Воспоминания первых лет жизни Евгения ПУХОВА связаны с войной и немецким лагерем
Моторово, Витка, Тютицы, Любцы, Копцы, Мясной Бор… Во время Великой Отечественной войны эти и другие деревни, расположенные на трассе Новгород — Санкт-Петербург, были важнейшими стратегическими пунктами. Уроженец деревни Копцы Новгородского района маленький Женя Пухов, насильно вывезенный вместе с родителями, старшими братьями и сестрой в немецкий лагерь для гражданского населения в феврале 1944 года, в родную деревню не вернулся. Она, как и многие другие придорожные населённые пункты, была стёрта с лица земли в ходе разрушительных боевых действий...
Загляните в семейный альбом
В личном фотоархиве Евгения Ивановича есть очень дорогой для него снимок: восьмилетний мальчуган в немецком лагере. Мальчишка в лагерном бушлате смотрит серьёзно и испуганно одновременно. Как эта фотография попала в семью Пуховых, а самое главное, когда и с какой целью его сфотографировали, Евгений Иванович сегодня сказать точно не может. Но это фото — почти единственное свидетельство тех военных лет. Если не считать справки из Управления комитета Госбезопасности СССР по Новгородской области, подтверждающей, что Пухов Евгений Иванович вместе с другими членами семьи был насильно вывезен в Германию, да удостоверения «Узник фашистских лагерей».
Женя был самым младшим: помимо него в большой деревенской семье росли четыре старших брата и сестра. Как только объявили о вторжении немецких войск, двоих братьев сразу же призвали на фронт.
— Домой они так и не вернулись, — рассказывает Евгений Иванович. — Толя до 1944 года воевал в действующей армии, был ранен, лежал в госпитале. После попал на прорыв блокады Ленинграда, там и пропал без вести. А Николай, видимо, погиб ещё в первые дни войны: он служил в Западной Белоруссии. Отец потом пытался их найти, но ни могил, ни точного места гибели братьев до сих пор узнать так и не удалось: числятся пропавшими без вести.
Еще до того как немцы оказались под Новгородом, попытки жителей близлежащих деревень эвакуироваться пресекались на корню.
— Отец говорил, что деревенские мужики не раз хотели увести свои семьи подальше, но на всех сходах и собраниях подобные слова воспринимались не иначе как паника. А о каких страхе и панике в военное время может идти речь? Тогда говорили, что враг сюда не придёт. Но не успели оглянуться, а он тут как тут...
Семью Пуховых, как и многих других односельчан из дома выгнали: солдатам вермахта надо же было где-то селиться. Слава Богу, у Пуховых жили родственники в другой деревне — Витке. Там, правда, тоже были немцы, но зато не пришлось скитаться по ямам и окопам, как многим семьям с детьми.
Первые годы войны Евгений Иванович помнит плохо. Это и понятно: осенью 1941 года ему исполнилось всего пять лет.
Дорога за границу
Когда в конце 1943-го — начале 1944-го немцы стали отступать из-под Новгорода, с собой они погнали и жителей окрестных деревень. Жене с семьёй вновь пришлось кочевать. Где-то в районе Тёсова их посадили в вагоны и повезли. Куда везут, и что их ждёт дальше — никто не знал.
— Как выяснилось позже, вывезти нас пытались несколько раз, но то партизаны мешали, то ещё какие-то непредвиденные обстоятельства случались, — вспоминает Евгений Иванович.
Уже после войны, на встречах с друзьями детства, бывшими соседями, он узнал, что кто-то из них был угнан в Прибалтику, другие работали в Германии. Правда, домой вернулись не все... Ну, а в феврале 1944 года маленький Женя вместе с родителями, братьями и сестрой оказался в лагере для гражданского населения в местечке Гальдоффен, что в четырёх километрах от города Ротанов. Нашего героя оставили с мамой и сестрой в лагере, а мужскую часть семьи отправили работать в другое место.
— На территории лагеря было несколько больших бараков, куда селили строго по национальностям: русских в один барак, французов в другой, и так далее, — вспоминает наш собеседник. — Но я всегда был возле матери: и на работу на завод вместе с ней ходил, и в бараке старался от неё не уходить. Не так страшно было, да и маме спокойнее, что я на виду.
В дальнейшем семья Пуховых будет переведена в другой лагерь. Но условия в Гальдоффене отличались большей строгостью.
