Почему уверенность в завтрашнем дне — это про Донецк?
Плюшем стелится степь донецкая –
Не видать ни конца ни края.
Стал Донбасс мой, как крепость Брестская,
Русский мир от врага защищая.
У меня в «телеге» — посылка из Донецка. Несколько видео, стихи, кратко про повседневность, сводка происшествий за один октябрьский день.
В Горловке при атаке украинского беспилотника погибла пожилая женщина. Пострадали четыре сотрудника МЧС, прибывшие на ликвидацию пожара, возникшего после сброса взрывоопасного предмета. Уничтожена пожарная машина. Дрон прилетел в многоэтажку, загорелась квартира, в которой находилась девочка, но кто-то спрыгнул с крыши на балкон 14-го этажа и спас ребёнка.
В Дзержинске женщина получила тяжёлые ранения.
В Кировском районе Донецка уничтожены несколько частных домов.
И много где, и много чего ещё.
«Мне бы хотелось передать вам нашу донецкую уверенность в завтрашнем дне, — пишет дончанка Елена ЕВПАК. — Всё-таки у нас — опыт».
Опыт — это стойкость и умение радоваться жизни. Несмотря ни на что.
С Еленой Фёдоровной я познакомился на Валдае. Она была в паломническом туре по святым местам России — первой такой поездке, организованной в Донецке. Впереди были Соловки, а на обратном пути — Дивеево. Взял телефон, почту. И вот включаю телевизор, а там — про годовщину воссоединения Донбасса, Запорожья и Херсонщины с Россией. Чего раньше-то было не заглянуть в календарь?
С утра отправил письмо, к вечеру пришёл ответ: «Извините, целый день на приёме, не было возможности ответить».
Она — врач, председатель профкома больницы (там 500 работников), член комитета Донецкого отделения профсоюза работников здравоохранения.
После приёма доктор Евпак пошла на репетицию — она увлекается народными танцами. Концерт на носу!
«А сейчас удобно?»
«Да, только если пропаду, не переживайте — со связью у нас так».
И действительно, почти сразу же и пропала. Полчаса разговора или чуть больше получились как бы в нескольких частях.
Пушки и цветы
— Мы надеемся, что будет полегче — наши взяли Угледар! Значит, ВСУ отодвинули. Но в гости никого из других регионов не зову. У нас по-прежнему опасно. В воскресенье гуляли с внуками по городу — ба-а-х! На небе, оно только что было чистым, появилось дымчатое облако. Наша ПВО сбила две ракеты. Всё нормально, живём дальше. Куда пойдём? Может, в кафе? А, на качели…
Это вначале был шок. Мы же думали, что живём в мирное время. Хоть и был уже майдан. А когда нас стали бомбить… Как это может быть? За что? За то, что хотим разговаривать на русском языке?
В феврале 2022 года, догадываясь — что-то должно произойти, уговорили дочь с двумя детками восьми и четырёх лет на время уехать в Питер к друзьям. Они улетели последним рейсом из Ростова. Когда они уже добрались, связалась с ними по скайпу. Думала, услышу массу впечатлений. Но младшая Вероника сказала только это: «Бабушка, здесь нет танков».
Самое страшное — когда гибнут дети. В Горловке в начале войны был случай: мамочка спрятала троих деток в ванной, туда и прилетел снаряд. Этого не простить, к этому не привыкнуть.
В нашем районе по донецким меркам — поспокойнее. Поэтому сюда переехало много молодых семей. Много мам с колясками, много беременных. И это радует. Жизнь продолжается.
Наш раненый город всё так же красив. Мы называем его городом миллиона роз. Он оставался таким даже в самое трудное время. Едешь на работу и видишь танки, пушки, ополченцев. Но напротив них коммунальщики высаживают цветы.
Оставьте себе
— Шахтёры — народ жёсткий, но не жестокий. Они не проклинают, не злорадствуют. Почти у всех есть родня на другой, украинской, стороне. Реки крови пролиты, но, слава Богу, мы ещё сохранили какие-то отношения. Пусть даже для этого пришлось поставить их на паузу. Иногда лучше помолчать. Просто пережить это время.
