В нынешнем году, который, как известно, объявлен Годом Болгарии в России, грех было бы не вспомнить о войне 1877—1878 годов — последней из длинного ряда русско-турецких войн. И не потому только, что главные ее сражения разворачивались на болгарской земле, а прежде всего по причине особой ее значимости в отношениях двух наших православных народов. Ибо вряд ли припомнится какое-либо еще русско-болгарское дело, которое вызвало бы столь мощный общенародный энтузиазм, с одной стороны, и столь горячую общенародную признательность — с другой.
Благородная война за освобождение славянских народов из турецкого рабства, славные победы которой столь бесславно разменяны были нашей дипломатией, так или иначе отозвалась во всех уголках Российской империи. Есть в истории этой войны и новгородская страничка, причем довольно яркая. Хотя в самом Новгороде теперь уже малоизвестная.
И в воздух чепчики бросали...
Утром 20 сентября 1878 года от Подберезья к Новгороду, минуя поворот на родные Кречевицы, шел походным порядком лейб-гвардии драгунский полк.
Ровно в полдень навстречу полку из города выехал его августейший шеф — великий князь Владимир Александрович, еще накануне прибывший ради такого случая в Новгород. И уже во главе со своим шефом лейб-драгуны торжественной колонной двинулись к городу.
Это была среда — день не праздничный и даже постный, но едва ли и в праздничные дни маленький провинциальный Новгород переживал такой эмоциональный подъем. Новгородцы к этому дню тщательно готовились: еще 7 сентября городская дума на своем заседании вынесла единогласное решение — устроить героям торжественную встречу. Мало того, городским властям удалось даже от военного министерства добиться изменения маршрута следования полка, которому поначалу предписано было отправляться сразу в Кречевицкие казармы.
Вступление в Новгород получилось триумфальным в буквальном смысле — под триумфальной аркою, устроенной у городской заставы. На дуге увитой гирляндами арки красовалась надпись: «Храбрым драгунам сердечный привет от жителей Новгорода», столбы исписаны были болгарскими топонимами: «Телиш, Новачин, Враца, Балканы, Филиппополь, Мечка». Под аркою губернские власти, городской голова и прочая местная элита встречали гвардейцев пышными речами и хлебом-солью на специально изготовленном серебряном блюде. На полковой штандарт от имени великой княгини Марии Павловны навесили перевитый георгиевской лентою лавровый венок, а второй такой же достался командиру полка. И наконец на «душек-военных», не разбирая чинов, бросились дамы с венками и букетами, украсив цветами и без того блистательную кавалькаду.
По Петербургской двигались следующим порядком: трубачи, за ними — георгиевские кавалеры, коих набралось на целый эскадрон, далее — все остальные. Георгиевским эскадроном командовал герой Филиппополя капитан Бураго, он же (видимо, как первый в колонне) более прочих и пострадал от метания букетов. Впрочем, цветов в тот день на всех хватало: их бросали в колонну, под копыта лошадей — на всем протяжении улица Петербургская устлана была цветочным ковром. Заполонившие ее новгородцы и новгородки бурно выражали свои эмоции: выкрикивали приветствия и поздравления, беспрестанно кричали «ура», а возможно, и «в воздух чепчики бросали».
Многие дома были убраны зеленью и украшены. Вдоль левой стороны выстроились шпалерами войска — сослуживцы из Кречевиц (запасной полк), затем воины 22-й артиллерийской бригады, 85-го Выборгского пехотного полка и местного батальона. На пересечении с Газоном, между домами Евдокимова и Орлова, через улицу перекинулась еще одна арка с надписью «Храброму лейб-гвардии драгунскому полку привет от учебных заведений Новгорода». Тут уже шпалерами стояли воспитанники этих самых заведений с цветами наготове.
По прибытии в кремль эскадроны выстроились у памятника «Тысячелетие России». Владыка Варсонофий с духовенством отслужил благодарственный молебен, окропил полк святой водой и благословил его Знаменскою иконой. Городской голова Журавлев от лица горожан зачитал роскошно выполненный адрес — героям, пронесшим «святое знамя от берегов Волхова до берегов Мраморного моря». Затем полк, повзводно обойдя памятник, продефилировал церемониальным маршем перед своим шефом и отправился через мост на Торговую сторону.
