Что такое опричнина, научно обосновать не может никто. До нашего времени не сохранилось документов, которые пролили бы свет на этот вид государственного устройства. Тем не менее широко распространено ученое мнение, будто «бесчинства опричнины достигли апогея ко времени новгородского похода», а «стержнем политической истории опричнины стал суд над сторонниками Владимира Андреевича (Старицкого. — Г.Р.) и разгром Новгорода». Это утверждает Руслан Скрынников в фундаментальной работе «Иван Грозный». Попробуем разобраться и мы…
В Толковом словаре живого великорусского языка Владимира Даля найдете: «ОПРИЧЬ — нареч. и предлог опрично, опрочь, стар. опроче; кроме, окроме, окромя; особо, отдельно; сверх, не считая чего-то, вне, снаружи, за пределами чего-то». От этого «кроме, окроме» и пошло зловещее «кромешники», ассоциирующееся с тьмой, кромешностью, беспросветностью. Хотя, строго говоря, в первоначальном значении опричников Ивана Грозного называли кромешниками, имея в виду их исключительность, нахождение по другую сторону проведенной царем границы между земством и опричниной. Но об этом в свое время. А пока — о князе Владимире и его «сторонниках».
Тайны и странности
Не станем рассуждать, как погиб князь. Был ли он отравлен царем (Пискаревский летописец), отсекли ему голову (Алессандро Гваньини, «Описание Московии», 1578) или зарезан (Пауль Одерборн, «Жизнь Великого князя московского Ивана Васильевича», 1585). В любом случае речь идет о насильственной смерти, инициировал которую царь. Правда, затем «подло убитый» князь был торжественно похоронен в родовой усыпальнице в Архангельском соборе Московского Кремля. А уморенную в судне, в избе в дыму мать Владимира Старицкого тоже с почестями похоронили в Воскресенском соборе Горицкого монастыря, где она жила с 1563 года.
Насколько зыбка и уязвима наша информированность об этих событиях, можно проиллюстрировать не только разночтениями, как погиб князь Старицкий, но и тем, что ученые историки до сих пор не могут договориться, где убил Иван Грозный свою тетку, мать князя Старицкого. На корабле (судне), когда ее зачем-то везли из вологодского монастыря в Москву, или в избе? А ведь понятно, что «судно» — не корабль, а ванна, в которой мылась мать князя. И «изба», соответственно, — баня, топившаяся по-черному. И смерть могла быть как намеренной (самоубийство), так и случайной (от угара).
Складывается впечатление, что нам просто удобно следовать однажды задекларированной версии о патологической жестокости Ивана Грозного и подверстывать к этому примитивному объяснению все совершенные по его приказу казни. В этой связи предлагаю, несколько уйдя в сторону от новгородского повествования, попробовать разобраться в причинах гибели князя Старицкого. Ведь менее чем за год до трагедии царь вместе с ним ездил в Новгород (1568), где братья решали «шведскую головоломку», сложившуюся после свержения Юханом Ваза своего старшего брата с престола.
По возвращении из Новгорода, согласно Пискаревскому летописцу, Иван Грозный отправил Владимира Старицкого на службу в Нижний Новгород, а сам поехал на Вологду. Причину этой «командировки» указывают Иоганн Таубе и Элерт Крузе в знаменитом «Послании к Готхарду Кеттлеру, герцогу Курляндскому и Семигальскому» (1572): Так как стало известно, что турки предпринимают поход на Астрахань и Казань, должен он (князь Старицкий. — Г.Р.) отправиться вместе с другими подчиненными воеводами в Нижний Новгород и расположиться там лагерем. Правда, Таубе и Крузе о турецкой опасности говорят вскользь, сквозь зубы, делая акцент на том, что в действительности Иван Грозный спровадил своего самого надежного воеводу, потому что мучительно искал способ, как бы ему уничтожить по закону и хитростью брата со стороны отца, князя Владимира Андреевича, стоявшего ему поперек дороги. Потому собственно и знаменито это сочинение, что факты в нем густо пересыпаны домыслами и вымыслами. Так вот, необходимость проверить, какова ситуация под Астраханью и Казанью, — это факт, а отсыл князя подальше, чтоб не мешал козни против себя строить, — вымысел.