— Каждый вечер перед сном нас пересчитывал автоматчик. Проходя по бараку, где все спали вповалку на полу, покрытом соломой и старыми тряпками, он тыкал автоматом в человека и считал вслух: «Один, два, три…», — продолжает рассказ Евгений Иванович. — При таких обходах у меня всегда сердце сжималось от страха: мало ли что ему в голову взбредет, и я крепче прижимался к маме…
Подъём в лагере был в 4 утра. Всё взрослое население бараков работало на заводе, который находился за территорией лагеря. Дети нередко ходили на работы вместе со взрослыми либо убирали лагерную территорию.
— Однозначно говорить, что все немцы изверги, конечно, нельзя, — то и дело вставляет замечание в свой рассказ Евгений Иванович. — Нас, маленьких ребятишек, коих в лагере было немало, старались подкармливать многие. Когда нас гоняли на работы за территорию лагеря, проходя через населённые пункты (уж не знаю, деревни это были или просто хутора), сердобольные пожилые фрау всегда старались сунуть нам, малолетним узникам, то яблоки, то картошку. Иногда гостинцы для меня передавал и немецкий водитель. «Deinen Kinder», говорил он моей маме и совал в руку что-то сладкое.
Не забывается такое никогда
Если говорить о наиболее ярких моментах, запомнившихся маленькому узнику, то в памяти Евгения Ивановича всплывают сразу несколько событий. С улыбкой и смехом рассказывает пенсионер о том, как он вместе с другими пацанами радостный бегал по лагерю и кричал: «Ура!», когда фашистский самолет столкнулся в небе недалеко от их поселения с немецким же аэростатом. Полицейский тогда долго гонялся за ребятней с плёткой
. ...Был солнечный день, когда лагерь сотрясся от нескольких взрывов: русские самолёты бомбили завод, расположенный за колючей проволокой.
— Помню, мы с мамой бросились в какую-то канаву, чтобы укрыться от бомбёжки, — рассказывает пенсионер, а на глаза наворачиваются слёзы. — Когда всё смолкло и я решил высунуть голову, то увидел, как сквозь дым поднимается что-то огненное. Вот и всё, подумал я, сейчас рванёт! Но время шло, а ничего не происходило. Этим огненным шаром на самом деле оказалось солнце. Может, и правду говорят, что у страха глаза велики, но те эмоции я запомнил навсегда...
Горстка родного пепла
— Как таковых ожесточенных боёв за наше освобождение не было, — вспоминает Евгений Иванович. — Капиталист почти сразу выбросил белый флаг, нас выпустили, и уже немцы, наши бывшие надзиратели, перешли в ранг рабочей силы. Вывозили нас на подводах с лошадьми, потом пересадили на поезд. Одна женщина попросила моего отца помочь запрячь лошадь. Не знаю, почему, но женщина без разрешения выехала на дорогу — совершила, как говорят в спорте, фальстарт.
Один из наших командиров разозлился не на шутку, и тут же ударил ее плёткой по лицу. Вот вам и освобождение. Его, конечно, тоже можно понять. Но впоследствии он за это поплатился: его арестовали и, говорят, дали семь лет, — продолжает мой собеседник.
Возвращаться Пуховым, по сути, было некуда: деревня сожжена, от дома осталась гора пепла. Так что первое время семья ютилась в подвале дома около улиц Первомайской и Кировской. Весной и осенью подвал заливало, и жилище напоминало Венецию. Поэтому весной 1946 года отец семейства решил уехать в Любытинский район в деревню: на селе прокормиться всё-таки было легче.
— Мама тогда работала в полеводстве, отец — на постройке скотных дворов. Потом он завербовался на работы в другую область, так что окончательно в Новгород мы вернулись лишь в начале 1950-х годов, — говорит Евгений Иванович.
Бог им судья
Это сегодня пенсионер может вспоминать своё военное детство с лёгкой улыбкой, а порой даже с иронией: за годы, что прошли с Великой Отечественной войны, он многое простил, со многим примирился. Но, как признаётся сам, далось это ему не легко и не сразу.
— Когда мы только вернулись в Новгород в 1945 году, в городе работало очень много пленных немецких солдат: разбирали завалы, строили дома. Выйдя однажды из подвала, где мы тогда жили, я увидел этих строителей и никак не смог удержаться, чтобы не «залимонить» одному из них камнем из рогатки прямо в лоб! Он стоял и с удивлением крутил головой, думая, что это на него строительный мусор свалился, а я, спрятавшись за домом, чувствовал себя тогда настоящим героем.
