За 10 дней боёв под Артёмовском он потерял 20 килограммов
Артём не получал повестки из военкомата. По всем данным под частичную мобилизацию он не подходил: в армии в своё время не служил, был опекуном старшего брата — инвалида, а теперь уже и в своей семье у него четверо несовершеннолетних детей. Старшему ребёнку — 15, младшему — четыре года. Более 20 лет Артём трудился на железной дороге. Начинал с монтёра, последние шесть лет был бригадиром. Но прошлой осенью сам сел в свой старый жигулёнок и поехал в соседний район в военкомат.
— У меня дед — офицер, две войны прошёл: Великую Отечественную и японскую. Мне тоже надо было испытать то ли себя, то ли судьбу. На мобилизацию, получается, я напросился. Ни повестки, ни военного билета. В военкомате посмотрели на меня, на семейное положение и категорически дали от ворот поворот: езжай ты, мил человек, домой. Тогда я написал заявление как доброволец.
Через неделю Артём уже был в своей части в Твери. Там и принял воинскую присягу. И не один он для армии новичком оказался, более четырёх десятков ранее не служивших новгородских мужиков торжественно поклялись «свято соблюдать, строго выполнять и мужественно защищать». Так Артём стал стрелком. Со своим позывным не мудрил: голова гладкая, как шар, — значит, буду Лысый.
— Осознание себя на войне приходит постепенно. С первыми обстрелами, первыми ранеными и погибшими. Была Кременная, там одна картинка сложилась, в мае наступила очередь Артёмовска, всё уже по-другому было. Завозили нас повзводно на позиции у Клещеевки. Мы должны были сменить бойцов ЧВК «Вагнер», взвод прикомандировали к 4-й луганской бригаде. Повели ночью, куда — никто толком не понимал. Но двигались быстро, перебежками. А вот когда к позициям стали подходить, смотрим: там убитый лежит, там — ещё, и трупный запах… Тогда все уже поняли, куда попали. Вот в этой тьме по ямкам мы и рассредоточились.
А утром, как рассвело, поступила команда: «К бою!» Сначала по позициям мобилизованных отработала авиация противника, потом ударили «Грады», оставшиеся сутки прошли под постоянным артобстрелом. Наши заняли позицию в овраге, во внутренних склонах которого были вырыты землянки. Их оборудовали ещё украинцы. Делали добротно, с крепкими накатами из толстых брёвен. В них наши бойцы и пережидали обстрел. Кто-то ещё бегал, кричал. Потом крики стихли.
— За тот день мы потеряли четверых, ещё около 15 были ранены. Их потом в потёмках эвакуировали. Ночью украинский танк вышел. Мы его только слышим. С одного бока зайдёт, один склон нашего оврага обработает, потом переместится — за второй берётся. Днём постоянно их дроны над позициями. Не высунешься — на любое движение сразу прилетает. Украинские позиции метрах в 130 от наших были. Иногда провоцируют: постреляют, чтобы мы ответили и обозначились. Кричат: «Русские, сдавайтесь!» Сидим, молчим. Артобстрелы продолжаются. Наших раненых эвакуируют, новых бойцов заводят. Такая карусель. Днём даже проще было: услышал «птичку» — замер, а ночью от тепловизора куда ты спрячешься?.. Раненых до точки эвакуации по открытой местности почти два километра нести. Там же воду, продукты и БК забирать. Идеальные мишени.
В первую ночь к точке эвакуации за провиантом ушли трое, никто не вернулся. Во вторую ночь история повторилась. Лишь на третью вернулись двое бойцов, принесли паштет: получилась одна банка на семерых в сутки — утром чайная ложка и вечером чайная ложка. Воду искали дедовским способом. В старой глубокой воронке заметили сырую землю, выкопали там ямку, скопившуюся в ней воду пропускали через тряпочку. Тем и спасались, кто успевал. Захочешь водички, добежишь, а до тебя её уже кто-то вычерпал.
— Самое жуткое было раскапывать землянку после прилёта. Один из бойцов решил «птичку» сбить, пострелял. Не попал, а дрон землянку срисовал. В неё штук пять-шесть снарядов сразу и прилетело. Разобрали накаты полностью. Шестеро сразу погибли, двоих живых мы вытащили, ещё двоих — раненых: кому ногу перебило, кому оторвало. Шесть суток эвакуировать не могли.