Во-первых, царь отправился в Вологду не страшилки против Старицкого придумывать, а на переговоры с английским посланником Рандолфом о сооружении верфей для строительства речных судов (переговоры прошли успешно и закончились в июне 1569 года). Кроме того, Иван Грозный инспектировал ход строительства (с 1567 года) в Вологде мощной крепости с 22(!) башнями и 300 пушками на стенах, реконструкции Кирилло- Белозерского монастыря (там обустраивали три кельи для него и двух его сыновей), первого каменного собора в городском кремле и т.д.
Во-вторых, в Астрахань и Казань князь Старицкий был направлен не для отвода глаз. Весной 1569 года войско турецкого султана Селима высадилось близ Азова, и возникла реальная угроза всему Южному Поволжью России. Кто же должен был оценить обстановку, если не нижегородский (с 1567 года) воевода князь Владимир Старицкий? Как он оценил — другой вопрос. Может быть, поверхностно, поскольку Селим двинулся вверх по Волге и в середине августа осадил Астрахань. Началась первая русско-турецкая война!
Заговор и предатели
Так или иначе, но из вышесказанного следует, что в 1569 году опасаться князю Старицкому следовало не царя. А кого? Вопрос интересный. И ответ тоже: своих бывших благожелателей, про которых Пискаревский летописец говорит, что после введения опричнины стала в народе ненависть на царя от всех людей. И били ему челом, и дали ему челобитную на руки об опричнине, что не достой- но сему быть. И пристали тут лихие люди, ненавистники добру, и стали вадить (доносить. — Г.Р.) великому князю на всех людей, а иные за грешные слова свои погибали. И стали склоняться к князю Владимиру Андреевичу. И потом большая беда случилась. Не совсем понятно, про какую беду упоминает летописец. И здесь следует обратиться к другим источникам.
Князь Старицкий распорядился так, что в «большую беду» попали «склонявшиеся к нему» земские оппозиционеры, у которых к 1567 году, как пишет Генрих Штаден в своих «Записках о Московии» (середина 1570-х), лопнуло терпение! Они начали совещаться, чтобы избрать великим князем князя Владимира Андреевича, на дочери которого был женат герцог Магнус, а великого князя с его опричниками убить и извести. Договор был уже подписан… Но князь Владимир Андреевич открыл великому князю договор и все, что замышляли и готовили земские. Тогда великий князь… приказал переписать земских бояр, которых он хотел убить, и истребить при первой же казни.
Здесь, кстати, хотелось бы обратить внимание на необязательный повтор «убить и истребить». Кажется, тавтология. На деле же в ХIV— ХVI веках глаголы «убить», «казнить» зачастую употреблялись не в привычном для нас значении, а в смысле «наказать». И наоборот, когда летописец указывал, что опричниками были «отделаны» какие-то люди, это означало, что их убили. А не поколотили, как можно предположить.
Но, может быть, предательство Старицкого — это выдумки? Аналогичное известие мы находим в записке Альберта Шлихтинга «Новости из Московии» (1570): Когда три года тому назад (1567. — Г.Р.) в. к. в. (ваше королевское величество, записка обращена к королю Польши Сигизмунду. — Г.Р.) были в походе, много знатных лиц, приблизительно 30 человек, с князем Иваном Петровичем (Федоров-Челяднев, царский конюший. — Г.Р.) во главе, вместе со своими слугами и подвластными, письменно обязались, что передали бы великого князя вместе с его опричниками в руки в. к. в., если бы только в. к. в. двинулись на страну. Но лишь только в Москве узнали, что в. к. в. отступаете, многие пали духом; один остерегался другого, и все боялись, что кто-нибудь их предаст. Так и случилось. Три князя, а именно: князь Владимир, двоюродный брат великого князя, на дочери которого должен был жениться герцог Магнус, князь Бельский и князь Мстиславский, отправились к Ивану Петровичу и взяли у него список заговорщиков под тем предлогом, якобы имелись еще другие, которые хотят записаться. Как только они получили этот список, они послали его великому князю с наказом, что если он не хочет быть предан и попасться в руки своих врагов, то должен немедленно вернуться в город Москву.
То есть вполне очевидно, что вопреки мнению Таубе и Крузе царь не только не должен был на князя Старицкого гневаться, но был благодарен ему за раскрытый заговор. А вот зло на Владимира Андреевича определенно затаили оставшиеся на свободе заговорщики. Ведь, по многочисленным энциклопедическим справкам, после раскрытия предателями боярского заговора с 1567 по 1572 годы были казнены по обвинениям об участии в нем более 500 человек.
