Среда, 17 июля 2024

Осада Ревеля

{thumbimage 150px 1}Как царь помогал Новгороду восстанавливать торговые связи
30 сентября 1571 года по приказу Ивана Грозного в Александровской слободе мастером Иваном Афанасьевым был отлит колокол «Великий Новгород». Историки сходятся во мнении, что этот колокол был призван заменить 500-пудовый «пименовский», который во время разгрома сняли с колокольни Софийского собора и увезли в Москву.
Изготовление колокола для кафедрального собора имело, конечно, и политический оттенок. Поскольку заказ поступил лично от царя, это должно было продемонстрировать его расположение к новгородцам. Грозный давал понять, что недавние разногласия остались в прошлом и нужно строить новые продуктивные отношения.
Обновления требовала не только система городского управления. Она-то как раз менее всего приобрела новизны. Фактически, назначив князя Ивана Мстиславского наместником Новгорода, а Петра Пронского — воеводой, Иван Грозный дублировал старую систему управления, когда при наместнике в городе был служилый воевода, в ведении которого находились все военные вопросы. Только в прежние времена наместник и воевода вершили свои дела под контролем архиепископа и веча. Теперь они отчитывались о проделанной работе перед царем лично.

Торговый кризис

Франц Ниенштадт в своей «Ливонской хронике» пишет: Причина, почему ливонские города, в особенности Ревель и Дерпт, а по большей части и Рига с другими городами балтийского прибрежья, прекратили торговлю с Новгородом и Псковом, состоит в том, что московит в 1558 году начал воевать с Ливонией и покорил Нарву. Тогда любекские купцы стали проезжать мимо Ревеля в Нарву, в которой прежде у них не было свободной торговли, и они послали к императору и выхлопотали себе позволение свободно привозить товары и торговать в Нарве. Так как они указали дорогу другим, то туда через Зунд (пролив между Балтийским и Северным морями, контролируемый в ХVI веке Данией. — Г.Р.) отправилось много кораблей из Гамбурга, Антверпена, Англии, Брабанта, Голландии, Шотландии, Франции, которые ездили так часто, что им приходилось оставлять за нагрузку многие сотни ластов соли, холст, шелковые платья, бархат и другие товары в кусках, пряности и напитки они должны были отдавать дешевле, нежели покупали сами… Для великого князя это была желанная торговля, и ему не представилось бы более удобного случая погубить Ливонию, чем этим путем; потому что дело у князя уже дошло до того, что фунт соли шел за 1 рейхсталер (серебрянная монета в Австрии, Германии, Голландии, Швейцарии и Дании. Согласно «Словарю иностранных слов, вошедших в состав русского языка» (1910), изданному под редакцией профессора Александра Чудинова, курс рейхсталера составлял тогда примерно 1,4 рубля. — Г.Р.), и все товары его подданных должны были испортиться. Но так как любекские купцы открыли ему это сокровище, то он бросился на него с жадностью, и любекские факторы в Нарве были в такой же чести, и еще большей, как некогда ганзейские факторы в Новгороде.
Когда король шведский узнал об этом новом пути, то хотел прекратить эти поездки и в два года отобрал от купцов 60 кораблей, нагруженных дорогими товарами. Богатые люди, начавшие первые торговать этим путем, обеднели и из-за долгов должны были удалиться из города. Это можно сказать: ни тебе, ни мне. Для короля же датского это было маслом для его ламп, и так как корабли ради нового пути часто проезжали через Зунд, то он взимал пошлину, и это ему приносило большой доход. Он также послал в Москву некоего доктора Захарию, чтобы выхлопотать у великого князя позволение взимать пошлину и в Нарве. Великий князь сначала было согласился. Но когда начал в своей земле поверять корабли и сам взимать пошлину, то доктору пришлось оставить Ивангород: пусть датский король берет пошлину в Зунде, в Нарве князь знать не хочет о его пошлинах.
Кроме того, Ниенштадт напомнил, что в 1554 году англичане проехали на север мимо Норвегии, открыли в земле московитов за Москвой гавань Колмегород (Холмогоры. — Г.Р.), куда они стали ездить ежегодно и торговать с московитами, которые были очень довольны тем, что у них там открылось мореходство. Московит (Иван Грозный. — Г.Р.) дал им уважительные привилегии и выстроил в Москве прекрасный каменный гостиный двор с лавками, где они могли продавать из года в год свои товары, местные и привозные, а также покупать там всякие товары.
В конце концов, Иван Грозный понял три вещи. Во-первых, Новгород приходит в упадок из-за запустения торговых путей в условиях Ливонской войны. Во-вторых, бизнес-сообщество Новгорода объективно не потерпит такого положения дел и начнет искать пути реализации своих коммерческих проектов в обход царя. Из-за жадности датчан, взимавших пошлины за проход через пролив, нужно было создать Нарве альтернативу, то есть вернуть купцов в Новгород.

