Пятница, 27 декабря 2024

Василий Дубовский

Наш ответ Гарри Поттеру

По признанию Дмитрия, сюжет первой сказки он не сочинял — он ему приснился.

Фото: из архива Дмитрия УРУШЕВА

Жил-был литератор, который писал на очень серьёзные темы, но однажды ему приснилась сказка… 

Вот такой зачин вполне подходит, чтобы представить читателю москвича Дмитрия УРУШЕВА, автора книг по истории Церкви. Последняя из них — «История старообрядчества» — увидела свет в прошлом году. 

Но новгородцам недавно была представлена не она — другая. В областной библиотеке (в кремле) состоялась творческая встреча учащейся молодёжи со знакомыми уже нашему читателю художниками Дмитрием Гусевым и Марией Шадчневой. Речь шла об искусстве иллюстрации. А Мария как раз является автором иллюстраций к сказке Урушева «Созвездие Девы».

Как художник — краски, он смешал русский фольклор, христианскую традицию и европейскую литературную сказку. Получился его собственный волшебный мир. 

Сказочника я нашёл по телефону. Поговорили. И уже потом я узнал, что он в тот момент находился в Казани. Там как раз старообрядческий форум начался. Но это так, присказка. 

Дмитрий, поскольку вы пользуетесь фольклорными сюжетами, хочется спросить: как часто вас вдохновляет новгородский эпос?

— Черпаю полной ложкой. Постоянно что-то перекликается — почти напрямую или несколько завуалированно — с былинным циклом. Про Садко — в особенности. Например, в сказке «Звезда Альтаир» я использовал сюжет про волшебную рыбу с золотым пером. У меня её ловит инок, живущий в Константинополе. 

Значит, всё-таки дело было на юге. 

— Ну не будем забывать о новгородской тяге к путешествиям. Никита Новгородский, который летал на бесе, таким способом в самом Иерусалиме оказался. На самом деле мне лично во всех отношениях ближе север с его бодрящим воздухом, наполнявшим паруса новгородцев, когда они шли на Соловки. А потом эстафету у них подхватили поморы. И всё это чувствуется в произведениях Шергина и Писахова. Плюс уралец Бажов. Вот любимейшие мои сказители. Обожаю их чистейший, родниковый русский язык. И потом там же старообрядчество везде присутствует. Просто невозможно пройти мимо.

Но вы же обходились как-то. В смысле, не сразу за сказки принялись.

— И думать про них не думал! Случилось это со мною в шестнадцатом году. Я тогда серьёзной церковной историей занимался — собирал материалы по епископу Павлу Коломенскому. У меня на руках были интереснейшие архивные находки. Какие сказки? Вы что?! И вдруг я сильно простыл. Сидел полмесяца дома. Было жутко скучно. И однажды мне приснился сюжет, как царь отправляет сыновей на поиски веры. Проснулся — стал записывать. Вот до сих пор не могу остановиться.

В одном из своих интервью вы высказались о тяге к чистому творчеству.

— Безусловно, и это тоже. Перед каждым, кто пишет о боярыне Морозовой, «висит» картина Сурикова. Вот так боярыня ехала и будет ехать на санях в веках. А мой сон — это только мой сон. Да, можно было и промолчать, но возникло желание самореализоваться в сказках и повестях этих волшебных. Признаю. 

А дилемма — личный интерес и служение?

— Их не надо противопоставлять. Творчество — тоже служение. Как любое христианское учение, направленное вовне, есть проповедь.

Как восприняли старообрядцы, что вы стали писать не историю, а истории?

— Ну я историю-то совсем уж не забросил. А вообще — по-разному восприняли. В оправдание своё сошлюсь на слова митрополита Корнилия, слышанные мною в городе Томске, что нужна альтернатива западной детской литературе, засилье которой наблюдаем. Пожалуйста — мой ответ Гарри Поттеру, фэнтези и экшенам.

А ваши сказки — это не фэнтези?

— Я обожаю этот жанр! Очень люблю Клайва Льюиса, автора прославленных повестей «Хроники Нарнии». Между прочим, он писал и богословские труды, и сказки. Как раз Льюис и показал, что христианство вполне сочетается со сказкой, иносказанием, эзоповым языком. Просто мы сейчас говорим о нашей литературной сказке, на нашей почве. 

И как обстоят дела с литературным импортозамещением?

