{thumbimage 150px 1}Как Василий Шуйский сдал Москву и Новгород
Летом 1609 года в командовании объединенным русско-шведским войском начались разногласия, которые в итоге привели к тому, что основная часть отряда Якоба Делагарди отошла от Твери в Крестцы. Шведские историки объясняют происшедшее бунтом среди наемников.
Наша историческая наука с характерным единодушием стоит на том, что Делагарди, отводя войско в момент, чрезвычайно удобный для окончательной победы над Лжедмитрием, хотел добиться, чтобы русские с ним расплатились и выполнили условия секретного протокола, дополнявшего Выборгский договор. А именно — передали бы Швеции Корелу за помощь в освобождении Москвы.
Если подумать, то требования Делагарди были не только справедливы и логичны, но — в части расчета с наемниками — необходимы.
В отряде Делагарди воевали, по свидетельству полевого священника Маттеуса Шаума (о нем речь еще впереди), шотландцы, англичане, немцы, голландцы, французы и, конечно, шведы. Никакая идея, кроме заработать побольше и остаться живыми, их не объединяла.
Хочу в доказательство процитировать непопулярного сегодня, но не поглупевшего от этого Фридриха Энгельса. Вот что он писал о наемниках ХVII века в статье «Пехота» (1859): «В это время система военного наемничества была общепринятой в Европе; образовалась категория людей, которые жили войной и ради войны; и хотя тактика от этого, быть может, выигрывала, но зато качество людского состава — материала, из которого образуются армии и который определяет их morale (моральное состояние, моральный облик), — от этого, конечно, пострадало. Центральная Европа была наводнена всякого рода кондотьерами, для которых религиозные и политические распри служили предлогом для того, чтобы грабить и убивать целые страны». Поэтому платить наемникам было нужно в срок.
Что же касается Корелы, то медлительность Василия Шуйского, который не утверждал подписанный Скопиным протокол, была необъяснима. В итоге Скопин был вынужден вторично заключить соглашение о немедленной передаче Корелы шведам. Подписание состоялось 27 августа 1609 года вскоре после успешного для нас сражения под Калязином.
Соглашение это обычно именуется у нас как «договорная запись к Выборгскому договору», проще говоря — дополнение. Его подписали Михаил Скопин-Шуйский и Христиерн Зомме, участвовавший с 250 наемниками в Калязинском сражении. Причем дополнения были подписаны в двух экземплярах для шведов. Один отправили Делагарди, другой — королю Карлу IX в Стокгольм.
Хочу в доказательство процитировать непопулярного сегодня, но не поглупевшего от этого Фридриха Энгельса. Вот что он писал о наемниках ХVII века в статье «Пехота» (1859): «В это время система военного наемничества была общепринятой в Европе; образовалась категория людей, которые жили войной и ради войны; и хотя тактика от этого, быть может, выигрывала, но зато качество людского состава — материала, из которого образуются армии и который определяет их morale (моральное состояние, моральный облик), — от этого, конечно, пострадало. Центральная Европа была наводнена всякого рода кондотьерами, для которых религиозные и политические распри служили предлогом для того, чтобы грабить и убивать целые страны». Поэтому платить наемникам было нужно в срок.
Что же касается Корелы, то медлительность Василия Шуйского, который не утверждал подписанный Скопиным протокол, была необъяснима. В итоге Скопин был вынужден вторично заключить соглашение о немедленной передаче Корелы шведам. Подписание состоялось 27 августа 1609 года вскоре после успешного для нас сражения под Калязином.
Соглашение это обычно именуется у нас как «договорная запись к Выборгскому договору», проще говоря — дополнение. Его подписали Михаил Скопин-Шуйский и Христиерн Зомме, участвовавший с 250 наемниками в Калязинском сражении. Причем дополнения были подписаны в двух экземплярах для шведов. Один отправили Делагарди, другой — королю Карлу IX в Стокгольм.
Корела не сдаётся
Понятно, это было сделано с единственной целью — чтобы Делагарди, не дожидаясь особых распоряжений от короля, начал движение к Калязину. В дополнении сообщалось, что русский царь уполномочил думного дворянина Федора Чулкова и дьяка Ефима Телепнева передать Корелу и уезд шведским уполномоченным.
Отдадим должное Делагарди: после этого он выдвинулся примерно с двумя тысячами бойцов из Крестец в сторону Москвы. Однако, пишет Видекинд, вышедшее из повиновения войско, забыв дисциплину, не слушая приказаний начальников или просто своевольно пренебрегая ими, врассыпную быстро отступало к границе. Так что когда дошли до города Валдая в 30 милях от Новгорода, у Якоба остались едва 1200 человек, верных долгу.