За мостом, на площади перед городской думой, лейб-гвардейцев уже дожидались обильно накрытые столы. Здесь его высочество провозгласил два тоста — за здоровье государя и за свой полк. После этого господа офицеры в сопровождении благородной публики удалились в помещение на устроенный в их честь обед, а нижние чины остались угощаться на площади. И только вволю угостившись, разъехались по отведенным им на Московской квартирам. Никаких нарушений правопорядка не наблюдалось, хотя на всякий случай еще накануне в своем приказе по полку генерал Ковалевский распорядился «с отведенных полку дворов не выпускать охмелевших драгун».
Обед завершился около пяти. В седьмом часу его высочество отбыл в столицу, но веселье продолжалось. Вечером для офицеров силами артистического кружка представлена была драма «Каширская старина». Зал украсили зеленью и цветами, на занавесе начертали перечень баталий полка, суфлерскую будку устроили в виде драгунской каски. Как отмечала наша газета, «спектакль был исполнен удовлетворительно» («Новгородские губернские ведомости» от 23 сентября 1878 года).
На следующее утро, отстояв молебен в Знаменском соборе, полк снова прибыл к городской думе — на сей раз там хозяйничали дамы. Завтрак офицерам накрыли в зале, а нижним чинам поднесли по пирогу с мясом и по чарке водки (вот ведь — дамы, а понимали, что требуется драгуну после праздника). И наконец в 11-м часу полк двинулся к своим Кречевицким казармам, сопровождаемый горожанами, под несмолкаемые овации и крики «ура».
Так Новгород встречал своих героев с Балканской войны. Двое офицеров вернулись с орденами святого Георгия, шестеро — с золотым оружием «за храбрость», 144 нижних чина — с георгиевскими крестами. Многие не вернулись вообще.
Всех примеров беззаветной храбрости и самопожертвования, явленных кречевицкими лейб- драгунами на той войне, в кратком очерке не перечислить. Но хотелось бы вспомнить о двух особенно памятных эпизодах.
Новачинская трагедия
Командующий западным отрядом русских войск генерал Гурко намеревался 10 ноября брать город Правец. В связи с этим спланирована была и вспомогательная операция по отвлечению резервов противника. Согласно диспозиции отряд полковника Лихтанского должен был в 9 утра атаковать турецкие укрепления у деревни Новачин.
В 7.30 по узкому ущелью отряд двинулся от «караулки» к Новачину. Колонна состояла из полутора эскадронов лейб-гвардии драгунского полка и взвода 2-й гвардейской конной батареи при двух орудиях.
На второй версте ущелье расширялось, образуя среди гор небольшую долину шириной метров в 250, затем сужалось еще более прежнего. Тропинка проходила между крутыми склонами и обрывом, дважды на пути встречались непрочные бревенчатые мостки.
В 10-м часу вышли в Новачинскую долину. Деревушка Новачин лепилась к ущелью справа, но турок там не было: собственно новачинские укрепления разместились на горе по ту сторону долины, ровно напротив устья ущелья.
Развернув батарею, Лихтанский начал обстреливать вражеские позиции, однако турки не отвечали. Капитан Стемпель с полуэскадроном отправлен был в рекогносцировку.
Рейд барона Стемпеля, обошедшего гору слева до самой деревни Скривены, прошел на редкость удачно. Прямо с горы было взято трое пленных и три груженых мула. Затем взвод (24 драгуна) атаковал высыпавшую сверху стрелковую цепь, изрубив до 40 аскеров, взяв восьмерых пленных и не потеряв при этом ни единого человека. Выскочивших из Скривен конных черкесов загнали обратно в деревню. И только когда из всех ложементов захлопали выстрелы и полетели гранаты, драгуны стали отходить, но с достоинством, как на учении.
Когда в начале 11-го отряд Стемпеля вернулся к главным силам, вовсю уже шла артиллерийская дуэль между двумя пушками капитана Усова и «проснувшейся» наконец горой. Однако выдвинуть пехоту противник все еще не решался. И лишь после того как облака поднялись с гор и туман окончательно рассеялся, турки, изумленные малочисленностью нашего отряда, начали спускаться с горы.