У меня была хорошая подруга — психолог, преподаватель. Она мне задавала один и тот же вопрос: «А что у вас люди говорят?» Потом перестала. Потому что я отвечала одно: «Разное». Люди всегда говорят разное. Они и сами разные. Но в большинстве своём мы действительно хотели в Россию, и когда она нас наконец забрала к себе, восприняли это как должное.
Кто-то сохранил связь с Украиной как государством. Например, получает украинскую пенсию. Я этих людей не осуждаю. В конце концов, они эти деньги заработали. Но мне эта пенсия не нужна. Ни за что не поеду в такую Украину, как сейчас, не стану говорить на её официальном языке. И чего уж там – кривить душой. А ведь пришлось бы.
Дойти до главного
— До того, как в 2014 году образовалась ДНР, я не занималась профсоюзной работой, тем более не была во главе первички. И ничего подобного не предполагала. Но оказалось, что профсоюз недооценён и он многое может. Мы реально отстаивали права наших работников. Работа в туберкулёзной больнице — не из лёгких. Мы, к слову, и военным госпиталем успели побывать. Так вот, тогда, в «переходном периоде», когда часть персонала осталась без доплат, профсоюз дошёл до главы республики, но санитарочек наших защитил.
После воссоединения с Россией у нас появились партнёры в других регионах. Общаемся, участвуем в совместных мероприятиях. И, знаете, нам есть чем поделиться.
На нас часто смотрят как на каких-то особенных. Нет, мы такие же люди, как и все. А вот обстоятельства у нас действительно были особенные. И к нам часто обращались люди, которым больше некуда было пойти.
Приснись мне, сынок
— Желающих совершить паломничество по святым местам было много, а мест в автобусе — мало. Да и не было чисто донецкого рейса, мы сели в Ростове. По вполне понятным причинам. Понятно и то, что такой тур будет доступнее, когда настанет мир. А пока мужчины воюют, нам остаётся за них молиться.
Самое памятное для меня — Соловки, остров Анзер. Казалось бы, такая тяжёлая история: либо келья, либо камера. Но почему-то оттуда не хотелось уезжать.
Памятен разговор с батюшкой. Меня мучил вопрос: что сказать, какие найти слова по возвращении домой? Как передать то, что я чувствовала там? Как облегчить боль матерей, потерявших своих детей? Кто утешит семьи тех воинов, которые, вернувшись с СВО, так и не доехали домой? В центре города — прямое попадание в автомобиль. В бою выжили, а тут… У моей знакомой сын погиб на СВО. Серёже было 22. Она мне говорила, что он ей почему-то ни разу не снился. В этой поездке мы молились за наших ребят. За здравие воюющих и за упокой павших. И за Серёжу я, конечно, молилась. Стояла на молитве в Соловках. А потом он пришёл к своей маме во сне. В белых одеждах…
И, конечно, везде — в Иверском монастыре тоже — мы молились за мир, за нашу великую и святую Россию. Чтобы Господь её спас и сохранил. От новых козней старых врагов. Нашему народу постоянно навязывают войну за право быть.
* * *
Так может, это их, эти страны, надо объезжать с чудотворной донецкой иконой «Умягчение злых сердец»? Елена Фёдоровна прислала мне сюжет, снятый каналом «Спас», о поездке на Курщину. И там икона мироточила. Да вот подала бы она знак, окажись на чужой земле?
Что такое жизнь в Донецке, захотите вы спросить?
Я отвечу очень просто: «Здесь умеют люди жить!»
Это тоже из «телеги». Простые слова. Начало стихотворения запомнилось сразу. И ещё — слова из песни «Забери нас к себе, Родина». Профсоюз медиков и больница, в которой работает Елена Евпак, дружат с артистами Донецкой филармонии. Донбасс, он действительно стал, как Брестская крепость.