Немецкий народ за это время, конечно, тоже изменился: в Германии созданы различные фонды дружбы и примирения. Да и со временем многое забывается, а что-то и вовсе стирается из памяти. Но злость во мне жила очень долго, это сейчас отлегло...
Загляните в семейный альбом
В личном фотоархиве Евгения Ивановича есть очень дорогой для него снимок: восьмилетний мальчуган в немецком лагере. Мальчишка в лагерном бушлате смотрит серьёзно и испуганно одновременно. Как эта фотография попала в семью Пуховых, а самое главное, когда и с какой целью его сфотографировали, Евгений Иванович сегодня сказать точно не может. Но это фото — почти единственное свидетельство тех военных лет. Если не считать справки из Управления комитета Госбезопасности СССР по Новгородской области, подтверждающей, что Пухов Евгений Иванович вместе с другими членами семьи был насильно вывезен в Германию, да удостоверения «Узник фашистских лагерей».
Женя был самым младшим: помимо него в большой деревенской семье росли четыре старших брата и сестра. Как только объявили о вторжении немецких войск, двоих братьев сразу же призвали на фронт.
— Домой они так и не вернулись, — рассказывает Евгений Иванович. — Толя до 1944 года воевал в действующей армии, был ранен, лежал в госпитале. После попал на прорыв блокады Ленинграда, там и пропал без вести. А Николай, видимо, погиб ещё в первые дни войны: он служил в Западной Белоруссии. Отец потом пытался их найти, но ни могил, ни точного места гибели братьев до сих пор узнать так и не удалось: числятся пропавшими без вести.
Еще до того как немцы оказались под Новгородом, попытки жителей близлежащих деревень эвакуироваться пресекались на корню.
— Отец говорил, что деревенские мужики не раз хотели увести свои семьи подальше, но на всех сходах и собраниях подобные слова воспринимались не иначе как паника. А о каких страхе и панике в военное время может идти речь? Тогда говорили, что враг сюда не придёт. Но не успели оглянуться, а он тут как тут...
Семью Пуховых, как и многих других односельчан из дома выгнали: солдатам вермахта надо же было где-то селиться. Слава Богу, у Пуховых жили родственники в другой деревне — Витке. Там, правда, тоже были немцы, но зато не пришлось скитаться по ямам и окопам, как многим семьям с детьми.
Первые годы войны Евгений Иванович помнит плохо. Это и понятно: осенью 1941 года ему исполнилось всего пять лет.
Дорога за границу
Когда в конце 1943-го — начале 1944-го немцы стали отступать из-под Новгорода, с собой они погнали и жителей окрестных деревень. Жене с семьёй вновь пришлось кочевать. Где-то в районе Тёсова их посадили в вагоны и повезли. Куда везут, и что их ждёт дальше — никто не знал.
— Как выяснилось позже, вывезти нас пытались несколько раз, но то партизаны мешали, то ещё какие-то непредвиденные обстоятельства случались, — вспоминает Евгений Иванович.
Уже после войны, на встречах с друзьями детства, бывшими соседями, он узнал, что кто-то из них был угнан в Прибалтику, другие работали в Германии. Правда, домой вернулись не все... Ну, а в феврале 1944 года маленький Женя вместе с родителями, братьями и сестрой оказался в лагере для гражданского населения в местечке Гальдоффен, что в четырёх километрах от города Ротанов. Нашего героя оставили с мамой и сестрой в лагере, а мужскую часть семьи отправили работать в другое место.
— На территории лагеря было несколько больших бараков, куда селили строго по национальностям: русских в один барак, французов в другой, и так далее, — вспоминает наш собеседник. — Но я всегда был возле матери: и на работу на завод вместе с ней ходил, и в бараке старался от неё не уходить. Не так страшно было, да и маме спокойнее, что я на виду.
В дальнейшем семья Пуховых будет переведена в другой лагерь. Но условия в Гальдоффене отличались большей строгостью.
— Каждый вечер перед сном нас пересчитывал автоматчик. Проходя по бараку, где все спали вповалку на полу, покрытом соломой и старыми тряпками, он тыкал автоматом в человека и считал вслух: «Один, два, три…», — продолжает рассказ Евгений Иванович. — При таких обходах у меня всегда сердце сжималось от страха: мало ли что ему в голову взбредет, и я крепче прижимался к маме…
Подъём в лагере был в 4 утра. Всё взрослое население бараков работало на заводе, который находился за территорией лагеря. Дети нередко ходили на работы вместе со взрослыми либо убирали лагерную территорию.