Одновременно слева показался большой отряд черкесов — до 800 всадников. Лихтанский принял решение отходить.
Увидев, что русская артиллерия снимается с позиции, болгары из Новачина и Скривен со всеми своими семьями, повозками и скотом ринулись в ущелье.
Около часа 80 драгунов барона Стемпеля, прикрывая отход, сдерживали натиск вдесятеро сильнейшего числом противника, к которому подходили всё новые подкрепления. А в половине второго пехота была замечена еще и с правого фланга.
Втянувшимся наконец в ущелье драгунам предстояло пройти семь верст ада. Арьергард отбивался как мог, но ряды его быстро таяли, да и патронов не хватало. Прежде избегавшие прямых столкновений черкесы теперь назойливо наседали, обстреливая колонну, движение которой сильно сдерживали запрудившие ущелье болгары. Черкесские пули, не разбирая пола и национальности, косили всех подряд. Повозки летели с кручи, дети падали под копыта коней, обезумевшие женщины, знавшие, что такое турецкая расправа, карабкались по склонам.
Под колесом второй пушки из ветхого мостика вывалилось бревно. Вытащить орудие под натиском черкесов не было возможности, пришлось сбросить его в овраг.
За пару верст до караулки открылась уже знакомая драгунам горная долина. Уцелевшую пушку попытались провезти через нее быстро, на рысях, но тут убита была одна из лошадей, вторая ранена, орудие встало. Черкесы, густой лавой разлившиеся по долине, окружили пушку и ее защитников — остатки арьергарда и прикрытия.
Командовали обороной обреченного орудия три самых молодых офицера полка: прапорщики Назимов, Данилевский и Велинский. Все — выпускники Николаевского гвардейского кавалерийского училища, младшему — 19 лет, старшему — 21. Вместе с другими защитниками орудия они были изрублены прямо у лафета.
— Пробивайтесь к караулке! — скомандовал полковник Лихтанский, понимавший, какие последствия могла бы иметь потеря этого исключительно важного пункта на пересечении трех горных троп.
До караулки остатки отряда добрались в пятом часу. Здесь черкесов встретили таким огнем, что они вынуждены были уйти обратно в ущелье.
В том бою полк понес свои самые значительные потери за всю войну: почти треть отряда полегла, из 12 офицеров невредимыми остались лишь трое. Но поставленная задача была выполнена: значительные силы противника вместо того, чтобы подать помощь осажденному Правецу, оказались втянутыми в новачинский бой.
Поведение всех до единого участников этого боя признано было безупречным на всех уровнях командования, вплоть до высочайшего.
За столом Сулеймана-паши
Спустя неполных два месяца после новачинского дела войска генерала Гурко уже подступали с севера к Филиппополю (нынешнему Пловдиву), разделенному речкой Марицей на две части. Рано утром 3 января турки оставили северную сторону города, сожгли за собой мост и отстреливались теперь с южной стороны, из-за реки.
В полдень генерал потребовал к себе драгунский эскадрон, перед которым поставил задачу: найти брод и обеспечить переправу пехоты на южный берег Марицы.
Брод капитан Бураго нашел верстах в восьми выше по реке, и целый день со своим сводным эскадроном перевозил под огнем через реку батальоны лейб-гвардии Финляндского полка. К вечеру лейб-драгунов сменили на переправе бугские уланы, а капитана Бураго генерал Гурко благословил идти к Филиппополю. Было уже совсем темно, когда эскадрон двинулся вдоль южного берега. Неподалеку от города разъезд заметил огни турецкого бивуака. Подкравшийся к посту унтер Пономарев успел схватить одного часового, второй убежал. По словам «языка», турки собирались уже отступать к городу, а поднятая сбежавшим часовым тревога лишь ускорила это отступление. Во всяком случае, на бивуаке подоспевшие драгуны нашли только брошенные повозки да несколько отставших аскеров, тут же сдавшихся в плен. Бураго распорядился развести здесь костров как можно больше и шуметь как можно громче, чтоб отступавшие турки прочувствовали, сколь значительные силы их преследуют.
