Война с Ливонией была нужна для снятия торговой блокады Новгорода
В ноябре 1557 года, через семь месяцев после подписания мирного договора со Швецией, Иван Грозный предъявил ультиматум Ливонии, которая отказывалась платить юрьевскую дань по договору 1554 года. Русский царь направил ливонскому магистру послание, в котором открыто грозил войной: «Пролитая кровь будет пролита не ради нашей, но из-за вашей неправды, знайте это! Поэтому из-за вашей неправды мы теперь покажем вам нашу великую власть».
Напомню, что по договору от 15 июня 1554 года Дерптский епископ обязался платить дань России в своей области по немецкой гривне с человека. А за прошлые 50 лет недоплаченную дань отдать в течение трех лет, и разоренные в Дерпте, Ревеле и Риге русские церкви возобновить. Так говорит Псковская летопись. Однако после подписания договора в Дерпте (Юрьев, ныне — Тарту) провели ревизию архивов и не нашли никаких документов, подтверждающих право русских на получение такой дани. Это магистр попытался донести до Ивана Грозного, на правив в Москву посольство уже в феврале 1557 года.
Первое посольство
Летописец русский в главе «О приходе к государю ливонских послов» сообщает по этому поводу: Прислал к государю бить челом магистр Ливонский послов своих Валентина, Мелхера да писаря Гануса, чтобы им дани царя и великого князя не платить, которую на себя положил епископ Юрьевский: всей области давать по гривне со всякого человека. Царь-государь велел окольничему Алексею Федоровичу (Адашеву. — Г.Р.) да дьяку Ивану Михайлову по слов выслушать и им отказать, потому что он по прежним перемирным грамотам и до их челобитья дань свою на них положил. И на том на Москве Иван Бокастр да Владимир с товарищами (послы Ливонии в Москве в 1555 году. — Г.Р.) крест целовали, а сам магистр, архиепископ и епископ Юрьевский пред новгородских наместников послом Келарем Терпигоревым крест целовали, что с них государева дань взыскана будет за старые залоги, что не платили сколько лет и вперед беспрекословно платить будут с Юрьевской области по гривне немецкой со всякого человека, кроме церковных людей. Срок был на третий год исполнить договор, и все исполнять нужно им было по перемирным грамотам. Но магистр, архиепископ и епископ Юрьевский царю-государю того не исполнили, на чем крест целовали. И государь, положа упование на Бога своего, сам решил взыскать с магистра и со всей Ливонской земли. А послам у себя быть не велел и отпустил их из Москвы 12 марта.
Так-то оно так, однако вопрос о юрьевской дани остался открытым и завис на целый год. Объясняется это тем, что Россия пока больше была озабочена поиском компромисса со Швецией и договоренности о нейтралитете Польши. К тому же формально трехлетний срок уплаты дани истекал 15 июня 1557 года.
Все было за то, что Ливония платить не станет. Поэтому, когда из Новгорода в Москву пришла жалоба Ганзейских городов на лифляндцев, не допустивших провозить в Россию на продажу оружие, а от русских купцов прямо покупать воск и сало, и требовавших, чтобы сии русские товары покупаемы были через руки лифляндских купцов, царь запретил псковским (и новгородским. — Г.Р.) купцам ездить торговать в лифляндские города (Псковская летопись). Летописец русский говорит об этом определеннее: Иван Грозный велел положить заповедь в Новгороде, чтобы никто к немцам не ездил ни с каким товаром. А если приедут немцы в царя и вели кого князя вотчину, с ними велел в своей земле торговать всем, кроме заповедного товара, а цепляться к немцам не велел.
Отметим, что шведско-новгородский договор запрещал ввоз оружия в Россию. Эмбарго, введенное Ливонией, создавало серьезные проблемы для снабжения русской армии. Это первое. Во-вторых, исчезновение с рынка оружия сулило новгородским купцам громадные убытки. Вот почему Иван Грозный не просто лоббировал их интересы, но и распорядился торговать в Ивангороде и построить торговый порт в морском устье Наровы. Речь идет о городке Усть-Нарва (по-эстонски Нарва Йыэсуу), который собственно не был построен на пустом месте, а просто в заштатном рыбацком поселке возвели пристань и деревянную крепость.