Новгородское дело
Читателю, наверное, непонятно, зачем в новгородской истории столько места отведено князю Старицкому, который, кажется, и отношения к Новгороду не имеет. Но именно Старицкий инициировал в итоге своим доносом «новгородский погром», ибо, как утверждает Шлихтинг, когда Иван Грозный, извещенный о заговоре, прибыл в Москву, ему показали перечень всех записавшихся (то есть всех заговорщиков. — Г.Р.). По этому перечню он по сей день казнит всех записавшихся или изъявивших свое согласие, равно как лиц из Псковской и Новгородской областей.
Действительно ли это так, мы никогда уже не проверим. Странное дело, но в русских летописях никаких сведений о боярском заговоре нет! Поэтому очень удобно не замечать написанное иностранцами, ссылаясь на то, что в их записках много предвзятостей и ошибок, а многочисленные казни заговорщиков списывать на безумие царя. Правда, у Карамзина говорится, что «главным боярам московским, князьям Бельскому, Мстиславскому, Воротынскому, конюшему Ивану Петровичу Федорову, тайно вручили грамоты, подписанные королем Сигизмундом и литовским гетманом Хоткевичем: король и гетман убеждали их оставить царя жестокого, звали к себе». Но Карамзин уверяет нас, что грамоты были мнимые, составил их якобы сам Иван Грозный. Да и бояре как один рассказали царю (не зная о подделке) про польские посулы.
Тем не менее, по Карамзину, царь все равно начал казни, первым убив именно Ивана Федорова-Челяднева: «как пишут, надел на Фёдорова царскую одежду и венец, посадил его на трон, дал ему державу в руку, снял с себя шапку, низко поклонился и сказал: «Здрав буди, великий царь земли Русския! Се приял ты от меня честь, тобою желаемую! Но, имея власть сделать тебя царем, могу и низвергнуть с престола!». Сказав, ударил его в сердце ножом».
Кто же «пишет»? На кого ссылается Карамзин? На Пауля Одерборна, у которого в его «Жизни Великого князя московского Ивана Васильевича» читаем: Иоанн Васильевич, получив наконец право на открытую и очень жестокую тиранию (подразумевается право на введение опричнины, полученное, заметьте, еще в 1565 году. — Г.Р.), предался истязанию своих подданных… В 1568 году (три года ждал! — Г.Р.) вызвал к себе в Москву первого наместника Ивана Петровича (Федорова-Челяднева. — Г.Р.), обвиненного по ложным свидетельствам в измене. Как только тот явился, одетый в царскую мантию, ему было приказано взять скипетр и корону, а затем его, трепещущего и дрожащего от страха, посадили на высокий трон. Обратясь к нему, Васильевич говорит: «Здравствуй, непобедимый цезарь руссов, вот я тебя наконец вознес на недосягаемую вершину величественного царского достоинства, которого ты так горячо добивался. Но ты будешь царствовать недолго». И не говоря больше ничего, тотчас же пронзил несчастного старца острым копьем. Затем помощники государя безжалостно изрубили труп убитого. И ничего не осталось в семье и в доме этого человека, ни людей, ни животных, что не подверглось бы уничтожению. За деревянной оградой Васильевич запер 300 человек и, заложив пушечный порох, поджег. Покойный оставил беременную жену и незамужних дочерей, которых помощники государя, прежде обесчестив, растерзали на части. Вот так: если устраивает написанное иностранным сочинителем — берем, если не устраивает — не замечаем.
Вместо эпилога
Из всего сказанного, конечно, непонятно, почему же был убит князь Старицкий. Пал жертвой мести преданных им, но еще остававшихся на свободе заговорщиков, или царь, расследуя заговор, заподозрил его в неискреннем раскаянии (предать-то князь мог, испугавшись, что кто-то другой предаст раньше)? Карамзин, не веривший в заг вор, настаивает, что царь убил Старицкого, узнав, что по пути в Нижний Новгород князь был встречен в Костроме «со крестами, с хлебом и солью, с великой честию». Позавидовал! Таубе и Крузе рассказывают о хитрой интриге царя(!) против князя(?): Когда великий князь был в своем лагере в Александровской слободе, а князь Владимир в (Нижнем. — Г.Р.) Новгороде, которые находятся на расстоянии 84 немецких миль друг от друга, отправились повара великого князя согласно его плану в одно место за рыбой для него, где та водилась в изобилии. Повара ездили по очереди несколько раз за рыбой для великого князя, и благоприятное время наконец подошло. Один из поваров взял ядовитый порошок и показал тайно Федору Нуне (неизвестный персонаж, видимо, опричник. — Г.Р.), будто бы Владимир дал ему, когда он ездил в Нижний Новгород за рыбой, этот порошок и 50 рублей с тем, чтобы он тайно примешал его к пище великого князя. Конечно, Федор Нуна был в заговоре и передал все великому князю. Вслед за этим судьба князя была решена независимо от того, подставили его с попыткой отравления царь или заговорщики. К тому же Иван Грозный мог подозревать его в двойной игре. Ведь мы не знаем показаний, которые давали брошенные в застенок заговорщики против Старицкого.