Спустя некоторое время вернувшийся из разведки прапорщик Алымов сообщил, что со всего города турки спешно стягиваются к вокзалу.
И тогда эскадрон торжественно вступил в Филиппополь. Как на параде — строем, не отвлекаясь на преследование одиночек, с песнями, по главной улице (только что без оркестра).
Привлеченный этим шумом консул дружественной Греции вышел было поприветствовать русские войска. Но, узнав, что никаких войск, кроме этой жалкой кучки, нет, пришел в ужас: можно ли так рисковать, когда город полон турок, когда только у вокзала их не менее трех тысяч?
— Нас тоже немало — 63 драгуна! — ответил бравый капитан и рысью повел эскадрон к вокзалу.
Головной патруль поручика Стольгане налетел на черкесский пост: двоих зарубили, остальные ушли. На бивуаке у вокзала началась паника, поднялась беспорядочная стрельба. Спешившись и укрыв лошадей, драгуны залегли в шоссейную канаву и открыли редкий огонь. Вскоре им стала отвечать огнем турецкая цепь, укрывшаяся за железнодорожной насыпью. Однако выстрелы раздавались всё реже, а бивуак становился всё безлюднее. Заключив, что враг отступает, драгуны вскочили на коней и бросились следом.
Но это было не отступление: огромная масса турок просто улепетывала со всех ног, бросая повозки и оружие, даже не отстреливаясь от налетевшего сзади эскадрона.
Взяв полсотни пленных, капитан Бураго прекратил преследование и вернулся к вокзалу, выслав разъезд для наблюдения за уходящими турками.
Очень скоро разъезд вернулся и доложил, что турки оставили Филиппополь, о чем капитан Бураго тотчас отправил донесение генералу Гурко. Из полезных трофеев, кроме телеграфного аппарата и корреспонденции, в вокзале обнаружился роскошно сервированный стол, приготовленный начальником станции для самого Сулеймана-паши — командующего турецкой армией.
Шел второй час ночи. Весь день перевозившие пехоту и полночи бравшие город драгуны смертельно устали и проголодались. Золотое оружие, георгиевские кресты и монаршие объятия — всё это будет потом. Теперь же самой своевременной наградой для молодецкого эскадрона оказалось обильное угощение на брошенном турецком бивуаке. А своих младших офицеров Александр Петрович Бураго пригласил за стол Сулеймана-паши — отпраздновать блистательную победу, которую 63 лейб-драгуна из Кречевиц одержали над 25-кратно превосходящими силами противника.
И в воздух чепчики бросали...
Утром 20 сентября 1878 года от Подберезья к Новгороду, минуя поворот на родные Кречевицы, шел походным порядком лейб-гвардии драгунский полк.
Ровно в полдень навстречу полку из города выехал его августейший шеф — великий князь Владимир Александрович, еще накануне прибывший ради такого случая в Новгород. И уже во главе со своим шефом лейб-драгуны торжественной колонной двинулись к городу.
Это была среда — день не праздничный и даже постный, но едва ли и в праздничные дни маленький провинциальный Новгород переживал такой эмоциональный подъем. Новгородцы к этому дню тщательно готовились: еще 7 сентября городская дума на своем заседании вынесла единогласное решение — устроить героям торжественную встречу. Мало того, городским властям удалось даже от военного министерства добиться изменения маршрута следования полка, которому поначалу предписано было отправляться сразу в Кречевицкие казармы.
Вступление в Новгород получилось триумфальным в буквальном смысле — под триумфальной аркою, устроенной у городской заставы. На дуге увитой гирляндами арки красовалась надпись: «Храбрым драгунам сердечный привет от жителей Новгорода», столбы исписаны были болгарскими топонимами: «Телиш, Новачин, Враца, Балканы, Филиппополь, Мечка». Под аркою губернские власти, городской голова и прочая местная элита встречали гвардейцев пышными речами и хлебом-солью на специально изготовленном серебряном блюде. На полковой штандарт от имени великой княгини Марии Павловны навесили перевитый георгиевской лентою лавровый венок, а второй такой же достался командиру полка. И наконец на «душек-военных», не разбирая чинов, бросились дамы с венками и букетами, украсив цветами и без того блистательную кавалькаду.