Логически рассуждая, следует признать, что Усть-Нарва была укреплена, по всей видимости, не для организации там торговли. Это было необходимо, чтобы контролировать проход из Балтийского моря к Нарве и Ивангороду. Эти два города, как известно, представляют собой по сути единое целое, разделенное рекой Нарвой. Но Нарва принадлежала шведам, а Ивангород — нам.
Однако ливонцы и далее всячески препятствовали проезду ганзейских купцов с оружием в Ивангород. Это было довольно легко, поскольку река Нарва текла по их территории. Да и само расположение Усть-Нарвы (северное побережье Балтийского моря) таково, что нападения можно было ждать и из Ливонии, и из Швеции. Кто же станет так рисковать своим товаром?
Между тем во второй половине 1557 года мы заручились гарантиями безопасности от Швеции и Польши. Не получи ли только юрьевскую дань. И тогда Иван Грозный направил в Ливонию ультиматум. И снова в Москву спешили послы магистра и епископа.
Второе посольство
Бальтазар Руссов в своей «Хронике провинции Ливония» пишет, что послы уехали в Москву в 1557 году зимою с поручением по мере сил добиваться постоянного мира и уничтожить невозможно большую дань, которая не может быть внесена без оскорбления со вести и превосходит годовую арендную плату и доходы всех владельцев и дворян во всем Дерптском епископстве. Когда упомянутые послы прибыли в Москву, они со всем возможным усердием вели переговоры с московитом и наконец достигли того, что он понизил требуемую сумму до 40 000 талеров, которые они должны были выплатить немедленно. Кроме того, Дерптское епископство обязано выдавать ежегодно великому князю 1000 вен герских гульденов. Этим мир был закреплен и одобрен с обеих сторон. Когда был в Москве заключен мир между Россией и Ливонией, то по всем улицам была большая радость и ликование.
Пожалуй, эстонец (Руссов родился в 1542 году в Ревеле/Таллине) сильно преувеличил ликование по случаю достигнутой договоренности (о мирном договоре и речи не было). Летописец русский дает несколько иную интерпретацию событий: Послы били челом от магистра и от епископа, что бы государь главную дань по гривне с головы отставил, а велел бы оброк брать, какой сам назначит. И царь-государь пожаловал, чтоб договорились, сколько впредь брать и что за прошлые залоги взять. И добили челом, чтоб дать за прошлые залоги и за нынешний подъем десять тысяч ефимков, восемнадцать тысяч рублей. Да вперед постановили платить дань с Юрьева по тысяче венгерских золотых из года в год беспрекословно.
Тут, конечно, можно попытаться сравнить «курсы валют»: соответствуют ли 10 000 ефимков и 18 000 рублей сорока тысячам ефимков? Но дело это бесполезное, поскольку ефимками на Руси издавна называли серебряные талеры (ливонские, шведские, датские, голландские и т.д.), и нужны они были не для прямой торговли с заграницей, а для переплавки в рубли. Следователь но, конкретного валютного курса не имели. И Иван Грозный, скорее всего, реструктурировал долг, запросив 10 000 ефимков (каждый весом 28—32 г серебра) для переплавки в рубли, а «живые» рубли — для денежного оборота. Что он не собирался ни в чем ливонцам уступать, подтверждается в соседнем абзаце Летописца русского: в том же месяце (когда шли переговоры с послами. — Г.Р.) царь объявил поход на магистра Ливонского и на всю землю Ливонскую за то, что целовал он крест государю дань привести по гривне с человека с Юрьевской области, да не сделал по перемирным грамотам ничего: дани послы не привезли и, на чем целовали, в том во всем солгали. Иными словами: объявил Иван Грозный о сборе войска под водительством хана Шигалея. Причем костяк этого войска составляли люди новгородские и псковские с воеводами и из московских городов многие по набору, и с Москвы были отпущены царь (хан Шигалей. — Г.Р.) и воеводы. Всем велел государь в Новгороде собираться с людьми.