Тайны и странности
Не станем рассуждать, как погиб князь. Был ли он отравлен царем (Пискаревский летописец), отсекли ему голову (Алессандро Гваньини, «Описание Московии», 1578) или зарезан (Пауль Одерборн, «Жизнь Великого князя московского Ивана Васильевича», 1585). В любом случае речь идет о насильственной смерти, инициировал которую царь. Правда, затем «подло убитый» князь был торжественно похоронен в родовой усыпальнице в Архангельском соборе Московского Кремля. А уморенную в судне, в избе в дыму мать Владимира Старицкого тоже с почестями похоронили в Воскресенском соборе Горицкого монастыря, где она жила с 1563 года.
Насколько зыбка и уязвима наша информированность об этих событиях, можно проиллюстрировать не только разночтениями, как погиб князь Старицкий, но и тем, что ученые историки до сих пор не могут договориться, где убил Иван Грозный свою тетку, мать князя Старицкого. На корабле (судне), когда ее зачем-то везли из вологодского монастыря в Москву, или в избе? А ведь понятно, что «судно» — не корабль, а ванна, в которой мылась мать князя. И «изба», соответственно, — баня, топившаяся по-черному. И смерть могла быть как намеренной (самоубийство), так и случайной (от угара).
Складывается впечатление, что нам просто удобно следовать однажды задекларированной версии о патологической жестокости Ивана Грозного и подверстывать к этому примитивному объяснению все совершенные по его приказу казни. В этой связи предлагаю, несколько уйдя в сторону от новгородского повествования, попробовать разобраться в причинах гибели князя Старицкого. Ведь менее чем за год до трагедии царь вместе с ним ездил в Новгород (1568), где братья решали «шведскую головоломку», сложившуюся после свержения Юханом Ваза своего старшего брата с престола.
По возвращении из Новгорода, согласно Пискаревскому летописцу, Иван Грозный отправил Владимира Старицкого на службу в Нижний Новгород, а сам поехал на Вологду. Причину этой «командировки» указывают Иоганн Таубе и Элерт Крузе в знаменитом «Послании к Готхарду Кеттлеру, герцогу Курляндскому и Семигальскому» (1572): Так как стало известно, что турки предпринимают поход на Астрахань и Казань, должен он (князь Старицкий. — Г.Р.) отправиться вместе с другими подчиненными воеводами в Нижний Новгород и расположиться там лагерем. Правда, Таубе и Крузе о турецкой опасности говорят вскользь, сквозь зубы, делая акцент на том, что в действительности Иван Грозный спровадил своего самого надежного воеводу, потому что мучительно искал способ, как бы ему уничтожить по закону и хитростью брата со стороны отца, князя Владимира Андреевича, стоявшего ему поперек дороги. Потому собственно и знаменито это сочинение, что факты в нем густо пересыпаны домыслами и вымыслами. Так вот, необходимость проверить, какова ситуация под Астраханью и Казанью, — это факт, а отсыл князя подальше, чтоб не мешал козни против себя строить, — вымысел.
Во-первых, царь отправился в Вологду не страшилки против Старицкого придумывать, а на переговоры с английским посланником Рандолфом о сооружении верфей для строительства речных судов (переговоры прошли успешно и закончились в июне 1569 года). Кроме того, Иван Грозный инспектировал ход строительства (с 1567 года) в Вологде мощной крепости с 22(!) башнями и 300 пушками на стенах, реконструкции Кирилло- Белозерского монастыря (там обустраивали три кельи для него и двух его сыновей), первого каменного собора в городском кремле и т.д.
Во-вторых, в Астрахань и Казань князь Старицкий был направлен не для отвода глаз. Весной 1569 года войско турецкого султана Селима высадилось близ Азова, и возникла реальная угроза всему Южному Поволжью России. Кто же должен был оценить обстановку, если не нижегородский (с 1567 года) воевода князь Владимир Старицкий? Как он оценил — другой вопрос. Может быть, поверхностно, поскольку Селим двинулся вверх по Волге и в середине августа осадил Астрахань. Началась первая русско-турецкая война!
