{thumbimage 150px 1}По Тявзинскому миру Новгород получил свободу торговли с Европой
18 мая 1595 года Россия и Швеция подписали Тявзинский мирный договор. По нему Россия признала права шведов на княжество Эстляндское с городами и замками, а Швеция — права России на Корелу, Иван-город, Ям, Копорье, Орешек и Ладогу. Объективно, договор лишь закреплял статус-кво, существовавший между странами примерно пять лет.
Российские историки до сих пор не имеют единого мнения относительно целесообразности заключения такого мира (дескать, нужно было бороться за Нарву — центр европейской торговли в Прибалтике) и выгод, которые получила (или не получила) Россия от него. Например, Борис Флоря убежден, что договор — это «отказ для России на неопределенно долгое время от активной политики на Балтике и правовое закрепление посреднической роли ливонских купцов, подданных Швеции, в экономических контактах между Россией и Западной Европой».
Российские историки до сих пор не имеют единого мнения относительно целесообразности заключения такого мира (дескать, нужно было бороться за Нарву — центр европейской торговли в Прибалтике) и выгод, которые получила (или не получила) Россия от него. Например, Борис Флоря убежден, что договор — это «отказ для России на неопределенно долгое время от активной политики на Балтике и правовое закрепление посреднической роли ливонских купцов, подданных Швеции, в экономических контактах между Россией и Западной Европой».
Руслан Скрынников тоже настроен скептически: «Шведские представители добились того, что мирный договор подтвердил принцип морской блокады русского побережья в районе Иван-города. План превращения Иван-города в морские ворота России потерпел неудачу. Тявзинский мир нанес ущерб экономическим интересам страны, нуждавшейся в расширении торговли с Западной Европой».
Если формально подойти к оценке статей договора, то Флоря и Скрынников правы. Шведские (ливонские) купцы получили карт-бланш на торговлю не только в Нарве, но и по всей России. Русские торговцы (в частности, новгородские и псковские) могли в Ливонии торговать свободно, но без открытия постоянных представительств. Шведы имели право строить торговые дворы в России. В частности, в Новгороде он был открыт в течение года после Тявзина.
Но! Могла ли Москва сделать что-то большее в тот период для экономики России и Новгорода? Мы были кровно заинтересованы в притоке европейских товаров.
Тайны шведского двора
По этой логике ближе к объективной находится, по моему мнению, оценка, которую дает Александр Зимин в книге «В канун грозных потрясений» (1986), «Тявзинский договор признавал в статьях о внешней торговле реальное положение вещей, и только. Русское правительство пыталось изыскать иные пути для развития торговых отношений с Западной Европой (в частности, через Архангельск)». Сил вести войну со шведами у нас не было.
К тому же, кроме экономической, договор имел и политическую составляющую, которая тогда была, пожалуй, важнее для Москвы. Дело в том, что после смерти Юхана III в Стокгольме началась яростная борьба за власть между польским королем Сигизмундом III и его дядей, герцогом Карлом (будущим королем Карлом IХ).
Вкратце история их противостояния такова. Сигизмунд родился в Швеции, отец его никто иной, как Юхан III, мать — Екатерина Ягеллончик, дочь польского короля Сигизмунда I. Тот факт, что Сигизмунд III стал королем польским (1587), объясняется совсем просто: он имел на это все права, а Стефан Баторий умер раньше, чем Юхан III.
После кончины отца Сигизмунд заявил свои права на шведский престол и 27 ноября 1592 года был официально провозглашен королем Швеции. Однако в стране сразу начались конфликты. Говоря простым языком, шведов не устраивали два обстоятельства: первое — совместительство 26-летним Сигизмундом двух королевских «должностей»; второе — его ненависть к протестантам, которые составляли в Швеции значительное большинство.
Ко всему прочему Сигизмунд в союзе двух государств явно отдавал предпочтение Польше, где жил постоянно. В итоге провозглашенный шведским королем, он короновался только через полтора года после этого и сразу же был принужден назначить регентом своего дядю Карла.