Бальтазар Руссов в известной мере дает разъяснения, почему Иван Грозный одновременно согласовывал снижение юрьевской дани и собирал войско для похода. По тому что, когда великий князь послал своих людей к ливонским послам в их подворье, что бы получить 40 000 талеров, у них не оказалось денег. Был декабрь 1557 года, а рас платиться ливонцы обязались до 15 июня. Значит, ехали не платить, а разговоры разговаривать. Великий князь страшно рассердился и велел спросить послов: не затем ли они приехали, чтобы дурачить его? Тогда пусть едут домой, он скоро пойдет за ними и сам возьмет деньги с Ливонии. Послы вызывались доставить заложников и самим не уезжать из страны, так как деньги прибудут без замедления, но ничего не помогло.
Заплати и спи спокойно
Князь Курбский в своей «Повести о великом князе Московском» подтверждает версию, что рейд — уже подготовленный — формально начался после вторичного отказа ливонцев платить юрьевскую дань: Лифляндцы не захотели ту дань платить. Из-за этого началась война. Царь наш послал тог да нас, трех великих воевод, и с нами других стратилатов и войска сорок тысяч не земли и города добывать, а воевать всю их землю (глагол «воевать» здесь имеет значение «разорить», и следующая фраза подтверждает это. — Г.Р.). Воевали мы целый месяц и ни где сопротивления не встретили, только один город держал оборону, но мы взяли и его. Мы прошли их землей со сражениями четыре десятка миль и вышли из великого города Пскова в землю Лифляндскую почти невредимыми, а затем довольно быстро дошли до Ивангорода, что стоит на границе их земель.
Кроме этого, есть официальная запись в «Разрядной книге 1475—1598 годов»: в январе послал из-за магистрова и всей Ливонской земли неповиновения царь-государь и вели кий князь всея Руси Иван Васильевич воевать ливонские земли из Пскова царя Шигалея Шиговлеяровича да царевича Кайбулу Ахкубекова, сына астраханского, да крымского царевича Тахтамыша. А с царем Шигалеем послал государь бояр и воевод своих — князя Михаила Васильевича Глинского с товарищами… Из этой записи следует, к слову, что в рейде главными (великими, по Курбскому) воеводами были: В большом полку царь Шигалей Шиговлеярович, с ним бояре и воеводы князя Михаила Васильевича Глинского да Данилы Романовича Юрьева (Захарьин-Юрьев, брат первой жены Ивана Грозного). Что же касается самого Андрея Курбского, он хоть и пишет, что «царь послал нас, трех великих воевод», но на деле он командовал согласно все той же «Разрядной книге» лишь сторожевым полком.
И еще. Псковская летопись вообще называет руководителем похода новгородского наместника. Правда, сведения эти помещены в весьма одиозном контексте: Главный воевода сих войск князь Михаил Васильевич Глинский попускал им грабить и Псковские волости, но великий князь, узнав о том, велел все убытки с него взыскать. Но мы не станем теперь выяснять, кто был главней — Шигалей, которого называют первым в «Разряд ной книге», шурин царя Захарьин-Юрьев или царский дядя Глинский. Важно то, что царь Шигалей, царевичи, бояре и воеводы захватили в немецкой земле Новгородок, Алыст, Корслов, Бабий городок, Юрьев рядом с литовской границей, а город Костер взяли и многие места — до Риги и до Колывани, и со всеми людьми вышли, дал Бог, здоровые. Всего русское войско разорило за месяц в Ливонии 23 населенных пункта.
Вместо эпилога
Адекватен ли был удар, если учесть, что ливонцы жаловались Ивану Грозному, что дань превосходит годовую арендную плату и доходы всех владельцев и дворян во всем Дерптском епископстве? Ведь в разоренных городах и селах дань собрать еще труднее.
