29 сентября 1568 года герцог финляндский Юхан Ваза поднял восстание и сверг с престола своего старшего брата, короля Швеции Эрика XIV. В отношениях между Россией и Швецией открылась новая страница, поскольку узурпатор не только состоял в родстве с королем Польши Сигизмундом II (его супруга Катарина была сестрой короля), но и находился от Польши в финансовой зависимости.
Эта история началась в 1556 году, когда 19-летний Юхан получил от отца, Густава I Вазы, в наследственное управление Финляндию, а после его смерти (1560) пытался проводить там независимую политику с целью установления личного контроля над торговлей Запада с Новгородом. Естественно, это не могло понравиться Эрику XIV, и между братьями началась скрытая борьба.
Тайные войны в Ливонии
Пытаясь привлечь на свою сторону сильного союзника, Юхан вопреки воле короля- брата женился в 1562 году на сестре польского короля Катарине и под залог (семь замков в Ливонии) дал Сигизмунду огромную денежную ссуду. Бальтазар Руссов в своей «Хронике Ливонии» описывает эту сделку несколько односторонне: В ноябре 1562 года финский герцог Юхан, брат шведского короля, путешествуя через Ливонию, появился в Ревеле со своей женой Катариной, свадьба с которой только что была отпразднована в Литве, в Вильнюсе. После нескольких дней отдыха они отправились на корабле в Або. Той же осенью герцог от польского короля получил в приданое замки Хелмет, Каркси и Эргеме, управляющим которыми герцог назначил какого-то сомнительного графа Арца. Вполне вероятно, что автор мог не знать всех деталей соглашения. Но дело не только в этом. Далее Руссов сообщает еще более интересные подробности, касающиеся ливонских замков: Лжеграф Ян Арц, назначенный герцогом Финляндии управляющим, хотел отдать русским в залог Хелмет, Каркси, Эргеме и другие замки при условии, что они отдадут ему как родовое поместье один из этих замков и возьмут под свою защиту. Путем обмана, утверждая, что якобы герцог Юхан в Швеции в тюрьме убит, лжеграф пытался сделать своих подчиненных соучастниками своего предательства. Его преступные замыслы были раскрыты, и так как русские приближались, «графа» схватили и отвезли в Ригу, где пытали раскалённым железом и колесовали на четыре части.
Отсюда следует, что и русские времени даром не теряли, пробуя добыть ливонские территории не только огнем и мечом, но и тайной дипломатией. Естественно, это не способствовало укреплению доверия между Швецией и Россией или, если хотите, между Финляндией, которой управлял Юхан Ваза, и Россией. И в любом случае, когда русско- ливонская война приняла необратимый характер и ее ход складывался в пользу России, Юхан и Сигизмунд оказались связаны одной цепью: первый в случае завоевания Иваном Грозным Ливонии терял замки (польский залог), второй не мог отдать долг, проиграв войну. Кроме того, следует помнить, что в 1561 году Ливония присягнула Сигизмунду как королю, и он уже рассматривал ее своей вотчиной. Да и Юхан не мог смириться с утратой былого шведского влияния в Ливонии, где по договору Швеции с Россией 1564 года была разрешена свободная торговля, а Нарва признана русским городом. Такова подоплека отношений между Юханом и Сигизмундом. В конечной стадии это привело к свержению законного шведского короля и обострению многолетнего конфликта между Швецией и Россией. Причем в самый неблагоприятный для нас момент, когда в Ливонской войне началась полоса неудач, а в Москве — разногласия в окружении царя.
Гонцы короля Юхана
Несвоевременность нового конфликта была тем ярче, что Иван Грозный попал в неловкое положение после подписания договора с Эриком XIV, посулившим ему в заложники Катарину, жену Юхана Вазы, в обмен на официальное признание Москвой его королевского достоинства. Когда об этом стало известно Юхану, русский царь вынужден был с ним объясниться. Отметим, сделал это Иван Грозный не сразу, но лишь в 1573 году, после того, как Россия и Швеция заключили (7 января 1572 года) полугодовой договор о перемирии, и русский царь надеялся своей откровенностью расположить шведов к подписанию окончательного мира (об этом подробнее — в свое время).