— Однозначно говорить, что все немцы изверги, конечно, нельзя, — то и дело вставляет замечание в свой рассказ Евгений Иванович. — Нас, маленьких ребятишек, коих в лагере было немало, старались подкармливать многие. Когда нас гоняли на работы за территорию лагеря, проходя через населённые пункты (уж не знаю, деревни это были или просто хутора), сердобольные пожилые фрау всегда старались сунуть нам, малолетним узникам, то яблоки, то картошку. Иногда гостинцы для меня передавал и немецкий водитель. «Deinen Kinder», говорил он моей маме и совал в руку что-то сладкое.
Не забывается такое никогда
Если говорить о наиболее ярких моментах, запомнившихся маленькому узнику, то в памяти Евгения Ивановича всплывают сразу несколько событий. С улыбкой и смехом рассказывает пенсионер о том, как он вместе с другими пацанами радостный бегал по лагерю и кричал: «Ура!», когда фашистский самолет столкнулся в небе недалеко от их поселения с немецким же аэростатом. Полицейский тогда долго гонялся за ребятней с плёткой
. ...Был солнечный день, когда лагерь сотрясся от нескольких взрывов: русские самолёты бомбили завод, расположенный за колючей проволокой.
— Помню, мы с мамой бросились в какую-то канаву, чтобы укрыться от бомбёжки, — рассказывает пенсионер, а на глаза наворачиваются слёзы. — Когда всё смолкло и я решил высунуть голову, то увидел, как сквозь дым поднимается что-то огненное. Вот и всё, подумал я, сейчас рванёт! Но время шло, а ничего не происходило. Этим огненным шаром на самом деле оказалось солнце. Может, и правду говорят, что у страха глаза велики, но те эмоции я запомнил навсегда...
Горстка родного пепла
— Как таковых ожесточенных боёв за наше освобождение не было, — вспоминает Евгений Иванович. — Капиталист почти сразу выбросил белый флаг, нас выпустили, и уже немцы, наши бывшие надзиратели, перешли в ранг рабочей силы. Вывозили нас на подводах с лошадьми, потом пересадили на поезд. Одна женщина попросила моего отца помочь запрячь лошадь. Не знаю, почему, но женщина без разрешения выехала на дорогу — совершила, как говорят в спорте, фальстарт.
Один из наших командиров разозлился не на шутку, и тут же ударил ее плёткой по лицу. Вот вам и освобождение. Его, конечно, тоже можно понять. Но впоследствии он за это поплатился: его арестовали и, говорят, дали семь лет, — продолжает мой собеседник.
Возвращаться Пуховым, по сути, было некуда: деревня сожжена, от дома осталась гора пепла. Так что первое время семья ютилась в подвале дома около улиц Первомайской и Кировской. Весной и осенью подвал заливало, и жилище напоминало Венецию. Поэтому весной 1946 года отец семейства решил уехать в Любытинский район в деревню: на селе прокормиться всё-таки было легче.
— Мама тогда работала в полеводстве, отец — на постройке скотных дворов. Потом он завербовался на работы в другую область, так что окончательно в Новгород мы вернулись лишь в начале 1950-х годов, — говорит Евгений Иванович.
Бог им судья
Это сегодня пенсионер может вспоминать своё военное детство с лёгкой улыбкой, а порой даже с иронией: за годы, что прошли с Великой Отечественной войны, он многое простил, со многим примирился. Но, как признаётся сам, далось это ему не легко и не сразу.
— Когда мы только вернулись в Новгород в 1945 году, в городе работало очень много пленных немецких солдат: разбирали завалы, строили дома. Выйдя однажды из подвала, где мы тогда жили, я увидел этих строителей и никак не смог удержаться, чтобы не «залимонить» одному из них камнем из рогатки прямо в лоб! Он стоял и с удивлением крутил головой, думая, что это на него строительный мусор свалился, а я, спрятавшись за домом, чувствовал себя тогда настоящим героем.
Немецкий народ за это время, конечно, тоже изменился: в Германии созданы различные фонды дружбы и примирения. Да и со временем многое забывается, а что-то и вовсе стирается из памяти. Но злость во мне жила очень долго, это сейчас отлегло...
Надежда ВЫЛЕГЖАНИНА
