После мира

Дедеринское полевое перемирие, предполагавшее прекращение военных действий между Швецией и Россией до 1 июня 1616 года, довольно быстро подошло к концу. Сторонам требовалось определиться: истощенные продолжат они войну или вернутся к продуктивным переговорам? В конце июня в Ладоге состоялась предварительная встреча сторон.

Этой встрече предшествовала круто замешанная дипломатическая интрига. Командующий новгородским гарнизоном Монс Мортенсон активно прессинговал английского посла Джона Мерика, который по-прежнему представлял интересы России на переговорах и консультациях. Мортенсон добивался от англичанина подтверждений того, что русский государь примет одно из трех условий короля Густава-Адольфа.

Напомню вкратце, что суть этих условий сводилась к тому, что Россия либо получает назад все занятые шведами города и платит за это 2 000 000 рублей, либо нам возвращают часть городов — меньшую или большую, — а денежная компенсация сокращается пропорционально до 100 000 или 150 000 рублей.

Юхан Видекинд пишет по этому поводу следующее: Еще 15 мая король прислал из Або… форму мирного договора. Последнее и окончательное решение короля состояло в том, чтобы шведские представители решительно настаивали на заключении вечного мира между Швецией и Россией на одном из перечисленных выше условий, не уступая решительно ничего. Условия перемирия.
Если же русские наотрез откажутся заключать мир на предложенных условиях, то его величество готов пока удовлетвориться подписанием с ними перемирия на следующих основаниях: 1) перемирие заключается по меньшей мере на десять лет; 2) пока длится перемирие, между королем и великим князем сохранятся добрые дружеские отношения, а между их подданными — свободная торговля, как было прежде, после Тявзинского мира. Население, перешедшее в подданство шведской короны, удержит все права и торговые привилегии, какими пользовалось прежде в Русском государстве. Ни одна из сторон не будет пытаться захватить и не будет помогать кому-либо иному захватить земли, города и крепости другой стороны, особенно же города и крепости, которыми его величество владеет в России. В договоре о перемирии будет точно сказано, где пройдут границы на время перемирия, а также будут перечислены приходы и округа, принадлежавшие Новгороду, Старой Руссе, Порхову, Ладоге и Гдову; 3) великий князь должен навсегда признать за его королевским величеством право на Кексгольм с областью..; 4) все города, крепости и земли, какие его величество имеет сейчас в своих руках, он сохранит в течение всего перемирия и будет распоряжаться ими по своему усмотрению..; 5) когда перемирие по истечении десяти лет окончится, если тем временем оно не будет продлено и не будет заключен мир, то претензии его королевского величества к Русскому государству, как и претензии великого князя к Новгородской земле, снова вступят в силу; 6) великий князь не будет употреблять лифляндского титула, а совершенно откажется от него, согласно Тявзинскому и Выборгскому договорам. Кроме того, представители его величества в своих грамотах не будут давать великому князю новгородского титула, а только титул властителя земель, ныне ему принадлежащих, или земель, захваченных поляками.
Как видно из шестого пункта, Швеция сохраняла надежды на то, что, если не всю Россию, то Новгород возьмет под свое покровительство. Естественно, такой вариант развития событий ни в коей мере не устраивал Москву. Царь Михаил Федорович сколько мог тянул с ответом. Мортенсон, находившийся в Новгороде, не раз посылал английскому послу письма с напоминанием о том, что по решению, принятому в Дедерине при его содействии, он, прежде чем требовать встречи представителей, как посол это делал, должен сообщить послам Швеции, что русские представители получили от великого князя полномочия принять одно из дедеринских условий мира… Тем не менее они не получили от английского посла определенного ответа (Юхан Видекинд).