Русский царь тонко прочувствовал ситуацию вокруг шведского трона, и, когда риксдаг дал понять, что герцог Карл готов взять курс на сближение с Россией, тут же сделал шаг навстречу шведам. Лучше плохой мир (со Швецией), чем «хорошая» война (со Швецией и Польшей). Собственно, именно потому, заключая Тявзинский мир, мы и пошли на уступку Нарвы, удовлетворившись возвращением Корелы, чтобы не допустить объединения под одной рукой Швеции и Польши.
Что характерно: подписав договор, Россия откровенно не торопилась его ратифицировать, то есть признавать законную силу. Это вообще произошло только в 1609 году и на качественно других условиях.
А что касается Сигизмунда, то в 1599 году он окончательно лишился шведской короны и до конца дней воевал со Швецией. Таков фактический, а не номинальный результат Тявзинского мира, сохранившего стабильность на Северо-Западе России и обеспечившего развитие экономики Новгорода за счет восстановления торговых связей с Западной Европой.
Новгород в конце XVI века
Новгородский историк Василий Андреев в работе «Северный страж Руси» (1989) отмечает, в частности, масштабы новгородской торговли в непростое время: «Лавки на торгу, которых, по данным XVI века, насчитывалось около 1800 (по другим данным — 800 к концу века, но это все равно было очень много. Например, в Москве, которая собрала купеческую элиту со всех российских городов, было только 1400 лавок. Притом что население Москвы втрое превосходило в этом веке Новгород. — Г.Р.), объединялись в ряды. Таких рядов в XVI веке было 42: кожевенный, котельный, серебряный, иконный, хлебный, рыбный свежий и т.д. Уже по одному перечислению названий торговых рядов нетрудно представить, каким громадным был торг и сколь разнообразны товары, которые на нем можно было приобрести». Добавим сюда ремарку из книги Руслана Гусейнова «история экономики России» (1999): В ХVI веке «в Новгороде из 1200 человек самодеятельного (мужского) населения 49% были ремесленниками: кожевенниками, плотниками, сапожниками, кузнецами».
По устоявшимся историческим оценкам, к концу ХVI века в Новгороде проживало немногим больше 30 тысяч человек (в Москве — 100 тысяч, в Пскове — чуть менее 30 тысяч). Мы уже неоднократно прибегали к цитатам из мемуаров современников, содержащим описания Новгорода. Любопытно узнать, каким был город на границе двух веков.
Об этом довольно подробно рассказал в своих записках датский посол Аксель Гюлленстьерне, который в 1602 году сопровождал в Москву жениха Ксении Годуновой герцога Ханса, брата датского короля Христиана IV. Посольство следовало через Нарву, Иван-город и Новгород, где провело неделю.
Город широко раскинулся, крепость — тоже, так что внутри крепостных стен находится 23 церкви и монастыря, — пишет датчанин, называя крепостью Новгородский кремль. — Дома в крепости дрянные — бревенчатые домишки наподобие закут для скота. В крепости над большей из церквей (Софийский собор. — Г.Р.) — тупая башня, крытая позолоченным свинцом. Стены вокруг города совсем разрушены и сползли в ров. Хотя дома в городе бревенчатые, однако расположены они — равно как и улицы — красивее, чем в Москве. Посреди города протекает великая река по имени Волхов… Ходили мы по крепости взад и вперед куда хотели, но воевода ни разу нам не показался, не позвал нас к себе, никого к нам не выслал и даже не угостил чаркою водки или иным чем. Мы заходили в стрельницы. Там было 25 прекрасных больших мортир, две маленькие медные пушки. Одна из них называлась die Schwarze Greette — Черная Грета (нем. — Г.Р.), два медных фальконета и 11 прекрасных больших картоверов и полукартоверов.
Чуть ниже в своих записках автор вновь возвращается к описанию Новгорода, более подробному: Город занимает большое пространство, но в нем все деревянные дома и сады, также много церквей и монастырей, он разделен на две части прекрасной и быстрой рекой Волхов. У старого города лежит большая крепость, которая внутри застроена монастырями, церквями и часовнями; на самой главной церкви стоит круглая позолоченная башня, а кругом крепости идет большая и укрепленная стена с множеством четвероугольных крепких башен, которая напоминает московскую крепость (Кремль. — Г.Р.). Из крепости на другую сторону ведет прочный и длинный мост, а на стороне нового города много прекрасных водяных мельниц, очень крепко построенных на реке.
