Волгоград). — Со всеми вытекающими из этого материальными обязательствами перед государством.
Бесспорно, в этом просматривается определенная политическая конъюнктура. Хотя Новгородского процесса данная тенденция не коснулась. Он не даёт повода для пересмотра.
Иди и смотри
И все же мы должны держать свои позиции. На круглом столе не единожды поминался «уренгойский мальчик». Как известно, его приглашали в Новгород на наши обсуждения и реконструкции. Не приехал. А могло быть иначе? Представьте себя на месте этого Коли, внезапно ославившего себя на всю страну. Он вообще выдержал бы это перевоспитание правдой? Мне лично его жаль. На самом деле мы ему спасибо должны сказать. Не думая о том, он всем нам помог. Да-да, тем самым своим странным покаянием в стране, причинившей неисчислимые беды нашему народу. В цивилизованной и толерантной Европе, потихонечку скатывающейся к историческому реваншизму. Он просто открыл глаза на проблему, заставил задуматься, что у нас происходит с образованием, с исторической памятью, в конце концов с патриотизмом, о котором вспоминаем часто и охотно? О других мальчиках стоит побеспокоиться.
Тяжело. Даниил ДОНЧЕНКО, заслуженный артист России, постановщик реконструкции «Да судимы будете», сказал мне, что лучшей оценкой работы творческого коллектива он считает слова: «Вы вжали меня в кресло!».
Помните фильм Элема Климова «Иди и смотри»? Нам нужна эта инъекция боли. Как прививка душе от беспамятства. Потому что оно, беспамятство, куда тяжелее самой трагичной памяти.
Остается добавить, что историческая реконструкция Новгородского процесса как проект была осуществлена на средства гранта Президента России. При поддержке Министерства культуры РФ, Правительства Новгородской области, Новгородского музея-заповедника, Российского исторического и военно-исторического обществ, а также при содействии областных структур — управления ФСБ и прокуратуры.
Фото из архива НГОМЗ