Да в том-то и дело, что не столько юрьевская дань стала причиной начала Ливонской войны, сколько необходимость создать условия наибольшего благоприятствования в торговле Новгорода (и Пскова) с Европой. Этому мешала Ливония. Значит, ее следовало уничтожить.
Напомню, что по договору от 15 июня 1554 года Дерптский епископ обязался платить дань России в своей области по немецкой гривне с человека. А за прошлые 50 лет недоплаченную дань отдать в течение трех лет, и разоренные в Дерпте, Ревеле и Риге русские церкви возобновить. Так говорит Псковская летопись. Однако после подписания договора в Дерпте (Юрьев, ныне — Тарту) провели ревизию архивов и не нашли никаких документов, подтверждающих право русских на получение такой дани. Это магистр попытался донести до Ивана Грозного, на правив в Москву посольство уже в феврале 1557 года.
Первое посольство
Летописец русский в главе «О приходе к государю ливонских послов» сообщает по этому поводу: Прислал к государю бить челом магистр Ливонский послов своих Валентина, Мелхера да писаря Гануса, чтобы им дани царя и великого князя не платить, которую на себя положил епископ Юрьевский: всей области давать по гривне со всякого человека. Царь-государь велел окольничему Алексею Федоровичу (Адашеву. — Г.Р.) да дьяку Ивану Михайлову по слов выслушать и им отказать, потому что он по прежним перемирным грамотам и до их челобитья дань свою на них положил. И на том на Москве Иван Бокастр да Владимир с товарищами (послы Ливонии в Москве в 1555 году. — Г.Р.) крест целовали, а сам магистр, архиепископ и епископ Юрьевский пред новгородских наместников послом Келарем Терпигоревым крест целовали, что с них государева дань взыскана будет за старые залоги, что не платили сколько лет и вперед беспрекословно платить будут с Юрьевской области по гривне немецкой со всякого человека, кроме церковных людей. Срок был на третий год исполнить договор, и все исполнять нужно им было по перемирным грамотам. Но магистр, архиепископ и епископ Юрьевский царю-государю того не исполнили, на чем крест целовали. И государь, положа упование на Бога своего, сам решил взыскать с магистра и со всей Ливонской земли. А послам у себя быть не велел и отпустил их из Москвы 12 марта.
Так-то оно так, однако вопрос о юрьевской дани остался открытым и завис на целый год. Объясняется это тем, что Россия пока больше была озабочена поиском компромисса со Швецией и договоренности о нейтралитете Польши. К тому же формально трехлетний срок уплаты дани истекал 15 июня 1557 года.
Все было за то, что Ливония платить не станет. Поэтому, когда из Новгорода в Москву пришла жалоба Ганзейских городов на лифляндцев, не допустивших провозить в Россию на продажу оружие, а от русских купцов прямо покупать воск и сало, и требовавших, чтобы сии русские товары покупаемы были через руки лифляндских купцов, царь запретил псковским (и новгородским. — Г.Р.) купцам ездить торговать в лифляндские города (Псковская летопись). Летописец русский говорит об этом определеннее: Иван Грозный велел положить заповедь в Новгороде, чтобы никто к немцам не ездил ни с каким товаром. А если приедут немцы в царя и вели кого князя вотчину, с ними велел в своей земле торговать всем, кроме заповедного товара, а цепляться к немцам не велел.
Отметим, что шведско-новгородский договор запрещал ввоз оружия в Россию. Эмбарго, введенное Ливонией, создавало серьезные проблемы для снабжения русской армии. Это первое. Во-вторых, исчезновение с рынка оружия сулило новгородским купцам громадные убытки. Вот почему Иван Грозный не просто лоббировал их интересы, но и распорядился торговать в Ивангороде и построить торговый порт в морском устье Наровы. Речь идет о городке Усть-Нарва (по-эстонски Нарва Йыэсуу), который собственно не был построен на пустом месте, а просто в заштатном рыбацком поселке возвели пристань и деревянную крепость.
