Понедельник, 23 декабря 2024

Василий Дубовский

«Капельная я...»

Клавдия Карповна с младшей дочерью Екатериной

Жительнице села Марёво Клавдии АКИМОВОЙ исполнилось 100 лет

— Зачастили к нам!

Екатерина ЦАРЁВА, дочь Клавдии Карповны, приветлива, но за маму волнуется: без воспоминаний же не обойдется, а она потом переживает.
Проходим в дом. Там — красиво и опрятно.

— По-царски Царевы живут!
— Скажете тоже, — смущается Екатерина Федоровна. — Какие с нас цари? Ремонт, правда, осилили. Только в маминой комнате ничего не стали менять. «Меня не трогать!» — сказала, как приказала.

— Мама, к тебе гости. Из области! Про жизнь-то свою будешь рассказывать?
— И расскажу!

Куды казна, туды и мы

Говорим, короток век человеческий, а он и того короче. Немногим дано достичь бабы Клавиных лет. Маревские ветераны эксперимента ради спросили на почте поздравительную открытку.

— С каким юбилеем? — изумились там. — Так долго не живут!

Она родилась в июле 1918-го. Еще не закончилась Первая мировая война, а в России уже гремела Гражданская. Потом была коллективизация, с нею — раскулачивание, от которого пострадал и ее род. Молодость Клавдии Карповны пришлась на Великую Отечественную. Братья, жених — все ушли на фронт. И не вернулись. И сестер потеряла.

— Капельная я, — говорит баба Клава. — За всех осталась на белом свете, за всех помню.

Много выстрадано и видано. Вспоминает про тех, кого фашисты повесили в деревне на цепях, про убитых наших солдатиков — как кто-то звал: «Мамуля, меня убили...». Схоронили сельчане тех солдатиков. Их родственники много лет спустя после войны приезжали к Клавдии Карповне из Москвы с гостинцами, благодарили.

Вспоминает, как немцы отправили в Старую Руссу, заставили обстирывать. Как мазали себя грязью и сажей, прикидываясь тифозными, чтобы не вывезли в Германию.

Кончилась война, так до передыху ли?

— Куды нас назначит казна, туды и идем, — рассказывает Клавдия Карповна. — Я была отправлена на работы в Ярославль, в Вологду, и третий город какой-то был — не помню уже, родные мои. Вернулась домой — пошла на сотки. Копали лопатам, вырабатывали. Сколько вскопаешь, столько тебе и запишут на труд. Ой, лихо мое! Не так было, как теперь: хочешь сидеть и сиди — кому до тебя дело? Одна девка не пошла на эти сотки. Вызвали в райисполком — и куды она делась? Не видели мы ее больше.

Чего не жить?

Бабу Клаву не всегда понять. Без ее дочки разговор бы у нас не пошел. С войны контузия была у Клавдии Карповны. С годами это сильно повлияло на слух. Екатерина подвинет у мамы платок и громко прямо на ушко ей что надо и передаст.

А бабуля — не без юмора. Когда «переводчица», уже ко мне обращаясь, стала что-то такое пояснять, баба Клава Катю — толк:

Есть в Марёве дом Царёвых

— Врешь, наверное?

Она и саму себя подначивает: вот, мол, Баба Яга, крива нога. Что делать, приходится пользоваться «третьей ногой» — палочкой. Зато затворницей Клавдия Карповна не сидит — прогуливается у дома, выходит и на улицу свою, что явно ее моложе — 60 лет Октября называется.

— Ну, так что? — выжидательно смотрит на нас.

Значит: о чем дальше-то? Я попросил — о хорошем. Не одни же испытания выпадали на ее веку.

Семью смогла завести. Это не то что хорошо — счастье. Повыбиты были мужики. Как говорит Карповна, «девки выходили хоть за что». А она — за молодого. Федор-то моложе ее был, да вот приглянулась она ему. Четверых детишек родили.

— И чего было не жить при колхозе-совхозе? — рассуждает Клавдия Карповна. — Только работай! Я привычная была, рожь серпом жала, всё делала. А потом техника стала приходить. На первый трактор посмотреть вся деревня сбежалась. Конь железный — диво-то какое! А сейчас? Один тракторок бегает, пожни заросши. Сколько домишек стоит нелатаных!

