В апреле 1558 года произошло серьезнейшее ЧП в Нарве. Ни с того ни с сего гарнизон ливонской крепости открыл артиллерийскую стрельбу через реку Нарову по Ивангороду. Поскольку между Ливонией и Россией была взята пауза в войне — для переговоров о заключении мира в Москву спешили немецкие послы, — такое грубое нарушение перемирия явилось откровенной провокацией.
Нападение на Ивангород не стало началом каких-либо действий. Нарва, бросившая вызов России (будем называть вещи своими именами), была совершенно не приспособлена к долгосрочной обороне и не имела абсолютно никаких сил для атаки. В городе находилось не более 200 солдат. Но, понятно, артобстрел мог дорого обойтись населению. Что же стало причиной происшествия?
Андрей Курбский в «Повести о великом князе Московском» объяснил все довольно тривиально: всем известен немецкий город, названный Нарвой, и русский — Ивангород. Они на одной реке стоят, и оба города большие, особенно густо населен русский. И вот в тот именно день, когда Господь наш Иисус Христос пострадал за человеческий род своей плотью и каждый христианин должен по своим возможностям проявить страстотерпство, пребывая в посте и воздержании, немцы вельможные и гордые напились и обожрались, и начали изо всех больших орудий стрелять в русский город, и немало побили люду христианского с женами и детьми. Что ж, стрельба пьяных артиллеристов — это все равно стрельба. Но когда они протрезвеют или когда их скрутят и оттащат от пушек, легко разобраться, наказать виновных и уладить даже кровопролитное ЧП миром. Однако Курбский противоречит сам себе, списывая происшествие на пьянство немцев, ибо дальше сообщает, что били они беспрестанно три дня, и даже не прекратили в Христово Воскресение, хотя при этом находились в перемирии, утвержденном присягами.
Взятие Нарвы
Можно ли поверить в то, что стрельба была случайная, если она продолжалась трое суток? Можно ли все свалить на пьяниц- артиллеристов, если никто из гарнизонных командиров не сумел их остановить? На оба вопроса положительные ответы не предполагаются, ибо очевидно, что Нарва намеренно, жертвуя собой, срывала мир и, как следствие, выплату дани Москве.
Как пишет Курбский, воевода Ивангорода, не смея нарушать без царева ведома перемирия, быстро послал на Москву известие. Царь, получив его, собрал совет и на совете том решил, что поскольку они первые начали, то нам необходимо защищаться и стрелять из орудий по их городу и его окрестностям. К этому времени туда из Москвы было привезено немало орудий, к тому же посланы стратилаты и приказано было новгород- скому воинству из двух пятин собираться к ним. Разрядная книга уточняет, что государь послал по ивангородским вестям на Ивангород для ругодивского дела боярина и воеводу Алексея Даниловича Басманова-Плещеева да воеводу Данилу Федоровича Адашева. Крепость Нарва была окружена и подвергнута жестокому плано- мерному обстрелу.
Мы разбили городские стены из великих пушек, а по городу стреляли верхней стрельбой огненной и каменными ядрами, — читаем далее у Курбского, который, к слову, лично в этом походе не участвовал. — Побили много народа. Тогда немцы стали выезжать из города, чтобы договориться с нами о его сдаче. Четыре раза они к нам выезжали, но, чтобы об этом долго не писать, скажу коротко — сдали они земли и город.
Нарва капитулировала 11 мая. Кстати, по Никоновской летописи, капитуляции способствовал пожар: Цирюльник Кордт Фолькен варил пиво, а в гостях у него были новоприбывшие рижане. Они увидели икону Богородицы, оставленную русскими купцами, и, подгуляв, стали глумиться над иконою и бросали ее в огонь. Вдруг пламя поднялось из-под котла вверх и охватило потолок. Поднялся вихрь и разнес огонь по всему городу.
Святой огонь
Это похоже на легенду — во всяком случае, линия с иконой, — но Бальтазар Руссов тоже говорит о пожаре: Так как ливонская Нарва лежала очень близко к России и только маленькая речка разделяла здесь Ливонию от России, то русский с той стороны речки из собственной земли обстреливал Нарву, бросал бомбы и ядра, но причинил мало вреда до 12 мая. Тогда начался большой пожар на Корде Улькене в доме одного цирульника; этот неожиданный пожар сжег весь городок. При этом же пожаре московит взял приступом Нарву. А граждане, видя, что все потеряно, отступили со своими женами и детьми в замок и вели оттуда переговоры с русскими о позволении уйти со всем, что у них еще было; русские обещали им свободный пропуск и исполнили свое обещание. И так московит завоевал и добыл и город Нарву и замок.