Заговор и предатели
Так или иначе, но из вышесказанного следует, что в 1569 году опасаться князю Старицкому следовало не царя. А кого? Вопрос интересный. И ответ тоже: своих бывших благожелателей, про которых Пискаревский летописец говорит, что после введения опричнины стала в народе ненависть на царя от всех людей. И били ему челом, и дали ему челобитную на руки об опричнине, что не достой- но сему быть. И пристали тут лихие люди, ненавистники добру, и стали вадить (доносить. — Г.Р.) великому князю на всех людей, а иные за грешные слова свои погибали. И стали склоняться к князю Владимиру Андреевичу. И потом большая беда случилась. Не совсем понятно, про какую беду упоминает летописец. И здесь следует обратиться к другим источникам.
Князь Старицкий распорядился так, что в «большую беду» попали «склонявшиеся к нему» земские оппозиционеры, у которых к 1567 году, как пишет Генрих Штаден в своих «Записках о Московии» (середина 1570-х), лопнуло терпение! Они начали совещаться, чтобы избрать великим князем князя Владимира Андреевича, на дочери которого был женат герцог Магнус, а великого князя с его опричниками убить и извести. Договор был уже подписан… Но князь Владимир Андреевич открыл великому князю договор и все, что замышляли и готовили земские. Тогда великий князь… приказал переписать земских бояр, которых он хотел убить, и истребить при первой же казни.
Здесь, кстати, хотелось бы обратить внимание на необязательный повтор «убить и истребить». Кажется, тавтология. На деле же в ХIV— ХVI веках глаголы «убить», «казнить» зачастую употреблялись не в привычном для нас значении, а в смысле «наказать». И наоборот, когда летописец указывал, что опричниками были «отделаны» какие-то люди, это означало, что их убили. А не поколотили, как можно предположить.
Но, может быть, предательство Старицкого — это выдумки? Аналогичное известие мы находим в записке Альберта Шлихтинга «Новости из Московии» (1570): Когда три года тому назад (1567. — Г.Р.) в. к. в. (ваше королевское величество, записка обращена к королю Польши Сигизмунду. — Г.Р.) были в походе, много знатных лиц, приблизительно 30 человек, с князем Иваном Петровичем (Федоров-Челяднев, царский конюший. — Г.Р.) во главе, вместе со своими слугами и подвластными, письменно обязались, что передали бы великого князя вместе с его опричниками в руки в. к. в., если бы только в. к. в. двинулись на страну. Но лишь только в Москве узнали, что в. к. в. отступаете, многие пали духом; один остерегался другого, и все боялись, что кто-нибудь их предаст. Так и случилось. Три князя, а именно: князь Владимир, двоюродный брат великого князя, на дочери которого должен был жениться герцог Магнус, князь Бельский и князь Мстиславский, отправились к Ивану Петровичу и взяли у него список заговорщиков под тем предлогом, якобы имелись еще другие, которые хотят записаться. Как только они получили этот список, они послали его великому князю с наказом, что если он не хочет быть предан и попасться в руки своих врагов, то должен немедленно вернуться в город Москву.
То есть вполне очевидно, что вопреки мнению Таубе и Крузе царь не только не должен был на князя Старицкого гневаться, но был благодарен ему за раскрытый заговор. А вот зло на Владимира Андреевича определенно затаили оставшиеся на свободе заговорщики. Ведь, по многочисленным энциклопедическим справкам, после раскрытия предателями боярского заговора с 1567 по 1572 годы были казнены по обвинениям об участии в нем более 500 человек.
Новгородское дело
Читателю, наверное, непонятно, зачем в новгородской истории столько места отведено князю Старицкому, который, кажется, и отношения к Новгороду не имеет. Но именно Старицкий инициировал в итоге своим доносом «новгородский погром», ибо, как утверждает Шлихтинг, когда Иван Грозный, извещенный о заговоре, прибыл в Москву, ему показали перечень всех записавшихся (то есть всех заговорщиков. — Г.Р.). По этому перечню он по сей день казнит всех записавшихся или изъявивших свое согласие, равно как лиц из Псковской и Новгородской областей.
