Воскресенье, 22 декабря 2024

Василий Дубовский

В звании женатого

«Мы с Петрухой» (Евгений — справа).

Фото: из архива Евгения КОНОНОВА

Перед самой отправкой в зону боевых действий ефрейтор Евгений Кононов успел создать семью

Про таких, как он, говорят: молодой да ранний. 21 год был жениху. Сейчас-то уже — целых 22. Совсем другое дело. Но это потому, что Женя Кононов побывал там, где узнают цену жизни. Неправда, что на войне она ничего не стоит.

Мы с ним слегка разминулись. Набираю его номер: вот же молодой человек достаёт телефон. Поворачивается, идёт навстречу. Уверенно, не спеша. Основательный парень?

Оказывается, ещё не так давно ходил с тросточкой. Два сквозных ранения в ногу плюс осколок. Железяка, подарок военврачей, лежит дома. Как сувенир. Полгода воевал, полгода лечился. Из Вооружённых сил пока не уволен. Но ВВК уже постановила: не годен. Чувствительность ноги пока не восстановилась. Все надежды — на нейрохирургию.

Он — из мобилизованных. Окончил торгово-технологический колледж, отслужил в армии, потрудился с годик на мирном поприще — и тут Родина снова позвала.

Спасибо, сынок!

В 1008-м «новгородском» полку Евгений оказался одним из самых молодых. В своём батальоне — так точно. Но это, говорит, не важно. Сынком никто в пехоте его не называл. Лучший товарищ, Петруха, вообще был чуть ли не вдвое старше. Это нисколько им не мешало.

Зашли на Донбасс в декабре 2022-го. Сперва служба чем-то отдалённо напоминала срочную. Он, кстати, служил в столице — в Семёновском полку, предназначенном для охраны объектов центральных органов военного управления. Пропускной режим, всё строго по уставу. И занятия, занятия… Как говорил старшина, армия на то и дана, чтобы не оставалось сил на всякие глупости.

В зоне СВО блеска ботинок от заступающих на службу никто не требовал. И 3-я линия обороны в районе Кременной (ЛНР) — это, конечно, не караул у штаба. Но и не передовая же. Хотя были и прилёты, и пострадавшие.

— Мы ещё разгрузиться в Кременной не успели, как случился обстрел, — вспоминает Евгений КОНОНОВ. — И бабушку одну ранило, она просила о помощи. Я оказался близко. Первый раз в жизни увидел раненого человека. Было немного не по себе: «Я же не медик!» Но надо что-то делать. Вспомнил, что нам инструкторы говорили в тверской учебке. Обработал женщине руку, перевязал, сделал укол. И отправил на транспорте в больницу. Бабушка очень благодарила. Вот она-то как раз и назвала сынком.

Женя побежал к товарищам. И лишь потом спохватился, что потерял рацию. Была прикреплена на бронежилете и, видимо, выпала, когда оказывал помощь. Вещь недешёвая, нужная. Досадно, но ладно.

Потом батальон перенаправили в Северодонецк, райцентр на Луганщине, и там в основном стояли на блокпостах. Город жил мирной жизнью. Когда уезжали из Северодонецка, там уже вовсю шли ремонты, люди готовились отметить 9 Мая. А Конону с однополчанами предстояло узнать, почём она — Победа. Хотя им самим думалось, что снова займут какую-нибудь 3-ю линию или, на худой конец, 2-ю. Но всё оказалось совершенно не так…

Я — мишень

— Нас завезли в Клещеевку, — рассказывает Евгений. — Ехали в бронетранспортёрах группами по 10 человек. Клещеевка — село. Его как такового уже не было. Вся жизнь — ниже уровня земли, по подвалам. Закрепились, «выставили глаза». И вдруг увидели парней, бегущих к нам с передовой. Потрёпанные, в крови, кричат: «Прорыв! Прорыв!» Выждали немного: ни преследования, ни обстрела — всё тихо. Но этот эпизод, конечно, встревожил. И тут поступает команда: выдвигаться нам, занять оставленные позиции. Пошли по темноте. С проводником. Сделали три неудачные попытки, сбиваясь с дороги. В крайний раз пошли полем. Оно было длинное — километра полтора. Через поле тянулась тропа, казалось, вполне безопасная. Примерно на полпути проводник с ротным подорвались на противопехотной мине. Ребята были в шоке. Мы с Петрухой предложили им взять оружие и вещи и двигаться к лесополосе. Сами остались с ранеными. Раны были тяжёлые — обоим оторвало конечности. Обработали как смогли. Взвалили раненых на плечи и тоже пошли. В лесу переложили их на спальники и понесли дальше, как на носилках.