До тех пор Иван Грозный демонстрировал новоявленному шведскому монарху полное пренебрежение. Еще и потому, наверное, что после переворота не поверил в прочность позиций Юхана. И тому были причины.
В октябре 1568 года в Новгород прибыли гонцы шведского короля. В нашей исторической науке с этой делегацией имеет место значительная путаница. Принято считать, что гонцы ехали в Москву, чтобы запросить у царя охранные грамоты для шведских послов для начала неких переговоров с Иваном Грозным. Однако Сергей Соловьев в своей «Истории России с древнейших времен» пишет: «Новый король прислал в Москву просить опасной грамоты для своих послов; опасную грамоту дали, но когда шведские послы приехали, то их ограбили и объявили им: «Яган- король (Юхан, конечно. — Г.Р.) присылал к царю и великому князю бить челом, чтоб велел государь дать опасную грамоту на его послов и велел своим новгородским наместникам с ним мир и соседство учинить по прежним обычаям. По этой грамоте царь и великий князь к Ягану-королю писал и опасную грамоту ему послал. Но Яган-король, не рассмотрев той отписки и опасной государевой грамоты, прислал послов своих с бездельем не по опасной грамоте. Яган пишет, чтоб заключить с ним мир на тех же условиях, как царское величество пожаловал было брата его, Ерика-короля, принял в докончание для сестры польского короля Екатерины. Если Яган-король и теперь польского короля сестру, Екатерину-королевну, к царскому величеству пришлет, то государь и с ним заключит мир по тому приговору, как делалось с Ериком-королем: с вами о королевне Екатерине приказ есть ли?». Послы отвечали: «Мы о Ягановой присылке не знаем, что он к царю писал; а приехали мы от своего государя не браниться, приехали мы с тем, чтоб государю нашему с царем мир и соседство сделать, и, что с нами государь наш наказал, то мы и говорим». Этот фрагмент в тексте Соловьева следует сразу после описания захвата трона Юханом. То есть надо понимать, что гонцы были отправлены вскоре после переворота, но не знали, что некие другие гонцы из Стокгольма были еще раньше и даже опасные (охранные) грамоты получили.
Вот это вряд ли могло быть, ибо из всего дальнейшего хода политических событий вытекает однозначное: не мог Юхан III согласиться на мир с Россией «по тому приговору, как делалось с Ериком-королем», то есть отдать Ивану Грозному свою жену в залог. Значит, Соловьев ошибался?
Миссия Янса
Вполне возможно, что классик, не придавая значения нюансам, упрощал ситуацию, отбрасывал подробности, казавшиеся ему несущественными. А именно: эти гонцы от Юхана III были в 1568 году первыми и единственными. И дальше Новгорода их не пустили. По той простой причине, что в делегации нашелся перебежчик, некто переводчик Янс. Он сообщил новгородскому наместнику, что Эрик ныне сидит в городе в Абове в Финской земле, а я у него был сюда едучи и с ним виделся, и Эрик со мной к царю и великому князю передал, чтоб государь прислал рать свою в Финскую землю, к Абову, а Абов в Финской земле, на другой стороне моря от Стекольна (Стокгольма. — Г.Р.), худ и людей в нем нет. Только сторожа стерегут короля Эрика человек сто, а он сидит с женою и с детьми.
Упомянутый выше Соловьев попросту не знал об этой миссии Янса, поскольку в России информация была впервые обнародована в 1910 году в «Российском историческом обозрении» (№ 129). В этом же номере сообщалось, что в Шведском государственном архиве — в русской копии XVII века и в шведском переводе — была обнаружена грамота Ивана Грозного, направленная Эрику XIV в тюрьму с этим самым Янсом, чье предательство предусмотрительно не было обнаружено перед остальными гонцами. Правда, грамота датирована 1571 годом: Грамота великого князя к Эрику-королю, бывшему в тюрьме, писана. Дана на Москве лета от создания мира 7079, то есть 1571. Но здесь нет никаких противоречий.