По Петербургской двигались следующим порядком: трубачи, за ними — георгиевские кавалеры, коих набралось на целый эскадрон, далее — все остальные. Георгиевским эскадроном командовал герой Филиппополя капитан Бураго, он же (видимо, как первый в колонне) более прочих и пострадал от метания букетов. Впрочем, цветов в тот день на всех хватало: их бросали в колонну, под копыта лошадей — на всем протяжении улица Петербургская устлана была цветочным ковром. Заполонившие ее новгородцы и новгородки бурно выражали свои эмоции: выкрикивали приветствия и поздравления, беспрестанно кричали «ура», а возможно, и «в воздух чепчики бросали».
Многие дома были убраны зеленью и украшены. Вдоль левой стороны выстроились шпалерами войска — сослуживцы из Кречевиц (запасной полк), затем воины 22-й артиллерийской бригады, 85-го Выборгского пехотного полка и местного батальона. На пересечении с Газоном, между домами Евдокимова и Орлова, через улицу перекинулась еще одна арка с надписью «Храброму лейб-гвардии драгунскому полку привет от учебных заведений Новгорода». Тут уже шпалерами стояли воспитанники этих самых заведений с цветами наготове.
По прибытии в кремль эскадроны выстроились у памятника «Тысячелетие России». Владыка Варсонофий с духовенством отслужил благодарственный молебен, окропил полк святой водой и благословил его Знаменскою иконой. Городской голова Журавлев от лица горожан зачитал роскошно выполненный адрес — героям, пронесшим «святое знамя от берегов Волхова до берегов Мраморного моря». Затем полк, повзводно обойдя памятник, продефилировал церемониальным маршем перед своим шефом и отправился через мост на Торговую сторону.
За мостом, на площади перед городской думой, лейб-гвардейцев уже дожидались обильно накрытые столы. Здесь его высочество провозгласил два тоста — за здоровье государя и за свой полк. После этого господа офицеры в сопровождении благородной публики удалились в помещение на устроенный в их честь обед, а нижние чины остались угощаться на площади. И только вволю угостившись, разъехались по отведенным им на Московской квартирам. Никаких нарушений правопорядка не наблюдалось, хотя на всякий случай еще накануне в своем приказе по полку генерал Ковалевский распорядился «с отведенных полку дворов не выпускать охмелевших драгун».
Обед завершился около пяти. В седьмом часу его высочество отбыл в столицу, но веселье продолжалось. Вечером для офицеров силами артистического кружка представлена была драма «Каширская старина». Зал украсили зеленью и цветами, на занавесе начертали перечень баталий полка, суфлерскую будку устроили в виде драгунской каски. Как отмечала наша газета, «спектакль был исполнен удовлетворительно» («Новгородские губернские ведомости» от 23 сентября 1878 года).
На следующее утро, отстояв молебен в Знаменском соборе, полк снова прибыл к городской думе — на сей раз там хозяйничали дамы. Завтрак офицерам накрыли в зале, а нижним чинам поднесли по пирогу с мясом и по чарке водки (вот ведь — дамы, а понимали, что требуется драгуну после праздника). И наконец в 11-м часу полк двинулся к своим Кречевицким казармам, сопровождаемый горожанами, под несмолкаемые овации и крики «ура».
Так Новгород встречал своих героев с Балканской войны. Двое офицеров вернулись с орденами святого Георгия, шестеро — с золотым оружием «за храбрость», 144 нижних чина — с георгиевскими крестами. Многие не вернулись вообще.
Всех примеров беззаветной храбрости и самопожертвования, явленных кречевицкими лейб- драгунами на той войне, в кратком очерке не перечислить. Но хотелось бы вспомнить о двух особенно памятных эпизодах.
Новачинская трагедия
Командующий западным отрядом русских войск генерал Гурко намеревался 10 ноября брать город Правец. В связи с этим спланирована была и вспомогательная операция по отвлечению резервов противника. Согласно диспозиции отряд полковника Лихтанского должен был в 9 утра атаковать турецкие укрепления у деревни Новачин.