Действительно ли это так, мы никогда уже не проверим. Странное дело, но в русских летописях никаких сведений о боярском заговоре нет! Поэтому очень удобно не замечать написанное иностранцами, ссылаясь на то, что в их записках много предвзятостей и ошибок, а многочисленные казни заговорщиков списывать на безумие царя. Правда, у Карамзина говорится, что «главным боярам московским, князьям Бельскому, Мстиславскому, Воротынскому, конюшему Ивану Петровичу Федорову, тайно вручили грамоты, подписанные королем Сигизмундом и литовским гетманом Хоткевичем: король и гетман убеждали их оставить царя жестокого, звали к себе». Но Карамзин уверяет нас, что грамоты были мнимые, составил их якобы сам Иван Грозный. Да и бояре как один рассказали царю (не зная о подделке) про польские посулы.
Тем не менее, по Карамзину, царь все равно начал казни, первым убив именно Ивана Федорова-Челяднева: «как пишут, надел на Фёдорова царскую одежду и венец, посадил его на трон, дал ему державу в руку, снял с себя шапку, низко поклонился и сказал: «Здрав буди, великий царь земли Русския! Се приял ты от меня честь, тобою желаемую! Но, имея власть сделать тебя царем, могу и низвергнуть с престола!». Сказав, ударил его в сердце ножом».
Кто же «пишет»? На кого ссылается Карамзин? На Пауля Одерборна, у которого в его «Жизни Великого князя московского Ивана Васильевича» читаем: Иоанн Васильевич, получив наконец право на открытую и очень жестокую тиранию (подразумевается право на введение опричнины, полученное, заметьте, еще в 1565 году. — Г.Р.), предался истязанию своих подданных… В 1568 году (три года ждал! — Г.Р.) вызвал к себе в Москву первого наместника Ивана Петровича (Федорова-Челяднева. — Г.Р.), обвиненного по ложным свидетельствам в измене. Как только тот явился, одетый в царскую мантию, ему было приказано взять скипетр и корону, а затем его, трепещущего и дрожащего от страха, посадили на высокий трон. Обратясь к нему, Васильевич говорит: «Здравствуй, непобедимый цезарь руссов, вот я тебя наконец вознес на недосягаемую вершину величественного царского достоинства, которого ты так горячо добивался. Но ты будешь царствовать недолго». И не говоря больше ничего, тотчас же пронзил несчастного старца острым копьем. Затем помощники государя безжалостно изрубили труп убитого. И ничего не осталось в семье и в доме этого человека, ни людей, ни животных, что не подверглось бы уничтожению. За деревянной оградой Васильевич запер 300 человек и, заложив пушечный порох, поджег. Покойный оставил беременную жену и незамужних дочерей, которых помощники государя, прежде обесчестив, растерзали на части. Вот так: если устраивает написанное иностранным сочинителем — берем, если не устраивает — не замечаем.
Вместо эпилога
Из всего сказанного, конечно, непонятно, почему же был убит князь Старицкий. Пал жертвой мести преданных им, но еще остававшихся на свободе заговорщиков, или царь, расследуя заговор, заподозрил его в неискреннем раскаянии (предать-то князь мог, испугавшись, что кто-то другой предаст раньше)? Карамзин, не веривший в заг вор, настаивает, что царь убил Старицкого, узнав, что по пути в Нижний Новгород князь был встречен в Костроме «со крестами, с хлебом и солью, с великой честию». Позавидовал! Таубе и Крузе рассказывают о хитрой интриге царя(!) против князя(?): Когда великий князь был в своем лагере в Александровской слободе, а князь Владимир в (Нижнем. — Г.Р.) Новгороде, которые находятся на расстоянии 84 немецких миль друг от друга, отправились повара великого князя согласно его плану в одно место за рыбой для него, где та водилась в изобилии. Повара ездили по очереди несколько раз за рыбой для великого князя, и благоприятное время наконец подошло. Один из поваров взял ядовитый порошок и показал тайно Федору Нуне (неизвестный персонаж, видимо, опричник. — Г.Р.), будто бы Владимир дал ему, когда он ездил в Нижний Новгород за рыбой, этот порошок и 50 рублей с тем, чтобы он тайно примешал его к пище великого князя. Конечно, Федор Нуна был в заговоре и передал все великому князю. Вслед за этим судьба князя была решена независимо от того, подставили его с попыткой отравления царь или заговорщики. К тому же Иван Грозный мог подозревать его в двойной игре. Ведь мы не знаем показаний, которые давали брошенные в застенок заговорщики против Старицкого.
Геннадий РЯВКИН