После того, как Ивану Грозному доложили о прибытии шведских гонцов в Новгород и о заявлении Янса, он спешно собрался, и, как рассказывает Новгородская вторая летопись, 22 октября в четыре часа дня приехал в Великий Новгород царь и государь Иван Васильевич в сопровождении царевича Ивана Ивановича и князя Владимира Андреевича Старицкого (опала последнего была совсем недолгой: он вернулся ко двору еще в 1566 году. — Г.Р.). Встречали их на Ильинской улице архиепископ Пимен с крестным ходом. После краткого молебна у чудотворной иконы в Знаменском соборе царь пешком с крестным ходом пошел в Софийский собор, где отслушал обедню, а после обедал у архиепископа. Да, о переговорах со шведами летопись не говорит ни слова. Но и странно было бы найти в ней такие сведения, ведь русские не собирались выдавать Янса. Хотя вполне возможно, что и не поверили ему до конца. Ведь попытка освобождения свергнутого короля могла сильно скомпрометировать Россию перед Европой.
В летописи лаконично сказано, что царь пробыл в Новгороде восемь дней и был милостив к новгородцам. Но не милостив к шведам, которых распорядился сослать в Муром, решив, что так быстро реагировать на просьбу безумного экс-монарха не стоит. Об этом мы узнаем из Псковской сокращенной летописи: 1569 — Проезжал от Шведского короля через Новгород в Москву посланником Павел Юст, абовский епископ, для переговоров о продолжении мира, но два года продержан будучи в России, он ничего не успел и отпущен. Почему в этой летописи указан 1569 год? Потому что при Иване Грозном летоисчисление начиналось 1 сентября. Но мы-то для единообразия всё переводим на новый календарь!
Вместо эпилога
Замечу, что прибытие гонцов от короля Юхана и предательство Янса у нас вообще очень вольно относят то на 1569, то на 1570 годы. Однако Иван Грозный никак не мог быть в Новгороде 22 октября ни в один из этих годов в сопровождении князя Владимира Старицкого, который к 22 октября 1569 года был уже мертв. Действительно, дата его смерти неизвестна, но известно, что его мать погибла 20 октября 1569 года и точно — позже сына. И даже если эта дата (20 октября) не верна, то возьмите Пискаревский летописец, где рассказывается, что в 1569 году положил князь великий гнев свой на брата своего князя Владимира Андреевича и на матерь его. И послал его на службу в Нижний Новгород, а сам поехал на Вологду. А за князем Владимиром послал и велел ему быть на яме (ямщицкая станция. — Г.Р.) на Богоне. На этой станции, а не в Москве якобы и отравили Владимира Старицкого по воле царя.
Любопытно, что после этого «подло убитый» князь был торжественно похоронен в родовой усыпальнице в Архангельском соборе Московского Кремля. А вслед за ним уморенную в судне, в избе в дыму мать Владимира Старицкого тоже с почестями похоронили в Воскресенском соборе Горицкого монастыря, где она жила с 1563 года. Ученые историки никак не могут договориться, где убил Иван Грозный свою тетку, мать князя Старицкого, на корабле (судне), когда ее зачем-то везли из вологодского монастыря в Москву, или в избе. Согласны лишь, что в обоих случаях он применял весьма трудоемкий (особенно, если убивал на корабле) способ удушения дымом, угарным газом. А ведь гораздо проще предположить, что Евфросинья, узнав о гибели сына, покончила с собой в бане. Для этого достаточно было закрыть заслонку, сесть в ванну (судно!) и ждать. Смерть придет незаметно.
Однако вернемся в Новгород осени 1568 года. Приехавший туда царь явно не знал, как ему вести себя относительно внезапно пришедшего к власти Юхана Вазы. С одной стороны — ему нужна была миролюбиво настроенная к России Швеция. С другой — не было никаких оснований надеяться, что там после свержения Эрика XIV ситуация скоро стабилизируется. С третьей — следовало опасаться, что в процесс войдет польский король Сигизмунд. И тогда Россия получит пусть не очень- то сильную, но беспокойную и назойливую коалицию, которая станет регулярно тревожить то одну, то другую окраины державы.
К тому же никак нельзя было отказаться от планов, связанных с ливонской кампанией. Земский Собор 1566 года, в котором приняли участие служилые люди всех разрядов, купцы, предприниматели, поддержал царя в том, что Ливония должна стать русской: Государю нашему от тех городов ливонских, которые взял король в оборону, отступиться непригоже, а пригоже государю за те города стоять. Не только государевым городам Юрьеву и иным городам ливонским и Пскову тесноты (проблемы. — Г.Р.) будут великие, но и в Великом Новгороде, и в иных городах для торговых людей торговля закончится. Введенная в 1565 году опричнина, что бы о ней ни говорили теперь, позволила в течение нескольких лет стабилизировать экономику, потрясенную чередой стихийных бедствий, и спасти страну от повсеместного голода.