В 7.30 по узкому ущелью отряд двинулся от «караулки» к Новачину. Колонна состояла из полутора эскадронов лейб-гвардии драгунского полка и взвода 2-й гвардейской конной батареи при двух орудиях.
На второй версте ущелье расширялось, образуя среди гор небольшую долину шириной метров в 250, затем сужалось еще более прежнего. Тропинка проходила между крутыми склонами и обрывом, дважды на пути встречались непрочные бревенчатые мостки.
В 10-м часу вышли в Новачинскую долину. Деревушка Новачин лепилась к ущелью справа, но турок там не было: собственно новачинские укрепления разместились на горе по ту сторону долины, ровно напротив устья ущелья.
Развернув батарею, Лихтанский начал обстреливать вражеские позиции, однако турки не отвечали. Капитан Стемпель с полуэскадроном отправлен был в рекогносцировку.
Рейд барона Стемпеля, обошедшего гору слева до самой деревни Скривены, прошел на редкость удачно. Прямо с горы было взято трое пленных и три груженых мула. Затем взвод (24 драгуна) атаковал высыпавшую сверху стрелковую цепь, изрубив до 40 аскеров, взяв восьмерых пленных и не потеряв при этом ни единого человека. Выскочивших из Скривен конных черкесов загнали обратно в деревню. И только когда из всех ложементов захлопали выстрелы и полетели гранаты, драгуны стали отходить, но с достоинством, как на учении.
Когда в начале 11-го отряд Стемпеля вернулся к главным силам, вовсю уже шла артиллерийская дуэль между двумя пушками капитана Усова и «проснувшейся» наконец горой. Однако выдвинуть пехоту противник все еще не решался. И лишь после того как облака поднялись с гор и туман окончательно рассеялся, турки, изумленные малочисленностью нашего отряда, начали спускаться с горы.
Одновременно слева показался большой отряд черкесов — до 800 всадников. Лихтанский принял решение отходить.
Увидев, что русская артиллерия снимается с позиции, болгары из Новачина и Скривен со всеми своими семьями, повозками и скотом ринулись в ущелье.
Около часа 80 драгунов барона Стемпеля, прикрывая отход, сдерживали натиск вдесятеро сильнейшего числом противника, к которому подходили всё новые подкрепления. А в половине второго пехота была замечена еще и с правого фланга.
Втянувшимся наконец в ущелье драгунам предстояло пройти семь верст ада. Арьергард отбивался как мог, но ряды его быстро таяли, да и патронов не хватало. Прежде избегавшие прямых столкновений черкесы теперь назойливо наседали, обстреливая колонну, движение которой сильно сдерживали запрудившие ущелье болгары. Черкесские пули, не разбирая пола и национальности, косили всех подряд. Повозки летели с кручи, дети падали под копыта коней, обезумевшие женщины, знавшие, что такое турецкая расправа, карабкались по склонам.
Под колесом второй пушки из ветхого мостика вывалилось бревно. Вытащить орудие под натиском черкесов не было возможности, пришлось сбросить его в овраг.
За пару верст до караулки открылась уже знакомая драгунам горная долина. Уцелевшую пушку попытались провезти через нее быстро, на рысях, но тут убита была одна из лошадей, вторая ранена, орудие встало. Черкесы, густой лавой разлившиеся по долине, окружили пушку и ее защитников — остатки арьергарда и прикрытия.
Командовали обороной обреченного орудия три самых молодых офицера полка: прапорщики Назимов, Данилевский и Велинский. Все — выпускники Николаевского гвардейского кавалерийского училища, младшему — 19 лет, старшему — 21. Вместе с другими защитниками орудия они были изрублены прямо у лафета.
— Пробивайтесь к караулке! — скомандовал полковник Лихтанский, понимавший, какие последствия могла бы иметь потеря этого исключительно важного пункта на пересечении трех горных троп.
До караулки остатки отряда добрались в пятом часу. Здесь черкесов встретили таким огнем, что они вынуждены были уйти обратно в ущелье.
В том бою полк понес свои самые значительные потери за всю войну: почти треть отряда полегла, из 12 офицеров невредимыми остались лишь трое. Но поставленная задача была выполнена: значительные силы противника вместо того, чтобы подать помощь осажденному Правецу, оказались втянутыми в новачинский бой.