Этот город ничем особенно не укреплен, окружен болотистым рвом, старинным валом и раскатом, который почти упал и обвалился. Снаружи он имеет несколько миль в окружности, прекрасную и плодородную почву, ровные поля и много красивых монастырей и местечек; в двух милях с восточной стороны находится красивое озеро со свежей водой в 10 немецких миль длиною. В это озеро впадают реки, вытекающие с востока и запада от Москвы, а исток озера (Волхов. — Г.Р.) берет направление к западу, к Нарве. Благодаря этому озеру и рекам в городе превосходное рыболовство и птицеловство, прекрасные большие луга и поля, так что почти ни один русский город не имеет местоположения лучше и приятнее во всех отношениях.
В 1603 году в Новгороде побывал секретарь Ганзейского союза Иоганн Брамбах, нарисовавший в своих путевых заметках «Проезжая по Московии» схожую картинку: Новгород — весьма старинный город и отличается красивым местоположением; через город протекает река Ловать или Волхов, направляясь мимо царского замка, который окружен каменной кольцеобразной стеной. В этой реке ловят огромное количество рыбы, так что здесь всяких сортов рыба стоит очень дешево.
Правят всей областью от царского имени воевода и дьяк. В Новгороде много церквей, большей частью каменных и круглой формы с куполами, крытыми жестью, а у церкви святой Софии даже золотом. В окрестности города расположено много мужских и женских монастырей; но они находятся в столь бедственном положении, что их обитатели ходят в лохмотьях, а местами даже прямо нищенствуют.
В связи с последним замечанием немца приведу цитату из воспоминаний англичанина Джилса Флэтчера, который побывал в Новгороде в 1588 году: Главные города по торговле, платящие самую значительную пошлину, — Москва, Смоленск, Псков, Новгород Великий, Старая Русса… Москва платит ежегодно пошлины 12 000 рублей, Смоленск — 8000, Псков — 12 000, Новгород Великий — 6000, Старая Русса — солью и другими продуктами 18 000.
Так ли бедны были новгородские монахи (скорее всего, датчанин перепутал обитателей монастырей с нищими, которые постоянно кормились при обителях) и был ли Новгород вообще до такой степени ветхим, как это увидел, например, Аксель Гюлленстьерне, оставим на совести путешественников. Но вполне вероятно, что преувеличений здесь нет, поскольку
2 июня 1600 года в Новгороде случился большой пожар, начавшийся именно на Софийской стороне и уничтоживший только на Разваже (по сведениям Павла Сумарокова, которые он приводит в своей «Новгородской истории») 400 дворов.
Смерть царя Федора
7 января 1598 года после короткой и тяжелой болезни умирает царь Федор. Никаких сообщений о характере болезни мы в исторических документах не найдем — самые общие слова. Отмечу лишь, что к моменту кончины Федору не исполнилось еще 41 года.
Российские историки не усматривают ничего сверхъестественного в ранней смерти царя. Патриарх Иов, сочинивший пространную повесть о житии и царствовании Федора Ивановича, настаивает, что болезнь его была долгой. Однако если полистать сохранившиеся документы, то увидим, что царь издавал указы чуть ли не до последнего дня. И например, знаменитый указ об установлении срока давности (пять лет) при преследовании крестьян, сбежавших с земли своего господина, был издан 24 ноября 1597 года — за полтора месяца до смерти!
Николай Карамзин так описывает последние часы жизни русского царя: «Первосвятитель Иов дрожащим голосом сказал: «Свет в очах наших меркнет; праведный отходит к Богу... Государь! кому приказываешь Царство, нас сирых и свою Царицу?». Федор тихо ответствовал: «в Царстве, в вас и в моей Царице волен Господь Всевышний... оставляю грамоту духовную». Сие завещание было уже написано: Федор вручал Державу Ирине, а душу свою приказывал великому Святителю Иову, двоюродному брату Федору Никитичу Романову-Юрьеву (племяннику Царицы Анастасии) и шурину Борису Годунову; то есть избрал их быть главными советниками трона... В 11 часов вечера Иов помазал Царя елеем, исповедал и приобщил Святых Таин. В час утра, 7 Генваря, Федор испустил дух, без судорог и трепета, незаметно, как бы заснув тихо и сладко».