Солидарен с Руссовом, что пожар помог падению Нарвы, и его переводчик Эдуард Пабст, составивший подробные комментарии к третьему изданию «Хроники провинции Ливония» (1845): «Как только русские увидели из Ивангорода, что Нарва объята пламенем, то бросились, кто на лодке, кто на доске, чрез реку, выперли железные городские ворота и посыпали в город. Нарвцы сдались, русские стали тушить пожар, а вспомогательное немецкое войско, стоявшее под Нарвою, отступило в свой лагерь, кинув город на произвол судьбы. В Вышгороде (кремле нарвском) заперся немецкий гарнизон (в том числе и ревельский командор Зеегафен), но, видя невозможность держаться и получив заверение русских, что их свободно выпустят с оружием, сдал Вышгород, выговорив дозволение выйти из города и жителям с их семействами, но без имущества; те же, которые добьют челом государю, сохранят невозбранно свое достояние. Поздно вечером 11 мая кончились переговоры. Воеводы поцеловали крест в том, что сдержат обещание, и гарнизон к утру 12 мая очистил Нарву».
До сих пор не известно, кто отдал приказ предпринять попытку срыва переговоров, но расчет оправдался полностью. После Нарвы велел государь быть в Ливонской немецкой земле воеводам по полкам так, как идти им к Новгородку немецкому, и к городу Юрьеву и Костру и промышлять, сколько милосердый Бог поможет. И воеводы города немецкие Юрьев и иные взяли, говорится в «Разрядной книге». В летописях не слишком много свидетельств, что в этом походе, руководил которым псковский наместник, князь Петр Шуйский, в составе 40-тысячного русского войска принимали активное участие новгородцы. Но, к примеру, в осаде Сыренска, который пал первым после Нарвы в июне 1559 года, участвовали голова из Новгорода с людьми Борис Колычев да Василий Розладин-Квашнин.
Здесь надо помнить, что основные новгородские силы ранее были направлены под Нарву. Кроме того, из «Разрядной книги» известно, что практически одновременно большой отряд во главе с князем Борисом Репниным выступил по приказу царя к Орешку беречь дела государевы. То есть на северо-западном плацдарме было сосредоточено, по крайней мере, три группировки русских войск. Естественно, Новгород был представлен в них своими бойцами, ибо (что тоже естественно) все эти операции (в Нарве, наступление на Юрьев-Дерпт и укрепление Орешка) стратегически обеспечивали укрепление и повышение статуса Новгорода в глазах соседей — Швеции, Ливонии, Польши, Литвы.
Например, «6 сентября царь дал жителям Дерпта жалованную грамоту, по которой… дерптские жители могут тор-овать беспошлинно в Новгороде, Пскове, Ивангороде и Нарве», а также «могут свободно покупать дома и сады и жить в них в Новгороде, Пскове, Ивангороде, Нарве и во всех других русских областях, равно как новгородцы, псковичи, ивангородцы, нарвцы и всякие русские люди могут покупать дома и сады в Дерпте во всех местах», читаем у Сергея Соловьева. Это было не политическое, но экономическое решение, призванное ускорить ассимиляцию Новгорода в систему европейских торговых связей.
Андрей Курбский в «Повести о великом князе Московском» объяснил все довольно тривиально: всем известен немецкий город, названный Нарвой, и русский — Ивангород. Они на одной реке стоят, и оба города большие, особенно густо населен русский. И вот в тот именно день, когда Господь наш Иисус Христос пострадал за человеческий род своей плотью и каждый христианин должен по своим возможностям проявить страстотерпство, пребывая в посте и воздержании, немцы вельможные и гордые напились и обожрались, и начали изо всех больших орудий стрелять в русский город, и немало побили люду христианского с женами и детьми. Что ж, стрельба пьяных артиллеристов — это все равно стрельба. Но когда они протрезвеют или когда их скрутят и оттащат от пушек, легко разобраться, наказать виновных и уладить даже кровопролитное ЧП миром. Однако Курбский противоречит сам себе, списывая происшествие на пьянство немцев, ибо дальше сообщает, что били они беспрестанно три дня, и даже не прекратили в Христово Воскресение, хотя при этом находились в перемирии, утвержденном присягами.
Взятие Нарвы
Можно ли поверить в то, что стрельба была случайная, если она продолжалась трое суток? Можно ли все свалить на пьяниц- артиллеристов, если никто из гарнизонных командиров не сумел их остановить? На оба вопроса положительные ответы не предполагаются, ибо очевидно, что Нарва намеренно, жертвуя собой, срывала мир и, как следствие, выплату дани Москве.
