Скрытая механика

{thumbimage 150px 1}Из-за чего  в 1611 году поссорились Речь Посполитая и Швеция

Группа высокородных дворян во главе с Прокопием Ляпуновым, поддержанная посадскими людьми, принудила Василия Шуйского отречься от престола.

27 августа 1610 года Семибоярщина заключила договор с командованием стоявшего под Москвой польского войска, согласно которому русским царём признавался сын короля Сигизмунда III Владислав, а 21 сентября тайно впустили поляков в Москву. Соответственно, были аннулированы условия Выборгского договора (1609), предусматривавшего, что военная помощь шведов в борьбе с поляками будет оплачиваться Москвой.
Этим самым было санкционировано противостояние Речи Посполитой и Швеции, в котором России отводилась роль статиста. Иероним Граля, директор Польского культурного центра в Москве, в статье «Код Речи Посполитой» («Родина», № 11-2005) отмечает: «Сигизмунду III очень нужен был большой успех. Король, который начал свое правление с острого конфликта с главной персоной в государстве, канцлером Замойским, к 1606 году фактически столкнулся с ситуацией гражданской войны: рокош Зебжидовского разделил польское общество пополам. В Речи Посполитой фактически появляется свое Смутное время, и сторонники Зебжидовского даже намеревались призвать на польский престол Лжедмитрия I. Так что в начале XVII века Смутой была охвачена значительная часть Восточной Европы — в той же Швеции тоже хватало своих неурядиц. Подчеркну, что для Сигизмунда, представителя шведской династии Ваза, важнее всего был шведский престол, а не мираж московского царского трона. Россия была лишь средством овладения вожделенной шведской короной».
Таким образом, Польша стала реальной угрозой для Швеции. И совершенно логично шведы поспешно ушли к Новгороду, чтобы блокировать важный для себя плацдарм от посягательств поляков. И это вовсе не историческая натяжка. Напомню: уже осенью Новгород присягнул польскому королю. Как пишет Сергей Соловьев, «Салтыков привел новгородцев к присяге Владиславу и разослал по окрестным городам увещательные грамоты последовать примеру новгородцев и от Московского государства не отставать».
И пусть присяга была формальная, навязанная новгородцам, которые далеко не все готовы были стать польскими подданными в угоду московским политиканам, но надо понимать, как на это реагировали шведы. В монографии Адриана Селина «Новгородское общество эпохи Смуты» (2009) читаем: «Делагарди в это время находился в Выборге. 30 октября 1610 г. к нему были отправлены посланные к Карлу IX еще Шуйским Смирной Отрепьев и подьячий Пятой Григорьев, будущий новгородский дворцовый дьяк. Еще в Выборге Делагарди получил известие, что жители Москвы, Новгорода и Орешка присягнули Владиславу». После этого у Делагарди элементарно не стало выбора в поведении.
Пользуясь очевидной слабостью русской армии, он, как и подобает полководцу, находящемуся на вражеской территории, приступил к последовательному захвату новгородских земель. Практически без сопротивления занял Корелу (Кексгольм), Орешек (Нотебург), Ладогу, Ям (Ямбург), Копорье, Иван-город, Старую Руссу, Порхов, побережье Финского залива. Повсеместно вводилась шведская администрация. Говоря нашим языком, началась оккупация Новгорода шведами, которые, к слову, вошли в город, не совсем благодаря предательству некоего Ивашки Швали, но только 16 (30) июля. То есть уже после подписания договора. Ранее шли бои в Окольном городе.