— Не знаю! Если бы был шквал откликов: «Дима, прекрасно!», «Дима, ужасно!» — мне бы проще было ответить. Нет, люди как-то реагируют всё же. В январе этого года был в Екатеринбурге, подошла сотрудница музея и сказала, что мои сказки помогают, когда тяжело на сердце. «Спасибо вам, Дмитрий Александрович!» — мне то есть. Приятно, конечно. Но неожиданно: совершенно не рассчитывал, что стану утешителем!

А кем? Чем отличается ваше творчество от подхода авторов популярных мультиков, созданных как бы по историческим мотивам? Кто-то смеётся, а кто-то критикует: вот, мол, ёрничают.

— Вот от этого я постарался отъехать. Без юмора, наверное, нельзя. Пресный текст разве станут читать? Но у меня же задача — не карикатуру нарисовать, а рассказать о нашей истории и вере. В лёгкой, живой форме. И вот это бесконечное «ха-ха-ха» мне не надо. Говорящий конь — это всё-таки подмога богатырю, а не дурак за компанию. Был такой писатель — Михаил Успенский. Он тоже обыгрывал древнерусский фольклор. Интересный, талантливый человек. Реально смешил. Всё это имеет право на жизнь, я считаю. Но вот в чём вопрос: посмеялись, а потом? Это и всё, что ли?

Вы ограничиваете себя временными рамками? Допустим, старообрядцы чтят дораскольных святых — это общерусское, общеправославное духовное наследие. Но что было потом, то врозь: свят Сергий и не свят Серафим. А как с фольклором?

— Я выбрал для себя некий временной промежуток: конец XVI — начало XVII века. В России ещё правит Борис Годунов, в Англии — Елизавета. Хотя совсем уж строго этих рамок не придерживаюсь. 

В них же не вписывается Раскол… 

— А кто мне запретит расширить временные рамки? Среди моих героев есть царь Алмаз Мельхиорович, патриарх Никель…

Намекаете? 

— На таблицу Менделеева. 

А для старообрядцев там ничего не нашлось? 

— Грешен, поиграл немножечко словами. Так, полутона, без фанатизма. 

Насколько вы доступны для читающей публики? 

— Например, сказка «Звезда Альтаир» вышла тиражом 1500 экземпляров. Затрудняюсь это комментировать. А сказка «Два брата»… Это о том, как Василий и Дмитрий в поисках веры побывали в католической Европе, встречались с коронованными особами, со святой инквизицией даже столкнулись. 

И какой тираж, когда с инквизицией?

— С инквизицией дело пошло лучше — две тысячи. Жаль только, что издательство «Новое Небо» прекратило своё существование. Что сталось с книгами — мне неведомо.

Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом.

— Безусловно. Должен же я получить Нобелевскую премию в области литературы. Как сказала очаровательная Фрекен Бок: «По телевизору показывают жуликов. Ну чем я хуже?!» Ну чем я хуже?! По правде, мне не на что жаловаться. Чудесные художники нарисовали чудесные картинки. Чудесные издательства напечатали чудесные книжки. При всём при том там ещё и тексты мои есть! Как-то встретил одного старообрядца, который тоже пописывает. «Дима, как я тебе завидую! — признался он. — Тебя печатают!»

Мария ШАДЧНЕВА, художник:

— Дима Урушев на собственных началах всё издавал — все свои сказки. Поэтому и тиражи такие скромные. Он и сам человек очень скромный. При том что сказочник — гениальный. На мой взгляд, его творчество — это не альтернатива неким западным образцам, ставшим популярными и в нашей стране. Прежде всего это — утверждение и возрождение нашей традиции, нашей сказки. Говоря на языке образов, создавая волшебную событийность, он даёт возможность русскому человеку, вообще нашему соотечественнику, взглянуть на происходящее вокруг.

Картина Марии ШАДЧНЕВОЙ

«Иван отдёрнул занавеску, закрывавшую лежанку, и почтительно обратился к подушкам и одеялам:

— Светлейший манул, яви милость, покажись.

Подушки и одеяла зашевелились, и показалась раскормленная морда Баюна. Кот хмуро воззрился на царевича, подмигнул и недовольно спросил:

— Где веник?

— В сенях, — юноша оторопел от такого вопроса. — Светлейший, ты чего? Не признаёшь?

— Иванушка, воспитанник мой! — обрадовался придворный манул. — А они меня — веником. А я личность. Ярко окрашенная! Я себя не на помойке нашел. У меня три высших образования!»

Отрывок из книги «Созвездие Девы»