Артём попал под миномётный огонь рано утром, когда возвращался к своим с продуктами и водой. До позиций оставалось всего 100 метров. Осколок залетел под бронежилет и разорвал мягкие ткани в районе лопатки. Он сразу даже ничего не понял, просто отбитая спина стала гореть. Залез в первую попавшуюся землянку. По радиостанции получил приказ: если в силах, идти на точку эвакуации самостоятельно. На счастье Артёма, на эту землянку вышли три разведчика из луганской разведроты. До точки эвакуации им оказалось по пути.
— Первую медицинскую помощь мне оказали только поздно вечером, уже когда всех раненых привезли в Бахмутку — это такая деревня под Артёмовском. Там в большом подвале одного дома нас приняли медики «Вагнера». Потом усадили в машину и повезли в больницу. Еду уже по тыловой зоне, и вдруг осознание приходит, откуда я вырвался. А всего-то 10 дней прошло. Я за эти полторы недели 20 кг весу потерял. Уже в Горловке положили на операционный стол, прочистили рану, зашили. А рядом, на соседнем столе, тот паренёк с оторванной ногой умирал, кого мы из землянки откапывали. Я его и не знал толком, он к луганской бригаде тоже был прикомандирован из какого-то подразделения. Помню, звали его Саша, из Ростова. Я же его тащил и свой промедол колол ему. Он все шесть дней в ожидании эвакуации в сознании был, такой весёлый, на позитиве.
Артём по-настоящему горд за свой полк. Как бы кто ни относился к мобилизованным, но новгородцы не сдали ни одной своей позиции под Артёмовском и заслужили уважение.
— Нас «вагнера» в шутку картошкой называли.
— Это почему?
— Так сидели мы, уцепившись за ямы и воронки, а они мимо на свои задания проходят и между собой говорят: «Осторожно, тут картошка сидит».
Лечение Артёма было недолгим. Полк собирал по больницам и госпиталям своих бойцов. Долечивались у себя в медроте. Так второй раз Лысый оказался в Артёмовске. Две недели пробыл в группе обеспечения. А потом опять перекинули под Клещеевку.
Уже учёные, на позиции бойцы заходили тройками. Так же и ротировались через пару суток — трое пошли, трое вышли. Дошла очередь и до Артёма. Первая попытка ротации оказалась неудачной. Их заметили и миномётами так обработали, что пришлось 600 метров в обратную сторону бежать. Через пару дней со второй попытки дошли. Сели на позиции. Выставили караульных. А в 4 утра начался сильнейший артобстрел.
— Потом — атака, завязался стрелковый бой. Дошли они всё-таки до наших позиций. Тогда мы шестерых пленных взяли. Они сами в окоп набились и сдались. Связали, там и оставили. Но потом по наводке дрона их свои же миномётами и размотали. Когда стрелкотня закончилась, всё стихло. Я своему напарнику Максу говорю: «Пойдём в землянку, пока безопасно». А он: «Постоим минут десять». Видимо, дрон заметил нас, и мины нам не пожалели. Я когда очнулся, смотрю, товарищ мой лежит, один подбородок из земли виден. Спины не чувствую, ноги не чувствую, опять осколки в двух лопатках, в ноге, ботинок пробит, из дырки кровь хлещет. На адреналине схватил автомат и побежал в окоп. Уже потом понял, что нога не слушается, крутится во все стороны.
Тот бой был жарким: и для наших ребят, и для чеченского «Ахмата», и для луганских «призраков» — их позиции находились рядом. Последним рубежом обороны для Артёма и его уцелевших товарищей стали две землянки. Внутри перевязывали раненых, на входе выставили контуженного пулемётчика. Откровенно, мужики думали, что это их последний бой. Но на войне фарт — важное дело: сначала до них дошли десять луганских бойцов, а потом и свои, полковые. Как добирались до точки эвакуации днём по открытой местности полтора километра — это отдельная история. И без везения здесь тоже явно не обошлось.
Через месяц госпиталей Артём вернулся домой в отпуск на восстановление. Но сложные раны ещё предстоит серьёзно лечить. Вчера его прооперировали новгородские медики. По нашей информации, командование представило Артёма к государственной награде — ордену Мужества.
Публикации спецпроекта можно найти по хештегу «солдатский орден» внизу страницы.
Теги: Солдатский орден, СВО, Новгородская область, общество