Время герцога Магнуса

Подчеркну, это всего лишь версия. Однако она вытекает из логики событий тех лет. Новгород, попавший не только в полосу военных действий, но и стихийных бедствий, остро нуждался в деньгах и товарах. Иван Грозный, воевавший или готовившийся воевать на два-три фронта (Польша, Швеция, крымские татары), тоже хотел денег. Узнав о замыслах новгородцев, он каленым железом прижег самодеятельность и инициативу местных богатеев, жестоко наказал их покровителей из новгородского руководства и как рачительный правитель постарался все прибрать к своим рукам. Гарантируя новгородским купцам безопасность торговли в Ливонии (Ревель и Дерпт), в 1571 году, как уже говорилось, по приказу Ивана Грозного был совершен рейд на территорию Финляндии. Для устрашения шведов, контролировавших эту территорию.
Кроме того, 21 августа 1570 года герцог Магнус с тремя или четырьмя отрядами немецких рейтеров (кавалеристов-наемников. — Г.Р.) и несколькими тысячами русских, данных ему великим князем, осадил Ревель и стал обстреливать город всякими снарядами и большими каменными ядрами. Он также предложил городу сдаться ему, обещал большие льготы и угрожал жестоким насилием, если они не захотят сдаться. Но ревельцы не обратили внимания ни на его милость, ни на его гнев. В 1570 году, 16 октября, под Ревель пришло еще более народу, по имени априссы (от немецкого Aprissen, то есть опричники. — Г.Р.), которые очень жестоко обращались с бедными людьми, грабили, убивали и жгли. Так описывает происходившее Ниенштадт.
В Ревельском архиве содержатся многочисленные послания городского магистрата польскому и шведскому королям относительно причин нападения марионеточного герцога Магнуса на Ревель: Ревельцы будут до последнего человека храбро защищаться, как бы их Магнус ни прельщал своими прикрашенными высокими титулами. Главная задача надменного, как варвар, московита — нанести вечное бесчестие государствам Польскому и Шведскому, поставить Магнуса государем в земле эстонской и латышской и таким образом украситься чужими перьями… Ясно как день, и о том есть свидетельство на письме, доставленном русскими пленными, в том числе двумя боярами и прежними сторонниками герцога, что московит уже давно
возымел намерение подчинить своему игу Ревель и всю Ливонию. То есть план Грозного о создании с помощью огня и меча условий наибольшего коммерческого благоприятствования для Новгорода дал трещину: Ревель не хотел покоряться.
Плюс ко всему 21 декабря шведский король Юхан III направил в осажденный город письмо, в котором извещал, что римский император не намерен допустить до того, чтобы басурманы овладели городом. Это означало, что Европа готова вмешаться в решение судьбы Ливонии. Правда, наступила зима, и посылка экспедиционного корпуса к Ревелю была отложена. Но в этот период Швеция и Дания заключили мирный договор, и можно предположить, что военная помощь в Ревель все же придет.