Естественно, после этого, а именно 27 августа 1611 года, новгородские послы отправились в Стокгольм, чтобы известить о подписанном между Новгородом и Делагарди договоре короля Карла IX. Но тот умер раньше, чем они прибыли на место. Грамота была вручена новому королю Густаву II лишь в ноябре. А тот после долгого молчания вдруг заявил послам, что хочет быть царем всей России.
Юхан Видекинд дает объяснение позиции нового короля, переводя стрелки на вдовствующую королеву, которая была против отправки младшего сына в Россию. Возможно, оно и так, но далее у того же Видекинда находим: Так как послы новгородцев, уже полгода удерживаемые в Стокгольме, не переставая, просили о приезде Карла Филиппа, король решил к концу февраля отправить его в Выборг. Пока же послам позволено было предстать, как они по-своему говорят, пред светлые очи принца.
Каждый, низко поклонившись, говорил так: «По просьбе и с позволения митрополита, епископов, архимандритов, игуменов и всего священного клира, по совету дворян, начальников областей, секретарей, стольников, полковников, выборных купцов, стрельцов, казаков и людей всякого сословия, состоящих под властью Великого Новгорода, мы были посланы к светлейшему отцу твоему, могущественнейшему королю Карлу, чтобы просить одного из двух его сыновей в великие князья, по силе договора, заключенного верховным главнокомандующим войск Его величества господином Якобом Понтусом с сословиями Великого Новгорода. А так как короля не стало в живых, то нам велено было те же пожелания представить Его королевскому величеству Густаву Адольфу. Он милостиво согласился удовлетворить наши желания, и теперь мы усердно и покорно просим Вашу светлость благосклонным согласием оправдать наши надежды и стать милостивым к нам государем для установления порядка и управления страной».
Как видим, новгородцы настойчиво звали шведского принца к себе в правители. По крайней мере, в этом твердо уверен шведский историк. Да и логика развития событий не предполагает иного.
Читаем далее: На это принц дал ответ немногословный, но полный похвалы за быстроту и искренность расположения, проявляемого к нему всеми сословиями Новгорода. Он подтвердил, что с его стороны будет исполнено все, что обещал и в чем обязался светлейший брат его король, лишь бы все русские единодушно высказались за избрание его царем и великим князем.
Кажется, все ясно. Стороны пришли к согласию. Начались сборы Карла Филиппа в дорогу. Однако вдруг шведы приостановили их, вызвав новые беспокойства у новгородских послов. Те заговорили о начавшейся оттепели, при которой поход по снегу был неудобен, да и льда на Аландском море не было, и обратились к светлейшей королеве с жалобой на задержку с путешествием. А так как ненастная и дождливая погода затрудняла дорогу по снегу и льду, то усердно просили доверить сына открытому для плавания морю. На это королева ответила в немногих словах, но с ясностью: «Значение ваших пожеланий и вашего посольства мне вполне известно и понятно. Я охотно даю свое согласие».
Однако далее следует совсем новый поворот: Густав, сказала она, предназначен для шведского скипетра, другого она поручает в молитвах Богу и отдает для избрания князем с общего согласия всей Московии. Простирая руки, она молит Бога, чтобы это кончилось счастьем и благополучием, безопасностью и славой для обоих народов. Они очень торопят с отъездом, но ведь это слишком важное дело, чтобы в такое время ей легко было решиться отправить в море и отдать на волю случая дорогой залог их общего счастья.
Итак, королева согласна, чтобы Карл Филипп отправился морем в Россию, но только для того, чтобы стать русским царем, а не новгородским князем! А поскольку жизнь будущего царя (и сына) ей слишком дорога, то морем он плыть… не может! Таковы приемы дипломатии.
Что, впрочем, любопытно, но не так уж важно, ибо у новгородских послов не было никаких полномочий на ведение даже консультаций об избрании  на российский престол шведского принца. В переговорах вновь наступила заминка. Часть новгородцев была согласна поддержать инициативу шведов, другие категорически возражали. Между тем в России обострилась борьба за изгнание поляков.

Еще осенью 1611 года игумен Троице-Сергиева монастыря архимандрит Дионисий выступил с призывом создать ополчение, чтобы изгнать шляхтичей. К Дионисию вскоре присоединился и патриарх Гермоген. Одна из грамот патриарха попала в Нижний Новгород к земскому старосте Козьме Минину, который немедленно стал собирать людей: Захотим помочь Московскому государству, так не жалеть нам имения своего, не жалеть ничего, дворы продавать, жен и детей закладывать, бить челом тому, кто бы вступился за истинную православную веру и был у нас начальником.
Но это, так сказать, нюансы. В принципе же важно то, что шведы уже знали: в России обостряется новый политический кризис. И шансов на то, что Карл Филипп усидит не только на московском, но даже на новгородском престоле, было немного. Во всяком случае, в начале 1612 года ситуация выглядела весьма проблематичной.
Вот и Видекинд признает, что положение дел с Москвой понемногу стало меняться, и люди, до тех пор проявлявшие верность шведам, после изгнания поляков стали склоняться к разным другим планам. Это внушало нашему командующему тем большую тревогу, что королю не очень нравились до сих пор слишком прямые и определенные обещания Якоба (Делагарди. — Г.Р.) новгородцам относительно Карла Филиппа и настойчивые требования его об отправке принца в Выборг. Ему следовало, писал король, сначала, считаясь с обстоятельствами, потверже обеспечить прочность решения и условия для принятия принца, а также согласие на это большего числа областей, а не подталкивать людей, еще при жизни короля-отца, пока собственные их решения не определились, к избранию безразлично какого шведского принца.
Иными словами, дипломатическая игра продолжалась. Король Густав Адольф несколько запоздало решил, что Делагарди превысил полномочия, подписывая с Новгородом договор, в котором был обещан без различия один из двух сыновей короля Карла (Юхан Видекинд). Хотя надо бы было Густаву помнить, что на момент подписания был жив и правил Швецией Карл IX. И по существу не Делагарди, а именно он решал бы, кого из двух сыновей послать в Новгород. Ну да Бог с ними! Все средства годятся, если необходимо выиграть время.
Вот и Делагарди ответил, что то, с чем Его величество в этом договоре не согласен, было им сделано с тем расчетом, чтобы принц Густав, заботой и вниманием отца, бывшего еще в живых, мог быть предназначен для московитского скипетра, а потом, утвердившись там во власти, мог бы по смерти родителя вернуться и наследовать отцовскую корону… Король 2 марта написал Якобу весьма милостивое письмо, в котором высказал полное удовлетворение этим ответом.

Между тем в октябре 1612 года Дмитрий Пожарский, получив запрос от новгородцев, как им-то быть с Карлом Филиппом, если в Москве опять своя власть, ответил: Нам теперь такого великого государственного и земского дела, не обославшись и не учиня совета и договора с казанским, астраханским, сибирским и нижегородским государствами и со всеми городами Российского царства, со всеми людьми от мала и до велика, одним учинить нельзя. И мы теперь об избрании государском и о совете, кому быть на Московском государстве, писали во все города, чтобы из всех городов прислали к нам в Москву.
Очевидно, что вопрос о территориальной принадлежности Новгорода мог быть легко решен. Однако в Москве было не до нас: лезут тут всякие, а нам царя нужно выбирать!