Ничего не получалось и с Корелой, где побывали Чулков и королевский секретарь Олафссон. Горожане отказались подчиниться указу Василия Шуйского. Кроме того, даже Видекинд признает, что среди причин отказа были и справедливые обвинения в мародерстве, грабежах и насилии, предъявляемые наемникам: услышав о приближении бояр с Карлом Олафсоном, они, по почину епископа Сильвестра, не только отказались их впустить, но разожгли крестьян и темный народ соседних мест тяжелыми обидами, выставив причиной этих раздражающих действий грабежи шведского войска. Правда, шведский историк говорит и о нашей хитрости: русские послы Чулков и Телепнев, отправившиеся в Корелу (Кексгольм — по-шведски), долго не хотели выезжать из Новгорода, прогостив там две недели. Почему? Видекинд не объясняет, просто ссылаясь на свидетельство сопровождавшего наших послов Олафссона.
Тем не менее 26 сентября 1609 года Делагарди прибыл в Калязин и приступил к военным действиям, активно поучаствовав во взятии Переславля. Причем перебил 500 человек из полка Сапеги, а потом стал там лагерем в удобном месте, дополняет Видекинд.
Отметим, в «Повести о победах Московского государства» о шведской доблести нет ни слова: Боярин князь Михаил Васильевич поспешил и из Переславля пришел в Александрову слободу с полками своими, чтобы Московскому государству помощь оказать. И по его боярскому мудрому приказанию расположились полки в Александровой слободе лагерем, угрожая врагам. И пришли под Александрову слободу польские и литовские воины, из всех польских и литовских полков собравшись в большое войско. И сошлись польские и литовские полки с государевыми людьми под Александровой слободой, и был бой жестокий и сеча злая у государевых людей с поляками, и бились долго.
Князь же Михаил Васильевич, вооружившись силою божьей и все полки свои умно и быстро расставив, везде за полками сам наблюдал, и своим боярским здравым смыслом воодушевлял их, и благоразумными словами ободрял, и сам огромную свою силу и мудрую храбрость показал, впереди всех полков выступая. И против силы его и храбрости никакие вражеские полки не могли устоять и словно дым исчезли.
Смерть героя
Благодаря последним успехам Василию Шуйскому удалось на какое-то время поднять настроение народа. Применительно к взаимоотношениям с шведскими наемниками это выразилось в погашении долгов по оплате их ратных услуг. Новый летописец сообщает нам: Приехали из всех городов с казною и с дарами к князю Михаилу Васильевичу в Калязин монастырь... Князь Михаил Васильевич и все ратные люди радостны были, а к немцам послал князь Михаил еще для найму людей Бориса Собакина.
Однако к этому времени созрела уже новая проблема. Речь Посполитая двинула свои войска в Россию, осадив в сентябре 1609 года Смоленск. Решение, принятое королем Сигизмундом, было совершенно логичным. Он видел, что Лжедмитрий исполнил свою роль и должен скоро покинуть политическую сцену. Но победа русских над ним не устраивала поляков, хотя бы потому, что тогда призовые достанутся шведам (по меньшей мере, Корела с уездом). И они вступили в войну. Смоленск был осажден, почти полгода продолжались безрезультатные атаки и переговоры о сдаче. В конце концов, видя, что силы смолян тают, но капитулировать они не собираются, Сигизмунд оставил у стен Смоленска осадный гарнизон, а основные силы польского войска направил на Москву.
И что Москва? Царь уже не просто праздновал победу над самозванцем, но и делил лавры, устраняя неугодных. Весной 1610 года при таинственных обстоятельствах умирает 24-летний Михаил Скопин-Шуйский. Новый летописец говорит об этом следующее: По приходе (в Москву. — Г.Р.) князя Михаила Васильевича начали собираться идти под Смоленск, и Яков Пунтусов ему говорил беспрестанно, чтобы он шел из Москвы, видя на него в Москве ненависть. В скором времени, грехов ради наших, князь Михаил Васильевич впал в тяжкий недуг, и была болезнь его зла: беспрестанно шла кровь из носа. Он же сподобился покаянию, и причастился божественных тайн, Телу и Крови Господа Бога нашего, и соборовался маслом, и предал дух свой Богу, отойдя от суетного жития сего в вечный покой. В Москве плач был и стенание великое, подобно по блаженному царю Федору Ивановичу плакали. Царь Василий повелел его похоронить в соборе Архангела Михаила в пределе Рождества Иоанна Предтечи. Многие же в Москве говорили, что отравила его тетка, княгиня Катерина, князя Дмитрия Шуйского жена, а как было доподлинно, ведомо единому Богу.
Семибоярщина
После этого Якоб Делагарди предъявил царю ультиматум, отказываясь воевать, если тот не рассчитается с его войском. Платить Василию Шуйскому было нечем. На него, с одной стороны, уже наседали поляки короля Сигизмунда, а с другой — Лжедмитрий со своим войском вновь воспрял духом и шел к Москве вместе с наемниками польского полковника Желковского. Как пишет Павел Сумароков в «Новгородской истории», «Делагарди явился врагом России, дал знать Желковскому, что поляки могут надежно напасть на россиян и некоторая часть шведов к тем присоединилась. Последовало побоище (при селе Клушино 24 июня 1610 года. — Г.Р.); наши от неожидаемого предательства не устояли, а Делагарди, ограбя казну, направил путь со своими войсками к Новгороду».