Дерптская измена

Тогда Иван Грозный сменил тактику.
16 марта 1571 года осада, продолжавшаяся 30 недель, была с Ревеля снята. Русское войско организованно отступило к Нарве. Зато два крупных отряда немецких рейтеров под командованием известных нам Таубе и Крузе выкинули номер — напали на Юрьев-Дерпт, подчинившийся России еще два года назад. Можно было бы предположить, что царские эмиссары не сумели удержать наемников, не получивших ревельской добычи. Однако Ниенштадт раскрывает подоплеку измены:
Когда осада Ревеля не удалась, Иоанн Таубе и Эйлерт Крузе ничего хорошего со стороны великого князя ожидать не могли, а должны были опасаться немилости, так как они подали ему слишком большие надежды на покорение города Ревеля и всей Ливонии. И они послали из Дерпта одного дворянина, по имени Дириха Каля, который, как он мне сам то рассказывал, должен был отправиться к королю польскому с обещанием, что если Таубе и Крузе будут пользоваться у короля такими же почестями и имениями, какими пользовались у великого князя, то будут телом и душою стараться взять и завоевать для короля город Дерпт; но только пусть король держит наготове в рижской епархии ратных людей, чтобы те могли подать помощь для завоевания города. Это король одобрил, дал им конвой, послал также в Ливонию Ходкевича, чтобы тот подал помощь, когда потребуется.
Опуская некоторые подробности подготовки мятежа, когда Таубе и Крузе, подстрекая население собираться и жаловаться дерптскому наместнику и боярам на то, что ратные люди слишком уж долго сидят у них на шее, одновременно уговаривали наместника вывести из Дерпта часть войск, пишет Ниенштадт. План был такой: как только Розен (командир одного из двух отрядов наемников, подчиненных Таубе и Крузе. — Г.Р.) даст сигнал выстрелом, то он, Крузе, будет рубить караул в русских воротах, заиметь самые ворота, встретит на рынке Розена и его людей и вместе с ними будут держаться в городе столько времени, пока не подоспеет к ним другой ротмистр, Ганс фон Зейтце (командир второго отряда. — Г.Р.), за которым они уже послали. Время нападения было назначено на воскресенье, 12 октября 1571 года, Розен перешел через мост к воротам, подъехал к караулу, подал боярину, начальствующему над караулом, руку и стал дружески разговаривать с ним. У него уже был наготове пистолет в сапоге, так же, как и у других, кому только был доверен весь заговор и которые ехали в небольшом от него расстоянии. Тут он, обернувшись к своим, дал сигнал, прицелился и застрелил боярина так, что тот пал на месте. Тогда весь отряд бросился вперед, открыв пальбу по караулу, так что дым пошел столбом. Таубе и Крузе, ждавшие сигнала, как только услышали выстрелы, долго не медлили и перестреляли оба другие караула в обеих воротах. В особенности горячо сражался Крузе: он занял и запер свои ворота, вскоре потом явился на помощь Розену на рынок и яростно кинулся на русских, разбил все тюрьмы, выпустил всех заключенных; те схватили оружие убитых и стали помогать нападающим. Он кликнул также бюргеров, чтобы они выходили из своих домов и помогали защищать их свободу; но бюргеры со страху заперли свои дома, да у них и не было никакого оружия. Но бояре и стрельцы, бывшие в гарнизоне, вооружились и начали отстреливаться, даже женщины кидали черепицами из окон домов. Наконец стоявшие в форштатах ратные люди, между которыми было много стрельцов, вместе с форштатскими и русскими купцами, вооружившись дубинами, копьями и топорами, бросились на ворота, недостаточно сильно занятые, разломали их и всею толпою проникли в город. Другие русские тоже выступили из своих домов, и каждый стал сражаться, так что гофлейтам пришлось покидать город. Все, кто только смог бежать, убежали через соборные ворота, которые Иоанн Крузе оставил открытыми. Таким образом, русские удержали за собою город и крепость.

Вместо эпилога

Для Ивана Грозного это предательство стало совершенной неожиданностью. В послании к перебежчикам, которое было найдено в Митавском герцогском архиве, царь пишет: Не могу надивиться, что вы, которых я возвысил против других, изменили. Я пожаловал Таубе княжеским достоинством, а Крузе — большим боярином. Я сделал вас своими советниками, дал вам земель и людей, серебра и золота — все, чего просили. Поразмыслили бы о данной присяге и о беседе, которую я с вами вел перед вашим последним отъездом.
Конечно, царского гнева боялись многие, кто чувствовал себя виноватым в невыполнении или ненадлежащем выполнении приказов Ивана Грозного. Герцог Магнус тоже крепко перетрусил и бежал сперва в Обер-Пален (сегодня — городок Пылтсамаа в Эстонии), где находилась временная столица Ливонского королевства под русским протекторатом, а затем еще дальше — на остров Эльзен, которым владел по завещанию отца.
 

Геннадий РЯВКИН