К утру, выбившись из сил, они добрались до своих. Передышки не последовало: задание должно быть выполнено, надо заходить снова! Теперь их было уже не с десяток, а в несколько раз больше.

— Мы были — как на открытке. Срочно кое-как окопались. Начался обстрел. Лупили по нам кассетниками, вдобавок старался украинский танк. Потом прилетели «птички». Погиб политрук, истёк кровью. Двоих ребят посекло осколками…

Без огневой поддержки, с одними лишь автоматами против пушек не повоюешь. Было ощущение беспомощности: что ты на полигоне — как живая мишень.

Жить!

После пяти дней обстрелов начинаешь привыкать к мысли, что то, чего ты не хочешь, каждой клеточкой своего тела не хочешь, может случиться. Скорее всего, так и случится. Нет, точно случится. Ну почему?! И ты начинаешь вести бой за выживание с самим собой.

— Мы с Петрухой рассказывали друг другу какую-то ерунду — анекдоты вспоминали. Мечтали. Да! Я представлял, как всё-таки вернусь. Увижу своих — маму с папой. И Иру. Я же ей обещал, что всё будет хорошо. У нас обязательно будут дети. И свой дом, который я сам построю.

Они знакомы ещё со школьных лет. Оба из небольшого посёлка Крестцы. У них всё шло постепенно, шаг за шагом. Вот так и с женитьбой: сначала предложение руки и сердца, а уж потом, может, через полгодика — свадьба. Надо же подготовиться. Они расписались в Твери, где Женя готовился не к свадьбе, а к войне. Для него было важно уйти на СВО в звании женатого. Но ведь в 20 лет в этом звании надо не умирать, а жить!

Всё, чем могу

Снова заработал танк. Мажет, сволочь, мажет! Только они с Петрухой порадовались этому, как прилетел и их снаряд.

Потом была эпопея по госпиталям. От донецкого Алчевска — там сразу понесли на стол — до Питера. Через Москву, Ростов, Калининград, Краснодар… Не сразу признался близким, что ранен. Сперва сказал отцу: «Папа, только никому». В тот же день позвонила Ира: «Почему ты молчал?!»

А он ещё не всё про себя понял: что теперь? Жена и так на нервах. Мама — на таблетках. Весёлые истории рассказывал. Как колесо спустило, а когда ремонтировали, каким-то образом туда попал боевой патрон. Ездили хоть бы что. Уверял, что взяли в штаб писарем, сижу, мол, стенгазеты рисую.

Жалко, что странная какая-то выпала ему война: каких-то полторы недели на передовой. Хотелось, конечно, больше пользы принести. Что война будет, он знал ещё подростком. Всё шло к тому — новости, разговоры взрослых, в том числе про украинскую родню. С родственниками, кстати, всё в порядке: уже несколько лет как переехали в Россию. Знал, что мы вступимся за Донбасс.

— У меня есть земели в других подразделениях. Нет, не только крестецкие. Все новгородские — мне земели. Я и сам сейчас в Новгороде живу. С парнями, которые «за ленточкой», созваниваюсь регулярно. Есть движуха. Трудно ребятам. У небратьев было время, чтобы отлить укрепления в бетоне.

Сейчас, когда пишутся эти строки, Евгений Кононов, наверное, снова там. Это не внезапное выздоровление, вовсе нет. Просто хочется повидать знакомых и хоть как-то помочь нашим парням. Купил восемь раций. Вспомним: очень нужная вещь. Это — его вклад в гуманитарный груз, который скоро отправится в 1008-й полк.

Публикации спецпроекта можно найти по хештегу «солдатский орден».

Теги: Солдатский орден, СВО, Новгородская область, общество