Логически рассуждая, следует признать, что Усть-Нарва была укреплена, по всей видимости, не для организации там торговли. Это было необходимо, чтобы контролировать проход из Балтийского моря к Нарве и Ивангороду. Эти два города, как известно, представляют собой по сути единое целое, разделенное рекой Нарвой. Но Нарва принадлежала шведам, а Ивангород — нам.
Однако ливонцы и далее всячески препятствовали проезду ганзейских купцов с оружием в Ивангород. Это было довольно легко, поскольку река Нарва текла по их территории. Да и само расположение Усть-Нарвы (северное побережье Балтийского моря) таково, что нападения можно было ждать и из Ливонии, и из Швеции. Кто же станет так рисковать своим товаром?
Между тем во второй половине 1557 года мы заручились гарантиями безопасности от Швеции и Польши. Не получи ли только юрьевскую дань. И тогда Иван Грозный направил в Ливонию ультиматум. И снова в Москву спешили послы магистра и епископа.
Второе посольство
Бальтазар Руссов в своей «Хронике провинции Ливония» пишет, что послы уехали в Москву в 1557 году зимою с поручением по мере сил добиваться постоянного мира и уничтожить невозможно большую дань, которая не может быть внесена без оскорбления со вести и превосходит годовую арендную плату и доходы всех владельцев и дворян во всем Дерптском епископстве. Когда упомянутые послы прибыли в Москву, они со всем возможным усердием вели переговоры с московитом и наконец достигли того, что он понизил требуемую сумму до 40 000 талеров, которые они должны были выплатить немедленно. Кроме того, Дерптское епископство обязано выдавать ежегодно великому князю 1000 вен герских гульденов. Этим мир был закреплен и одобрен с обеих сторон. Когда был в Москве заключен мир между Россией и Ливонией, то по всем улицам была большая радость и ликование.
Пожалуй, эстонец (Руссов родился в 1542 году в Ревеле/Таллине) сильно преувеличил ликование по случаю достигнутой договоренности (о мирном договоре и речи не было). Летописец русский дает несколько иную интерпретацию событий: Послы били челом от магистра и от епископа, что бы государь главную дань по гривне с головы отставил, а велел бы оброк брать, какой сам назначит. И царь-государь пожаловал, чтоб договорились, сколько впредь брать и что за прошлые залоги взять. И добили челом, чтоб дать за прошлые залоги и за нынешний подъем десять тысяч ефимков, восемнадцать тысяч рублей. Да вперед постановили платить дань с Юрьева по тысяче венгерских золотых из года в год беспрекословно.
Тут, конечно, можно попытаться сравнить «курсы валют»: соответствуют ли 10 000 ефимков и 18 000 рублей сорока тысячам ефимков? Но дело это бесполезное, поскольку ефимками на Руси издавна называли серебряные талеры (ливонские, шведские, датские, голландские и т.д.), и нужны они были не для прямой торговли с заграницей, а для переплавки в рубли. Следователь но, конкретного валютного курса не имели. И Иван Грозный, скорее всего, реструктурировал долг, запросив 10 000 ефимков (каждый весом 28—32 г серебра) для переплавки в рубли, а «живые» рубли — для денежного оборота. Что он не собирался ни в чем ливонцам уступать, подтверждается в соседнем абзаце Летописца русского: в том же месяце (когда шли переговоры с послами. — Г.Р.) царь объявил поход на магистра Ливонского и на всю землю Ливонскую за то, что целовал он крест государю дань привести по гривне с человека с Юрьевской области, да не сделал по перемирным грамотам ничего: дани послы не привезли и, на чем целовали, в том во всем солгали. Иными словами: объявил Иван Грозный о сборе войска под водительством хана Шигалея. Причем костяк этого войска составляли люди новгородские и псковские с воеводами и из московских городов многие по набору, и с Москвы были отпущены царь (хан Шигалей. — Г.Р.) и воеводы. Всем велел государь в Новгороде собираться с людьми.