Между тем шведский историк Юхан Видекинд, автор 10-томной «Истории десятилетней шведско-московитской войны» (1672), считает (без ссылок на источники), что царя отравил Борис Годунов (Феодор был, как думают, умерщвлен при помощи яда по приказу своего свойственника). Аналогичное предположение высказывает другой шведский историк Пер Персон (1577–1622).
Однако популярностью тема отравления царя среди ученых не пользуется. Уж слишком одиозный закрепился в нашей истории образ Федора Ивановича, чтобы разбираться в причинах его смерти. Зато разбираться пришлось с договором о мире. Уже осенью 1598 года в Новгород прибыло посольство шведского регента Карла.
Если формально подойти к оценке статей договора, то Флоря и Скрынников правы. Шведские (ливонские) купцы получили карт-бланш на торговлю не только в Нарве, но и по всей России. Русские торговцы (в частности, новгородские и псковские) могли в Ливонии торговать свободно, но без открытия постоянных представительств. Шведы имели право строить торговые дворы в России. В частности, в Новгороде он был открыт в течение года после Тявзина.
Но! Могла ли Москва сделать что-то большее в тот период для экономики России и Новгорода? Мы были кровно заинтересованы в притоке европейских товаров.
Тайны шведского двора
По этой логике ближе к объективной находится, по моему мнению, оценка, которую дает Александр Зимин в книге «В канун грозных потрясений» (1986), «Тявзинский договор признавал в статьях о внешней торговле реальное положение вещей, и только. Русское правительство пыталось изыскать иные пути для развития торговых отношений с Западной Европой (в частности, через Архангельск)». Сил вести войну со шведами у нас не было.
К тому же, кроме экономической, договор имел и политическую составляющую, которая тогда была, пожалуй, важнее для Москвы. Дело в том, что после смерти Юхана III в Стокгольме началась яростная борьба за власть между польским королем Сигизмундом III и его дядей, герцогом Карлом (будущим королем Карлом IХ).
Вкратце история их противостояния такова. Сигизмунд родился в Швеции, отец его никто иной, как Юхан III, мать — Екатерина Ягеллончик, дочь польского короля Сигизмунда I. Тот факт, что Сигизмунд III стал королем польским (1587), объясняется совсем просто: он имел на это все права, а Стефан Баторий умер раньше, чем Юхан III.
После кончины отца Сигизмунд заявил свои права на шведский престол и 27 ноября 1592 года был официально провозглашен королем Швеции. Однако в стране сразу начались конфликты. Говоря простым языком, шведов не устраивали два обстоятельства: первое — совместительство 26-летним Сигизмундом двух королевских «должностей»; второе — его ненависть к протестантам, которые составляли в Швеции значительное большинство.
Ко всему прочему Сигизмунд в союзе двух государств явно отдавал предпочтение Польше, где жил постоянно. В итоге провозглашенный шведским королем, он короновался только через полтора года после этого и сразу же был принужден назначить регентом своего дядю Карла.
Русский царь тонко прочувствовал ситуацию вокруг шведского трона, и, когда риксдаг дал понять, что герцог Карл готов взять курс на сближение с Россией, тут же сделал шаг навстречу шведам. Лучше плохой мир (со Швецией), чем «хорошая» война (со Швецией и Польшей). Собственно, именно потому, заключая Тявзинский мир, мы и пошли на уступку Нарвы, удовлетворившись возвращением Корелы, чтобы не допустить объединения под одной рукой Швеции и Польши.
Что характерно: подписав договор, Россия откровенно не торопилась его ратифицировать, то есть признавать законную силу. Это вообще произошло только в 1609 году и на качественно других условиях.
А что касается Сигизмунда, то в 1599 году он окончательно лишился шведской короны и до конца дней воевал со Швецией. Таков фактический, а не номинальный результат Тявзинского мира, сохранившего стабильность на Северо-Западе России и обеспечившего развитие экономики Новгорода за счет восстановления торговых связей с Западной Европой.