Поведение всех до единого участников этого боя признано было безупречным на всех уровнях командования, вплоть до высочайшего.
За столом Сулеймана-паши
Спустя неполных два месяца после новачинского дела войска генерала Гурко уже подступали с севера к Филиппополю (нынешнему Пловдиву), разделенному речкой Марицей на две части. Рано утром 3 января турки оставили северную сторону города, сожгли за собой мост и отстреливались теперь с южной стороны, из-за реки.
В полдень генерал потребовал к себе драгунский эскадрон, перед которым поставил задачу: найти брод и обеспечить переправу пехоты на южный берег Марицы.
Брод капитан Бураго нашел верстах в восьми выше по реке, и целый день со своим сводным эскадроном перевозил под огнем через реку батальоны лейб-гвардии Финляндского полка. К вечеру лейб-драгунов сменили на переправе бугские уланы, а капитана Бураго генерал Гурко благословил идти к Филиппополю. Было уже совсем темно, когда эскадрон двинулся вдоль южного берега. Неподалеку от города разъезд заметил огни турецкого бивуака. Подкравшийся к посту унтер Пономарев успел схватить одного часового, второй убежал. По словам «языка», турки собирались уже отступать к городу, а поднятая сбежавшим часовым тревога лишь ускорила это отступление. Во всяком случае, на бивуаке подоспевшие драгуны нашли только брошенные повозки да несколько отставших аскеров, тут же сдавшихся в плен. Бураго распорядился развести здесь костров как можно больше и шуметь как можно громче, чтоб отступавшие турки прочувствовали, сколь значительные силы их преследуют.
Спустя некоторое время вернувшийся из разведки прапорщик Алымов сообщил, что со всего города турки спешно стягиваются к вокзалу.
И тогда эскадрон торжественно вступил в Филиппополь. Как на параде — строем, не отвлекаясь на преследование одиночек, с песнями, по главной улице (только что без оркестра).
Привлеченный этим шумом консул дружественной Греции вышел было поприветствовать русские войска. Но, узнав, что никаких войск, кроме этой жалкой кучки, нет, пришел в ужас: можно ли так рисковать, когда город полон турок, когда только у вокзала их не менее трех тысяч?
— Нас тоже немало — 63 драгуна! — ответил бравый капитан и рысью повел эскадрон к вокзалу.
Головной патруль поручика Стольгане налетел на черкесский пост: двоих зарубили, остальные ушли. На бивуаке у вокзала началась паника, поднялась беспорядочная стрельба. Спешившись и укрыв лошадей, драгуны залегли в шоссейную канаву и открыли редкий огонь. Вскоре им стала отвечать огнем турецкая цепь, укрывшаяся за железнодорожной насыпью. Однако выстрелы раздавались всё реже, а бивуак становился всё безлюднее. Заключив, что враг отступает, драгуны вскочили на коней и бросились следом.
Но это было не отступление: огромная масса турок просто улепетывала со всех ног, бросая повозки и оружие, даже не отстреливаясь от налетевшего сзади эскадрона.
Взяв полсотни пленных, капитан Бураго прекратил преследование и вернулся к вокзалу, выслав разъезд для наблюдения за уходящими турками.
Очень скоро разъезд вернулся и доложил, что турки оставили Филиппополь, о чем капитан Бураго тотчас отправил донесение генералу Гурко. Из полезных трофеев, кроме телеграфного аппарата и корреспонденции, в вокзале обнаружился роскошно сервированный стол, приготовленный начальником станции для самого Сулеймана-паши — командующего турецкой армией.
Шел второй час ночи. Весь день перевозившие пехоту и полночи бравшие город драгуны смертельно устали и проголодались. Золотое оружие, георгиевские кресты и монаршие объятия — всё это будет потом. Теперь же самой своевременной наградой для молодецкого эскадрона оказалось обильное угощение на брошенном турецком бивуаке. А своих младших офицеров Александр Петрович Бураго пригласил за стол Сулеймана-паши — отпраздновать блистательную победу, которую 63 лейб-драгуна из Кречевиц одержали над 25-кратно превосходящими силами противника.
Алексей ПШАНСКИЙ