С другой стороны, шведы вовсе не идеализировали ситуацию. Делагарди, а затем и Мортенсон понимали, что им есть на кого опереться в Новгороде в деле реализации своих планов присоединения (подчинения) его Швеции. Адриан Селин в своей монографии «Новгородское общество эпохи Смуты» пишет: «Кроме нескольких сотен детей боярских в состав служилого сословия в Новгороде начала XVII в. входили крещеные и некрещеные татары, своеземцы, дети боярские новгородского владыки… Именно служилая мелкота была важнейшей социальной базой самозванцев. Не располагая прочными связями в городе, представители этих категорий служилого люда чаще меняли политический лагерь гражданской войны. Не случайно большинство способных к службе новогородских новокрещенов в 1609 г. поддержало тушинские отряды, подошедшие к Новгороду, а в 1616 г. присягнуло королю Густаву Адольфу». Иными словами, в Новгороде существовала довольно многочисленная прослойка социально и политически активных людей, надеющихся в эпоху, которую позже назовут Смутным временем, сделать карьеру, поднять свой общественный статус. Пусть даже и за счет предательства.
Впрочем, «Новый летописец» приводит противоположные примеры стойкости новгородцев: В Новгороде в то время немцы многие беды делали новгородским людям и на правеже до смерти убивали. Монастыри и церкви и на посаде, и в уезде на Софийской стороне разорили, и колокола, и наряд весь вывезли в Немцы, всю Софийскую сторону разорили и дворы пожгли. Одну Бог сохранил Торговую сторону, на которой церкви Божие не разорились. К тому приводили людей, чтобы крест целовали королю. Многие на то прельстились, хотели целовать крест, а иные и целовали крест королю. Всем же хотели объявить, чтобы целовали крест королю. Бог же не желал православной веры отдать в латинство, и положил Бог в сердце крепость немногим людям.
Пришел князь Никифор Мещерский с товарищами, немногими людьми, к архимандриту Хутынского монастыря Киприану и возвестил ему погибель новгородскую, и на том обещались, чтобы помереть за православную христианскую веру и королю креста не целовать. Тот же архимандрит Киприан молил их и укреплял со слезами, чтобы пострадали за истинную православную христианскую веру. И, благословив их, отпустил на том, чтобы им пострадать за веру. Они же, взяв благословение у архимандрита, пошли и пришли к немцам. Воеводы же немецкие начали им говорить, чтобы крест целовали королю. Тот же князь Никифор с товарищами отказали им прямо, [говоря]: «Хотите души погубить, а нам от Московского царства не отделиться и королю креста не целовать». Немцы же, рассердившись, повелели их приставам отдать.
Репрессии, чинимые шведами против мирного населения Новгорода, привели в конечном счете к тому, что горожане отправили в первой половине 1616 года в Москву посольство во главе с хутынским архимандритом Киприаном. Сделано это было по согласованию с Мортенсоном и Делагарди, ибо шведы все еще рассчитывали получить от царя гарантии принятия условий Дедеринского перемирия и, может быть, признания прав шведского принца Карла-Филиппа на правление Новгородом.