Новгород в конце XVI века
Новгородский историк Василий Андреев в работе «Северный страж Руси» (1989) отмечает, в частности, масштабы новгородской торговли в непростое время: «Лавки на торгу, которых, по данным XVI века, насчитывалось около 1800 (по другим данным — 800 к концу века, но это все равно было очень много. Например, в Москве, которая собрала купеческую элиту со всех российских городов, было только 1400 лавок. Притом что население Москвы втрое превосходило в этом веке Новгород. — Г.Р.), объединялись в ряды. Таких рядов в XVI веке было 42: кожевенный, котельный, серебряный, иконный, хлебный, рыбный свежий и т.д. Уже по одному перечислению названий торговых рядов нетрудно представить, каким громадным был торг и сколь разнообразны товары, которые на нем можно было приобрести». Добавим сюда ремарку из книги Руслана Гусейнова «история экономики России» (1999): В ХVI веке «в Новгороде из 1200 человек самодеятельного (мужского) населения 49% были ремесленниками: кожевенниками, плотниками, сапожниками, кузнецами».
По устоявшимся историческим оценкам, к концу ХVI века в Новгороде проживало немногим больше 30 тысяч человек (в Москве — 100 тысяч, в Пскове — чуть менее 30 тысяч). Мы уже неоднократно прибегали к цитатам из мемуаров современников, содержащим описания Новгорода. Любопытно узнать, каким был город на границе двух веков.
Об этом довольно подробно рассказал в своих записках датский посол Аксель Гюлленстьерне, который в 1602 году сопровождал в Москву жениха Ксении Годуновой герцога Ханса, брата датского короля Христиана IV. Посольство следовало через Нарву, Иван-город и Новгород, где провело неделю.
Город широко раскинулся, крепость — тоже, так что внутри крепостных стен находится 23 церкви и монастыря, — пишет датчанин, называя крепостью Новгородский кремль. — Дома в крепости дрянные — бревенчатые домишки наподобие закут для скота. В крепости над большей из церквей (Софийский собор. — Г.Р.) — тупая башня, крытая позолоченным свинцом. Стены вокруг города совсем разрушены и сползли в ров. Хотя дома в городе бревенчатые, однако расположены они — равно как и улицы — красивее, чем в Москве. Посреди города протекает великая река по имени Волхов… Ходили мы по крепости взад и вперед куда хотели, но воевода ни разу нам не показался, не позвал нас к себе, никого к нам не выслал и даже не угостил чаркою водки или иным чем. Мы заходили в стрельницы. Там было 25 прекрасных больших мортир, две маленькие медные пушки. Одна из них называлась die Schwarze Greette — Черная Грета (нем. — Г.Р.), два медных фальконета и 11 прекрасных больших картоверов и полукартоверов.
Чуть ниже в своих записках автор вновь возвращается к описанию Новгорода, более подробному: Город занимает большое пространство, но в нем все деревянные дома и сады, также много церквей и монастырей, он разделен на две части прекрасной и быстрой рекой Волхов. У старого города лежит большая крепость, которая внутри застроена монастырями, церквями и часовнями; на самой главной церкви стоит круглая позолоченная башня, а кругом крепости идет большая и укрепленная стена с множеством четвероугольных крепких башен, которая напоминает московскую крепость (Кремль. — Г.Р.). Из крепости на другую сторону ведет прочный и длинный мост, а на стороне нового города много прекрасных водяных мельниц, очень крепко построенных на реке.
Этот город ничем особенно не укреплен, окружен болотистым рвом, старинным валом и раскатом, который почти упал и обвалился. Снаружи он имеет несколько миль в окружности, прекрасную и плодородную почву, ровные поля и много красивых монастырей и местечек; в двух милях с восточной стороны находится красивое озеро со свежей водой в 10 немецких миль длиною. В это озеро впадают реки, вытекающие с востока и запада от Москвы, а исток озера (Волхов. — Г.Р.) берет направление к западу, к Нарве. Благодаря этому озеру и рекам в городе превосходное рыболовство и птицеловство, прекрасные большие луга и поля, так что почти ни один русский город не имеет местоположения лучше и приятнее во всех отношениях.