Бальтазар Руссов в известной мере дает разъяснения, почему Иван Грозный одновременно согласовывал снижение юрьевской дани и собирал войско для похода. По тому что, когда великий князь послал своих людей к ливонским послам в их подворье, что бы получить 40 000 талеров, у них не оказалось денег. Был декабрь 1557 года, а рас платиться ливонцы обязались до 15 июня. Значит, ехали не платить, а разговоры разговаривать. Великий князь страшно рассердился и велел спросить послов: не затем ли они приехали, чтобы дурачить его? Тогда пусть едут домой, он скоро пойдет за ними и сам возьмет деньги с Ливонии. Послы вызывались доставить заложников и самим не уезжать из страны, так как деньги прибудут без замедления, но ничего не помогло.
Заплати и спи спокойно
Князь Курбский в своей «Повести о великом князе Московском» подтверждает версию, что рейд — уже подготовленный — формально начался после вторичного отказа ливонцев платить юрьевскую дань: Лифляндцы не захотели ту дань платить. Из-за этого началась война. Царь наш послал тог да нас, трех великих воевод, и с нами других стратилатов и войска сорок тысяч не земли и города добывать, а воевать всю их землю (глагол «воевать» здесь имеет значение «разорить», и следующая фраза подтверждает это. — Г.Р.). Воевали мы целый месяц и ни где сопротивления не встретили, только один город держал оборону, но мы взяли и его. Мы прошли их землей со сражениями четыре десятка миль и вышли из великого города Пскова в землю Лифляндскую почти невредимыми, а затем довольно быстро дошли до Ивангорода, что стоит на границе их земель.
Кроме этого, есть официальная запись в «Разрядной книге 1475—1598 годов»: в январе послал из-за магистрова и всей Ливонской земли неповиновения царь-государь и вели кий князь всея Руси Иван Васильевич воевать ливонские земли из Пскова царя Шигалея Шиговлеяровича да царевича Кайбулу Ахкубекова, сына астраханского, да крымского царевича Тахтамыша. А с царем Шигалеем послал государь бояр и воевод своих — князя Михаила Васильевича Глинского с товарищами… Из этой записи следует, к слову, что в рейде главными (великими, по Курбскому) воеводами были: В большом полку царь Шигалей Шиговлеярович, с ним бояре и воеводы князя Михаила Васильевича Глинского да Данилы Романовича Юрьева (Захарьин-Юрьев, брат первой жены Ивана Грозного). Что же касается самого Андрея Курбского, он хоть и пишет, что «царь послал нас, трех великих воевод», но на деле он командовал согласно все той же «Разрядной книге» лишь сторожевым полком.
И еще. Псковская летопись вообще называет руководителем похода новгородского наместника. Правда, сведения эти помещены в весьма одиозном контексте: Главный воевода сих войск князь Михаил Васильевич Глинский попускал им грабить и Псковские волости, но великий князь, узнав о том, велел все убытки с него взыскать. Но мы не станем теперь выяснять, кто был главней — Шигалей, которого называют первым в «Разряд ной книге», шурин царя Захарьин-Юрьев или царский дядя Глинский. Важно то, что царь Шигалей, царевичи, бояре и воеводы захватили в немецкой земле Новгородок, Алыст, Корслов, Бабий городок, Юрьев рядом с литовской границей, а город Костер взяли и многие места — до Риги и до Колывани, и со всеми людьми вышли, дал Бог, здоровые. Всего русское войско разорило за месяц в Ливонии 23 населенных пункта.
Вместо эпилога
Адекватен ли был удар, если учесть, что ливонцы жаловались Ивану Грозному, что дань превосходит годовую арендную плату и доходы всех владельцев и дворян во всем Дерптском епископстве? Ведь в разоренных городах и селах дань собрать еще труднее.
Да в том-то и дело, что не столько юрьевская дань стала причиной начала Ливонской войны, сколько необходимость создать условия наибольшего благоприятствования в торговле Новгорода (и Пскова) с Европой. Этому мешала Ливония. Значит, ее следовало уничтожить.
Геннадий РЯВКИН