Василий Яковлевич-то (председателя Новорусского сельсовета она всегда поминает добрым словом) такого бы не допустил! И хозяйственный был, и к людям со всей душой. Когда же стали командовать не те, «так и жизнь пошла колясом».

А дальше?

Есть у нее такая тема: зачем народу воля была дана? Много чего нынче, как она думает, неправильно. Дочку с зятем — и тех критикует: что это вы жужжите, косите все подчистую? Нет чтоб козу завести, пусть травку щипает, молочко было бы, творог, сметана. Не жрали бы этих «пластмасс» — это она так про магазинные продукты.

«Намажь мне на хлеб маргарина!» — это в переводе с бабы Клавиного про масло сливочное. Да какое нынче масло? Уж, конечно, не то, что сами когда-то делали...

— Ой, не проживете вы столько, как я, — сочувствует нам Карповна. — Кажется, всё у вас есть. И горбатиться вам не надо, как нам приходилось. А не проживете.

Вот порода человеческая. Сколько труда, сколько лиха позади, а столетний рубеж взят. И на ходу еще. В баню сама ходит! Какой-такой секрет долголетия? Ну, трезво жила. Ну, суп на обед всегда кушала. Да ничего такого особенного, в общем. Правда, мама ее, Марфа, та 102 года прожила. Как говорится, с этого и надо было начинать.

А таким, как мы, сделала вывод Клавдия Карповна, пенсионный возраст повышать нельзя. Невзлюбила телеведущего Соловьева после того, как тот в своей передаче слишком рьяно, по ее мнению, противоположную позицию доказывал.

— Была б я там, я б ему сказала!

Бабушка посматривает политические ток-шоу. Садится в кресло, надевает наушники, включает телевизор погромче. Помоложе была бы — газеты бы выписывала. «Сельская жизнь» — та обязательно должна быть в доме. Потому что человек должен быть в курсе.

Клавдия Карповна не жалуется. Чего жаловаться? Чего и сколько Бог дал, то и есть. Она не скажет: вот, мол, устала от жизни. Напротив, говорит, что еще пожила бы. Интересно же, что дальше будет? В мире, в стране, в селе.

Деревенская

К дочке в райцентр, по правде сказать, баба Клава не хотела. По сей день блуждает мыслями по своей деревне, по хозяйству. Скучает.

Деревня, она такая. Кто хотя бы в детстве там жил, тот не забудет. Нет-нет да накроет теплой волной. И вспомнится всё: люди, игры, заботы, поля, запахи...

Вот и Екатерина путями неблизкими навещает родительский дом, где мама с папой были молодыми, где пахло сушеными яблоками, где так хорошо спалось на простом самотканом матрасе, набитом соломой. А в ясную погоду в окно светили загадочные звезды. Целое небо ярких точек.

— Я и сейчас, бывает, ими любуюсь, — говорит Екатерина Федоровна. — И мама, если не спится, любит смотреть в окно.

О чем тогда ее мысли? Вспоминаются ли ей все-все родные капельки, кого уж нет на земле?

Недавно схоронила сына, в Санкт-Петербурге он жил, город этот для Клавдии Карповны остался Ленинградом. Не плакала, не причитала, только сидела у гроба, молчала, шептала про себя что-то свое и гладила его, своего первенца, гладила.

У нее полно внуков и правнуков. Все они обожают бабулю. Она же старается при встрече каждому, большому и малому, дать гостинец или денежку, отложенную из пенсии.

Пора и честь знать. Простите, говорю, если разбередил душу.

— Христос с тобой, сынок! — напутствует она...

* * *

Марёво — это такой новгородский Кавказ. Долгожителей много! В малонаселённом районе живут 24 человека старше 90 лет. Явное большинство составляют женщины, их в этом списке 20. У главной жительницы, Татьяны Андреевны Барановой, в нынешнем году был 103-й день рождения. Близка к вступлению в клуб-100 Анна Георгиевна Громова, чей юбилей ожидается в сентябре.

Фото автора