В 1603 году в Новгороде побывал секретарь Ганзейского союза Иоганн Брамбах, нарисовавший в своих путевых заметках «Проезжая по Московии» схожую картинку: Новгород — весьма старинный город и отличается красивым местоположением; через город протекает река Ловать или Волхов, направляясь мимо царского замка, который окружен каменной кольцеобразной стеной. В этой реке ловят огромное количество рыбы, так что здесь всяких сортов рыба стоит очень дешево.
Правят всей областью от царского имени воевода и дьяк. В Новгороде много церквей, большей частью каменных и круглой формы с куполами, крытыми жестью, а у церкви святой Софии даже золотом. В окрестности города расположено много мужских и женских монастырей; но они находятся в столь бедственном положении, что их обитатели ходят в лохмотьях, а местами даже прямо нищенствуют.
В связи с последним замечанием немца приведу цитату из воспоминаний англичанина Джилса Флэтчера, который побывал в Новгороде в 1588 году: Главные города по торговле, платящие самую значительную пошлину, — Москва, Смоленск, Псков, Новгород Великий, Старая Русса… Москва платит ежегодно пошлины 12 000 рублей, Смоленск — 8000, Псков — 12 000, Новгород Великий — 6000, Старая Русса — солью и другими продуктами 18 000.
Так ли бедны были новгородские монахи (скорее всего, датчанин перепутал обитателей монастырей с нищими, которые постоянно кормились при обителях) и был ли Новгород вообще до такой степени ветхим, как это увидел, например, Аксель Гюлленстьерне, оставим на совести путешественников. Но вполне вероятно, что преувеличений здесь нет, поскольку
2 июня 1600 года в Новгороде случился большой пожар, начавшийся именно на Софийской стороне и уничтоживший только на Разваже (по сведениям Павла Сумарокова, которые он приводит в своей «Новгородской истории») 400 дворов.
Смерть царя Федора
7 января 1598 года после короткой и тяжелой болезни умирает царь Федор. Никаких сообщений о характере болезни мы в исторических документах не найдем — самые общие слова. Отмечу лишь, что к моменту кончины Федору не исполнилось еще 41 года.
Российские историки не усматривают ничего сверхъестественного в ранней смерти царя. Патриарх Иов, сочинивший пространную повесть о житии и царствовании Федора Ивановича, настаивает, что болезнь его была долгой. Однако если полистать сохранившиеся документы, то увидим, что царь издавал указы чуть ли не до последнего дня. И например, знаменитый указ об установлении срока давности (пять лет) при преследовании крестьян, сбежавших с земли своего господина, был издан 24 ноября 1597 года — за полтора месяца до смерти!
Николай Карамзин так описывает последние часы жизни русского царя: «Первосвятитель Иов дрожащим голосом сказал: «Свет в очах наших меркнет; праведный отходит к Богу... Государь! кому приказываешь Царство, нас сирых и свою Царицу?». Федор тихо ответствовал: «в Царстве, в вас и в моей Царице волен Господь Всевышний... оставляю грамоту духовную». Сие завещание было уже написано: Федор вручал Державу Ирине, а душу свою приказывал великому Святителю Иову, двоюродному брату Федору Никитичу Романову-Юрьеву (племяннику Царицы Анастасии) и шурину Борису Годунову; то есть избрал их быть главными советниками трона... В 11 часов вечера Иов помазал Царя елеем, исповедал и приобщил Святых Таин. В час утра, 7 Генваря, Федор испустил дух, без судорог и трепета, незаметно, как бы заснув тихо и сладко».
Между тем шведский историк Юхан Видекинд, автор 10-томной «Истории десятилетней шведско-московитской войны» (1672), считает (без ссылок на источники), что царя отравил Борис Годунов (Феодор был, как думают, умерщвлен при помощи яда по приказу своего свойственника). Аналогичное предположение высказывает другой шведский историк Пер Персон (1577–1622).
Однако популярностью тема отравления царя среди ученых не пользуется. Уж слишком одиозный закрепился в нашей истории образ Федора Ивановича, чтобы разбираться в причинах его смерти. Зато разбираться пришлось с договором о мире. Уже осенью 1598 года в Новгород прибыло посольство шведского регента Карла.
Геннадий РЯВКИН