В Москве же патриарх Гермоген со всем освященным собором, боярами, окольничими и дворянам и всякими служилыми и посадскими людьми послали к государю царю Василию бить челом, чтоб он государство отставил. Дескать, при его царствовании смута не перестанет и крови крестьянской не уняться, а во всех городах люди его ругают и служить не хотят... И по прошенью всех людей Московского государства царь Василий государство отставил, читаем в «Разрядных записях 1600—1620 гг.».
Новый летописец, правда, не поддерживает такую версию, утверждая, что бунтовщики насильно взяли бояр и патриарха Гермогена, повели за Москву-реку к Серпуховским воротам и начали вопить о том, чтобы царя Василия отставить. Патриарх Гермоген их укреплял и заклинал. Они же отнюдь не уклонялись и на том положили, что свести с царства царя Василия. Бояре же немногие постояли за него и уклонились. Царь же Василий, сидя на царстве своем, многие беды принял, и позор, и ругательство.
Сути дела эти нюансы не меняют. После свержения Василия Шуйского власть захватили семь знатных бояр: Федор Мстиславский, Иван Воротынский, Василий Голицын, Федор Шереметев, Иван Романов, Андрей Трубецкой, Борис Лыков. Они обратились к Сигизмунду III с прошением о защите от самозванца. Король поставил свое условие — посадить на русское царство своего сына Владислава. Бояре решили принять Владислава и присягнули ему.
«Разрядные записи» беспристрастно повествуют: В сентябре (1610 года. — Г.Р.) пошли к великому государю Сигизмунду, королю польскому и великому князю литовскому, под Смоленск от всего Московского государства послы: митрополит Филарет Ростовский и Ярославский, Данило Иванович Мезецкой, думный дворянин Василий Борисович Сукин да думные дьяки Томило Луговской да Сыдавной Васильев. И пришли послы к королю под Смоленск и по наказу о королевиче били челом. Но король договор, на котором гетман и полковники крест целовали, преступил, сына своего королевича на Московское государство не дал, а в Москву ввел многих польских людей.
На Новгород!
Теперь вернемся в лето 1610 года. Когда поляки разгромили русских под Клушином, Якоб Делагарди уже маршировал по направлению к Новгороду. Москва слала за ним гонцов, уговаривая вернуться, но не предлагая денег наемникам. Делагарди отвечал хрестоматийно: «Деньги — вперед!». В итоге под эти уговоры он и пришел под стены Новгорода. И увидел, утверждает Видекинд, что новгородцы с переменой счастья поменяли к нему и свое отношение. Подойдя к границам Новгорода, Якоб узнал, что тамошние горожане, ранее смотревшие на него с таким благоговением, как будто он к ним с неба сошел, уже переменили свое отношение вместе с новым поворотом фортуны и, отказавшись впустить его и дать провиант, задержав его послов и гонцов, противятся его намерениям.
Поэтому, став лагерем у нижней части города и получив в виде нового подкрепления несколько сотен, посланных из Нарвы Коробеллом и братом Пьера Делавиля, стал не без тревоги соображать, что делать дальше. Псков, Ям, Копорье, Ладога, Ивангород давно уже, с самого начала смут, подняли враждебное знамя, а теперь сообщалось, что на помощь им собирается идти Ходкевич, стянув силы из Пруссии и Литвы, тогда как Ливония, в большей своей части разоренная, была во власти польских захватчиков. Кексгольм и Нотебург, которые доныне, вследствие стольких уверток были, казалось, нашими, оказывались уже скорее вражескими владениями, чем ничьими. Кроме того, Шуйским посланы были тайные грамоты к пограничным наместникам с приказаниями принять меры, чтобы Якоб не занял ни одной крепости.
И далее — ключевое: Видя, как сложились обстоятельства, когда, с одной стороны, страну опустошают приверженцы Димитрия, с другой — тащат к себе поляки, Якоб решил, что надо делить добычу и брать верное вместо неверного: добиваться оружием того, чего не мог получить в силу договоров… Обстоятельства тогда заставляли предполагать, что Польша будет играть главенствующую роль в России, почему и надо было, не упуская времени, искать дележа с поляками. Поэтому Якоб решил сделать попытку получить Новгород.
16 июня 1611 года отряд Делагарди расположился на Хутыни. В течение нескольких дней шведы отдыхали и приводили себя в порядок, затем переправились через Волхов и разбили «стан в Колмове». Так говорит Павел Сумароков.
Геннадий РЯВКИН