Тайные войны в Ливонии
Пытаясь привлечь на свою сторону сильного союзника, Юхан вопреки воле короля- брата женился в 1562 году на сестре польского короля Катарине и под залог (семь замков в Ливонии) дал Сигизмунду огромную денежную ссуду. Бальтазар Руссов в своей «Хронике Ливонии» описывает эту сделку несколько односторонне: В ноябре 1562 года финский герцог Юхан, брат шведского короля, путешествуя через Ливонию, появился в Ревеле со своей женой Катариной, свадьба с которой только что была отпразднована в Литве, в Вильнюсе. После нескольких дней отдыха они отправились на корабле в Або. Той же осенью герцог от польского короля получил в приданое замки Хелмет, Каркси и Эргеме, управляющим которыми герцог назначил какого-то сомнительного графа Арца. Вполне вероятно, что автор мог не знать всех деталей соглашения. Но дело не только в этом. Далее Руссов сообщает еще более интересные подробности, касающиеся ливонских замков: Лжеграф Ян Арц, назначенный герцогом Финляндии управляющим, хотел отдать русским в залог Хелмет, Каркси, Эргеме и другие замки при условии, что они отдадут ему как родовое поместье один из этих замков и возьмут под свою защиту. Путем обмана, утверждая, что якобы герцог Юхан в Швеции в тюрьме убит, лжеграф пытался сделать своих подчиненных соучастниками своего предательства. Его преступные замыслы были раскрыты, и так как русские приближались, «графа» схватили и отвезли в Ригу, где пытали раскалённым железом и колесовали на четыре части.
Отсюда следует, что и русские времени даром не теряли, пробуя добыть ливонские территории не только огнем и мечом, но и тайной дипломатией. Естественно, это не способствовало укреплению доверия между Швецией и Россией или, если хотите, между Финляндией, которой управлял Юхан Ваза, и Россией. И в любом случае, когда русско- ливонская война приняла необратимый характер и ее ход складывался в пользу России, Юхан и Сигизмунд оказались связаны одной цепью: первый в случае завоевания Иваном Грозным Ливонии терял замки (польский залог), второй не мог отдать долг, проиграв войну. Кроме того, следует помнить, что в 1561 году Ливония присягнула Сигизмунду как королю, и он уже рассматривал ее своей вотчиной. Да и Юхан не мог смириться с утратой былого шведского влияния в Ливонии, где по договору Швеции с Россией 1564 года была разрешена свободная торговля, а Нарва признана русским городом. Такова подоплека отношений между Юханом и Сигизмундом. В конечной стадии это привело к свержению законного шведского короля и обострению многолетнего конфликта между Швецией и Россией. Причем в самый неблагоприятный для нас момент, когда в Ливонской войне началась полоса неудач, а в Москве — разногласия в окружении царя.
Гонцы короля Юхана
Несвоевременность нового конфликта была тем ярче, что Иван Грозный попал в неловкое положение после подписания договора с Эриком XIV, посулившим ему в заложники Катарину, жену Юхана Вазы, в обмен на официальное признание Москвой его королевского достоинства. Когда об этом стало известно Юхану, русский царь вынужден был с ним объясниться. Отметим, сделал это Иван Грозный не сразу, но лишь в 1573 году, после того, как Россия и Швеция заключили (7 января 1572 года) полугодовой договор о перемирии, и русский царь надеялся своей откровенностью расположить шведов к подписанию окончательного мира (об этом подробнее — в свое время).
До тех пор Иван Грозный демонстрировал новоявленному шведскому монарху полное пренебрежение. Еще и потому, наверное, что после переворота не поверил в прочность позиций Юхана. И тому были причины.