Обратимся еще раз к «Новому летописцу», который довольно внятно рассказывает, как тонко использовал русский царь приезд новгородцев в Москву: Немецкие люди повелели с Москвою сослаться, чтобы государь с Москвы велел сослаться с послами шведского короля. И начали выбирать, кого бы к Москве послать. Немцы же и русские люди выбрали того же архимандрита Киприана да с ним дворян Якова Боборыкина да Матвея Муравьева.
Однако Киприан со товарищи, прибыв в Москву, заговорил отнюдь не о том, чтобы царь принял одно из дедеринских условий Густава-Адольфа. Новгородцы пришли к государю к Москве и били челом государю о своих винах, что по грехам сделалось: «Целовали крест поневоле королевичу, а ныне у него, государя, милости просим, чтобы государь милость показал, вступился за Новгородское государство, чтобы и остальные бедные не погибли». Бояре о том их челобитии возвестили государю. Государь, услышав об их терпении, милость показал, и повелел им быть, и дал им свои царские очи у церкви Рождества на Сенях видеть. Они государю били челом и милости просили со слезами. Государь же им сказал свое милостивое слово и ко всему Новгородскому уезду, которые ему, государю, добра хотят, и повелел им грамоты дать. Грамоту одну повелел государь написать к митрополиту и ко всему Новгородскому государству про то, с чем они приезжали. Да другую грамоту государь велел послать в тайне к митрополиту и ко всем людям, что государь их пожаловал и вину им всю простил. Тот же архимандрит и дворяне, услышав о государской неизреченной милости к себе, рады были. Архимандрит Киприан пал у ног государевых и просил милости у него, государя, о тех, которые воровали и посягали на православных христиан. Государь же, по его прошению, милость показал, повелел к тем грамоты написать охранные. И повелел им дать список с грамот, выписав все неправды немцев.
Они же пришли в Новгород и возвестили все митрополиту и немцам о том, зачем их посылали, а те милостивые государевы грамоты раздали все тайно. После их приезда узнали немцы про те грамоты и про их челобитье в Москве, а писал о том с Москвы немцам Петр Третьяков. Архимандриту и дворянам за это было утеснение и гонение великое. Архимандриту же больше всех муки были: били его немилосердно, после же того избиения били на правеже до полусмерти, и стужею, и голодом морили; едва с таких мук душа укрепилась.
Это был очень мужественный человек. Но за свое мужество награду он получил весьма спорную. В 1620 году патриарх Филарет и царь Михаил Романов решили послать Киприана в Тобольск на сибирскую кафедру. В Сибири архипастырь должен был заботиться о чистоте нравов русских поселенцев и обращать ко Христу идолопоклонников и магометан. Кроме того, ему доверили лично контролировать действия светской власти. В Сибири, вдали от Москвы, воеводы вели себя как царьки: как хотели, так и управляли. Киприану предписывалось: поучать боярина, воеводу и мирских людей с умилением, а не станут слушать — говорить им с запрещением, если же и после поучения и смирения не уймутся, то писать царю и отцу его патриарху.
В «Сибирской православной газете» (№ 12, 2007) была помещена статья «Первый архипастырь Сибири», где рассказывалось об этом периоде жизни Киприана. Там, в частности, говорится: «Патриарх приходил в ужас, когда читал послания Владыки о том, что русские люди, христиане, в Сибири кровосмесительствуют, женятся на сестрах двоюродных и родных, «блудом посягают» на своих матерей и дочерей. Женщин было мало, поэтому первые русские поселенцы вынуждены были брать в жены остячек и татарок. А бывая в Москве, они сманивали женщин с собой в Сибирь и здесь их проигрывали в кости по 1–2 рубля или закладывали друг другу.
…В своих посланиях в Москву Владыка скорбел, что «с попами скудно» и что «… в Сибири попы — воры и бражники, да и быть им нельзя, только быть им по великой нужде, потому что переменить некем».
…Проповеди Архиепископа Киприана в Тобольске вызывали недовольство воеводы Матвея Годунова. Здесь, вдали от «ока государева», он как хотел, так и управлял, больше думая о своей корысти, и никто ему был не указ. Сразу, как только Владыка Киприан прибыл, он стал получать десятки жалоб о произволе воевод… Вскоре прибывшая из Москвы комиссия провела расследование, и Годунов был смещен, а с новым воеводой Юрием Сулешовым у архиепископа сложились добрые, деловые отношения». Киприан пробыл в Сибири три года, а потом вновь вернулся в Новгород, где был митрополитом до самой кончины в 1635 году. Согласно Словарю Брокгауза и Ефрона, к слову, Киприан был уроженцем Старой Руссы.

Между тем после окончания Дедеринского перемирия время шло, а дело стояло. Россия и Швеция никак не могли решить: начать им войну или сесть за стол мирных переговоров. Шведский король требовал выполнения своих условий, грозя заключить мир с Польшей и бросить все силы на покорение России. Русский царь готовился воевать с Польшей, которая вдруг принялась концентрировать силы на границе. Наконец в декабре 1616 года после долгой дипломатической переписки и активного посредничества англичан стороны вновь съехались, на сей раз в деревню Столбово, близ Тихвина.