Как пишет Курбский, воевода Ивангорода, не смея нарушать без царева ведома перемирия, быстро послал на Москву известие. Царь, получив его, собрал совет и на совете том решил, что поскольку они первые начали, то нам необходимо защищаться и стрелять из орудий по их городу и его окрестностям. К этому времени туда из Москвы было привезено немало орудий, к тому же посланы стратилаты и приказано было новгород- скому воинству из двух пятин собираться к ним. Разрядная книга уточняет, что государь послал по ивангородским вестям на Ивангород для ругодивского дела боярина и воеводу Алексея Даниловича Басманова-Плещеева да воеводу Данилу Федоровича Адашева. Крепость Нарва была окружена и подвергнута жестокому плано- мерному обстрелу.
Мы разбили городские стены из великих пушек, а по городу стреляли верхней стрельбой огненной и каменными ядрами, — читаем далее у Курбского, который, к слову, лично в этом походе не участвовал. — Побили много народа. Тогда немцы стали выезжать из города, чтобы договориться с нами о его сдаче. Четыре раза они к нам выезжали, но, чтобы об этом долго не писать, скажу коротко — сдали они земли и город.
Нарва капитулировала 11 мая. Кстати, по Никоновской летописи, капитуляции способствовал пожар: Цирюльник Кордт Фолькен варил пиво, а в гостях у него были новоприбывшие рижане. Они увидели икону Богородицы, оставленную русскими купцами, и, подгуляв, стали глумиться над иконою и бросали ее в огонь. Вдруг пламя поднялось из-под котла вверх и охватило потолок. Поднялся вихрь и разнес огонь по всему городу.
Святой огонь
Это похоже на легенду — во всяком случае, линия с иконой, — но Бальтазар Руссов тоже говорит о пожаре: Так как ливонская Нарва лежала очень близко к России и только маленькая речка разделяла здесь Ливонию от России, то русский с той стороны речки из собственной земли обстреливал Нарву, бросал бомбы и ядра, но причинил мало вреда до 12 мая. Тогда начался большой пожар на Корде Улькене в доме одного цирульника; этот неожиданный пожар сжег весь городок. При этом же пожаре московит взял приступом Нарву. А граждане, видя, что все потеряно, отступили со своими женами и детьми в замок и вели оттуда переговоры с русскими о позволении уйти со всем, что у них еще было; русские обещали им свободный пропуск и исполнили свое обещание. И так московит завоевал и добыл и город Нарву и замок.
Солидарен с Руссовом, что пожар помог падению Нарвы, и его переводчик Эдуард Пабст, составивший подробные комментарии к третьему изданию «Хроники провинции Ливония» (1845): «Как только русские увидели из Ивангорода, что Нарва объята пламенем, то бросились, кто на лодке, кто на доске, чрез реку, выперли железные городские ворота и посыпали в город. Нарвцы сдались, русские стали тушить пожар, а вспомогательное немецкое войско, стоявшее под Нарвою, отступило в свой лагерь, кинув город на произвол судьбы. В Вышгороде (кремле нарвском) заперся немецкий гарнизон (в том числе и ревельский командор Зеегафен), но, видя невозможность держаться и получив заверение русских, что их свободно выпустят с оружием, сдал Вышгород, выговорив дозволение выйти из города и жителям с их семействами, но без имущества; те же, которые добьют челом государю, сохранят невозбранно свое достояние. Поздно вечером 11 мая кончились переговоры. Воеводы поцеловали крест в том, что сдержат обещание, и гарнизон к утру 12 мая очистил Нарву».
До сих пор не известно, кто отдал приказ предпринять попытку срыва переговоров, но расчет оправдался полностью. После Нарвы велел государь быть в Ливонской немецкой земле воеводам по полкам так, как идти им к Новгородку немецкому, и к городу Юрьеву и Костру и промышлять, сколько милосердый Бог поможет. И воеводы города немецкие Юрьев и иные взяли, говорится в «Разрядной книге». В летописях не слишком много свидетельств, что в этом походе, руководил которым псковский наместник, князь Петр Шуйский, в составе 40-тысячного русского войска принимали активное участие новгородцы. Но, к примеру, в осаде Сыренска, который пал первым после Нарвы в июне 1559 года, участвовали голова из Новгорода с людьми Борис Колычев да Василий Розладин-Квашнин.