В октябре 1568 года в Новгород прибыли гонцы шведского короля. В нашей исторической науке с этой делегацией имеет место значительная путаница. Принято считать, что гонцы ехали в Москву, чтобы запросить у царя охранные грамоты для шведских послов для начала неких переговоров с Иваном Грозным. Однако Сергей Соловьев в своей «Истории России с древнейших времен» пишет: «Новый король прислал в Москву просить опасной грамоты для своих послов; опасную грамоту дали, но когда шведские послы приехали, то их ограбили и объявили им: «Яган- король (Юхан, конечно. — Г.Р.) присылал к царю и великому князю бить челом, чтоб велел государь дать опасную грамоту на его послов и велел своим новгородским наместникам с ним мир и соседство учинить по прежним обычаям. По этой грамоте царь и великий князь к Ягану-королю писал и опасную грамоту ему послал. Но Яган-король, не рассмотрев той отписки и опасной государевой грамоты, прислал послов своих с бездельем не по опасной грамоте. Яган пишет, чтоб заключить с ним мир на тех же условиях, как царское величество пожаловал было брата его, Ерика-короля, принял в докончание для сестры польского короля Екатерины. Если Яган-король и теперь польского короля сестру, Екатерину-королевну, к царскому величеству пришлет, то государь и с ним заключит мир по тому приговору, как делалось с Ериком-королем: с вами о королевне Екатерине приказ есть ли?». Послы отвечали: «Мы о Ягановой присылке не знаем, что он к царю писал; а приехали мы от своего государя не браниться, приехали мы с тем, чтоб государю нашему с царем мир и соседство сделать, и, что с нами государь наш наказал, то мы и говорим». Этот фрагмент в тексте Соловьева следует сразу после описания захвата трона Юханом. То есть надо понимать, что гонцы были отправлены вскоре после переворота, но не знали, что некие другие гонцы из Стокгольма были еще раньше и даже опасные (охранные) грамоты получили.
Вот это вряд ли могло быть, ибо из всего дальнейшего хода политических событий вытекает однозначное: не мог Юхан III согласиться на мир с Россией «по тому приговору, как делалось с Ериком-королем», то есть отдать Ивану Грозному свою жену в залог. Значит, Соловьев ошибался?
Миссия Янса
Вполне возможно, что классик, не придавая значения нюансам, упрощал ситуацию, отбрасывал подробности, казавшиеся ему несущественными. А именно: эти гонцы от Юхана III были в 1568 году первыми и единственными. И дальше Новгорода их не пустили. По той простой причине, что в делегации нашелся перебежчик, некто переводчик Янс. Он сообщил новгородскому наместнику, что Эрик ныне сидит в городе в Абове в Финской земле, а я у него был сюда едучи и с ним виделся, и Эрик со мной к царю и великому князю передал, чтоб государь прислал рать свою в Финскую землю, к Абову, а Абов в Финской земле, на другой стороне моря от Стекольна (Стокгольма. — Г.Р.), худ и людей в нем нет. Только сторожа стерегут короля Эрика человек сто, а он сидит с женою и с детьми.
Упомянутый выше Соловьев попросту не знал об этой миссии Янса, поскольку в России информация была впервые обнародована в 1910 году в «Российском историческом обозрении» (№ 129). В этом же номере сообщалось, что в Шведском государственном архиве — в русской копии XVII века и в шведском переводе — была обнаружена грамота Ивана Грозного, направленная Эрику XIV в тюрьму с этим самым Янсом, чье предательство предусмотрительно не было обнаружено перед остальными гонцами. Правда, грамота датирована 1571 годом: Грамота великого князя к Эрику-королю, бывшему в тюрьме, писана. Дана на Москве лета от создания мира 7079, то есть 1571. Но здесь нет никаких противоречий.
После того, как Ивану Грозному доложили о прибытии шведских гонцов в Новгород и о заявлении Янса, он спешно собрался, и, как рассказывает Новгородская вторая летопись, 22 октября в четыре часа дня приехал в Великий Новгород царь и государь Иван Васильевич в сопровождении царевича Ивана Ивановича и князя Владимира Андреевича Старицкого (опала последнего была совсем недолгой: он вернулся ко двору еще в 1566 году. — Г.Р.). Встречали их на Ильинской улице архиепископ Пимен с крестным ходом. После краткого молебна у чудотворной иконы в Знаменском соборе царь пешком с крестным ходом пошел в Софийский собор, где отслушал обедню, а после обедал у архиепископа. Да, о переговорах со шведами летопись не говорит ни слова. Но и странно было бы найти в ней такие сведения, ведь русские не собирались выдавать Янса. Хотя вполне возможно, что и не поверили ему до конца. Ведь попытка освобождения свергнутого короля могла сильно скомпрометировать Россию перед Европой.