Здесь надо помнить, что основные новгородские силы ранее были направлены под Нарву. Кроме того, из «Разрядной книги» известно, что практически одновременно большой отряд во главе с князем Борисом Репниным выступил по приказу царя к Орешку беречь дела государевы. То есть на северо-западном плацдарме было сосредоточено, по крайней мере, три группировки русских войск. Естественно, Новгород был представлен в них своими бойцами, ибо (что тоже естественно) все эти операции (в Нарве, наступление на Юрьев-Дерпт и укрепление Орешка) стратегически обеспечивали укрепление и повышение статуса Новгорода в глазах соседей — Швеции, Ливонии, Польши, Литвы.
Например, «6 сентября царь дал жителям Дерпта жалованную грамоту, по которой… дерптские жители могут тор-овать беспошлинно в Новгороде, Пскове, Ивангороде и Нарве», а также «могут свободно покупать дома и сады и жить в них в Новгороде, Пскове, Ивангороде, Нарве и во всех других русских областях, равно как новгородцы, псковичи, ивангородцы, нарвцы и всякие русские люди могут покупать дома и сады в Дерпте во всех местах», читаем у Сергея Соловьева. Это было не политическое, но экономическое решение, призванное ускорить ассимиляцию Новгорода в систему европейских торговых связей.
Тактика развала
Иван Грозный не учел только одного, что Ливония выберет такой экстравагантный способ спасения, как государственный развал. Правда, сперва «Ливонское правительство обратилось к сыну Густава Вазы шведского, герцогу Иоанну (Юхану. — Г.Р.), правителю Финляндии, с просьбою ссудить 200 000 рейхсталеров и войско, предлагая в залог несколько земель в Ливонии. Молодой принц, желая распространения своих владений на счет этой страны, был не прочь вступить в переговоры, но старик отец посоветовал ему не вступаться никаким образом в дело». Тем не менее орден отправил затем послов к самому королю Густаву, прося о помощи и сообщая, что того же ждут от Польши. Густав не решился ссориться с Иваном Грозным, но написал ему: «Мы просим вас за ливонцев собственно не для них (потому что они и с нами не очень хорошо поступили), но чтоб угодить императору, который нам приказывал и просил об этом. Да будет вам известно, что мы немедленно хотим отправить посланника к ливонцам, велим спросить у них, хотят ли они пасть вам в ноги и все исполнить как следует. Мы дадим вам знать, какой ответ получим от них». Иван Грозный ответил холодно: «Мы прежде думали, что ты от себя хлопочешь за ливонцев, что так тебе надобно, а теперь ты пишешь, что делаешь это для императора: так если ливонское дело тебе не очень надобно, то ты бы к ливонцам и не посылал, чтоб они били мне челом».
Однако 16 сентября 1559 года Ливония заключила договор с Польшей, по которому король польский Сигизмунд обязался защищать ее от Москвы. Фактически это означало присоединение Ливонии к Польше и Литве и дало новый импульс войне. В ноябре ливонцы возобновили нападения на русские гарнизоны. В отместку Иван Грозный приказал продолжить движение в глубь Ливонии. В январе 1560 года штурмом была взята мощная крепость Алуксне. При этом русские захватили около 500 артиллерийских орудий ливонской армии. Если учесть, что 522 орудия попали к нам в руки при взятии Дерпта, то можно сказать, что Ливония осталась без артиллерии.
Следствием столь жестокого поражения стала продажа части ливонских островов (территория нынешней Эстонии) датскому королю. Кроме того, свой кусок захотела получить и Швеция. У Бальтазара Руссова читаем: Осенью 1561 года шведы осадили монастырь Падис, составлявший значительный замок и сильную крепость. И после того как шведы только не шутя показались перед ним и не много постреляли, орденский гауптман Энгельбрехт фон дер Липпе тотчас же сдал его… В 1562 году после Троицы, король шведский… взял Ревель под свое покровительство и обещал ревельцам сохранять все их старые привилегии… В 1562 году, около Троицы, Клаус Христиерзен, шведский военный начальник, с большим войском из всадников и кнехтов, с картаунами и шлангами (пушками. — Г.Р.) осадил Пернов (Пярну. — Г.Р.), построил шанцы и обстреливал его. Наконец, перновцы, не имея хороших укреплений и не надеясь ни на какую помощь, сдались королю шведскому, с удержанием своих прав и привилегий. Когда же они перешли к шведам, король снабдил их прекрасными боевыми орудиями, порохом и свинцом и милостиво подарил им десять тысяч рижских марок.
Вместо эпилога
Понятно, что, получая новые владения, и Польша (с Литвой), и Дания, и Швеция автоматически становились противниками России: они должны были эти владения сохранить. Таким образом, Ливония разваливалась, но ее территория получала защиту, а Россия — препятствие для продвижения к Балтийскому морю и расширению торговых связей с Европой.
Геннадий РЯВКИН