В летописи лаконично сказано, что царь пробыл в Новгороде восемь дней и был милостив к новгородцам. Но не милостив к шведам, которых распорядился сослать в Муром, решив, что так быстро реагировать на просьбу безумного экс-монарха не стоит. Об этом мы узнаем из Псковской сокращенной летописи: 1569 — Проезжал от Шведского короля через Новгород в Москву посланником Павел Юст, абовский епископ, для переговоров о продолжении мира, но два года продержан будучи в России, он ничего не успел и отпущен. Почему в этой летописи указан 1569 год? Потому что при Иване Грозном летоисчисление начиналось 1 сентября. Но мы-то для единообразия всё переводим на новый календарь!
Вместо эпилога
Замечу, что прибытие гонцов от короля Юхана и предательство Янса у нас вообще очень вольно относят то на 1569, то на 1570 годы. Однако Иван Грозный никак не мог быть в Новгороде 22 октября ни в один из этих годов в сопровождении князя Владимира Старицкого, который к 22 октября 1569 года был уже мертв. Действительно, дата его смерти неизвестна, но известно, что его мать погибла 20 октября 1569 года и точно — позже сына. И даже если эта дата (20 октября) не верна, то возьмите Пискаревский летописец, где рассказывается, что в 1569 году положил князь великий гнев свой на брата своего князя Владимира Андреевича и на матерь его. И послал его на службу в Нижний Новгород, а сам поехал на Вологду. А за князем Владимиром послал и велел ему быть на яме (ямщицкая станция. — Г.Р.) на Богоне. На этой станции, а не в Москве якобы и отравили Владимира Старицкого по воле царя.
Любопытно, что после этого «подло убитый» князь был торжественно похоронен в родовой усыпальнице в Архангельском соборе Московского Кремля. А вслед за ним уморенную в судне, в избе в дыму мать Владимира Старицкого тоже с почестями похоронили в Воскресенском соборе Горицкого монастыря, где она жила с 1563 года. Ученые историки никак не могут договориться, где убил Иван Грозный свою тетку, мать князя Старицкого, на корабле (судне), когда ее зачем-то везли из вологодского монастыря в Москву, или в избе. Согласны лишь, что в обоих случаях он применял весьма трудоемкий (особенно, если убивал на корабле) способ удушения дымом, угарным газом. А ведь гораздо проще предположить, что Евфросинья, узнав о гибели сына, покончила с собой в бане. Для этого достаточно было закрыть заслонку, сесть в ванну (судно!) и ждать. Смерть придет незаметно.
Однако вернемся в Новгород осени 1568 года. Приехавший туда царь явно не знал, как ему вести себя относительно внезапно пришедшего к власти Юхана Вазы. С одной стороны — ему нужна была миролюбиво настроенная к России Швеция. С другой — не было никаких оснований надеяться, что там после свержения Эрика XIV ситуация скоро стабилизируется. С третьей — следовало опасаться, что в процесс войдет польский король Сигизмунд. И тогда Россия получит пусть не очень- то сильную, но беспокойную и назойливую коалицию, которая станет регулярно тревожить то одну, то другую окраины державы.
К тому же никак нельзя было отказаться от планов, связанных с ливонской кампанией. Земский Собор 1566 года, в котором приняли участие служилые люди всех разрядов, купцы, предприниматели, поддержал царя в том, что Ливония должна стать русской: Государю нашему от тех городов ливонских, которые взял король в оборону, отступиться непригоже, а пригоже государю за те города стоять. Не только государевым городам Юрьеву и иным городам ливонским и Пскову тесноты (проблемы. — Г.Р.) будут великие, но и в Великом Новгороде, и в иных городах для торговых людей торговля закончится. Введенная в 1565 году опричнина, что бы о ней ни говорили теперь, позволила в течение нескольких лет стабилизировать экономику, потрясенную чередой стихийных бедствий, и спасти страну от повсеместного голода.
Геннадий РЯВКИН
Геннадий РЯВКИН
