Потерянный колокол

В исторической литературе придают большое значение процедуре лишения Новгорода вечевого колокола — символа свободы и народоправия, которых, впрочем, здесь никогда не было больше, чем в иных местах. Но это — эмоциональная оценка происшедшего. Современники особого трепета к символу не испытывали. В противном случае можно было ожидать волнений и беспорядков, какие случались в Новгороде и по менее значительным поводам. Но нет, все было тихо.

Плата за покой
А если вдуматься, Иван III невольно или намеренно беспорядки провоцировал. Вспомним, первый раз он заехал в город 29 января, в «четверток масленой недели», указывает Карамзин. То есть в день самых широких гуляний на Масленицу. В старину масленичный четверг так и называли — Разгуляй. Следовательно, аресты, начавшиеся 1 февраля, пришлись на последний день Масленицы — на прощеный день, когда люди просили друг у друга прощения, мирились.
Второй заезд, 8 февраля, — окончание первой седмицы Великого поста, когда поминали усопших. Видимо, исполнил обряд и великий князь. Да заодно потребовал и порядок навести, сняв вечевой колокол и уничтожив последние приметы деятельности вечевого собрания на Ярославовом Дворище и в кремле. Что это было, мы не знаем. Может быть, просто что-то попалось на глаза князю и не понравилось.
Однозначно только, что «разорение веча» 8 февраля не стало масштабной акцией. Все происходило в рутинном порядке. Колокол сняли, и московско-новгородская знать, приглашенная великим князем, села обедать. О колоколе ни владыка, ни новгородские богатеи не вспоминали, а подносили Ивану III дары, пытаясь впрок задобрить государя. Например, архиепископ Феофил преподнес (в очередной раз, но сколько!): «цепь, две чары и ковш золотые весом около девяти фунтов; вызолоченную кружку, два кубка, мису и пояс серебряные весом в 31 фунт с половиною и 200 корабельников» (Карамзин).
17 февраля Иван III отправился в Москву, а после себя повелел князь великий из Новгорода и колокол их вечевой привезти на Москву. И привезен был, и вознесен на колокольню с прочими колоколами звонить на площади. Это — из Софийской второй летописи. Типографская летопись, составленная около 1530 года, добавляет: колокол же вечный повелел (Иван III. — Г.Р.) спустить и на Москву отослал, где он есть и доныне на колокольне.

Колокольный звон
Конечно, есть красивая легенда, что по дороге в Москву воз, на котором везли колокол, опрокинулся, ценный груз скатился в овраг, раскололся на мелкие кусочки, а из них стали делать валдайские колокольчики. Одним из первых эту легенду опубликовал русский поэт Константин Случевский в своих трехтомных путевых заметках «По северу России» (1886): «Толкуют, будто бы царь Иван, сняв в Новгороде Вечевой колокол, велел везти его в Москву. Государева рать дошла до Валдая, и тяжесть ли колокола, трудность ли пути или просто желание царево, но колокол был разбит. Ушло царское войско, а осколки колокола остались лежать. И их подобрали валдайцы и стали лить свои колокольчики, и льют до сих пор».
Эта цитата стала обязательной, если речь заходит о судьбе вечевого колокола. Но всерьез никто красивую легенду не воспринимает. Хотя бы по двум причинам. Первая. В 1478 году в лучшем случае на месте нынешнего Валдая существовало Валдайское Селище, которое, впрочем, впервые упоминается еще позже: в 1495 году в Переписной оброчной книге Деревской пятины. Причем состояло оно всего из двух дворов — отца и сына Демеховых.
Вторая. Начальные сведения о том, что на Валдае льют колокола, относятся к 1656 году. Сведения специфические, вовсе не указывающие на присутствие развитого промысла. Просто в этом году государев мастер Александр Григорьев отлил колокол для Иверского монастыря. А первые колокольчики, идентифицированные как изделия валдайских мастеров, вообще зарегистрированы лишь в 1802 году. Тогда-то примерно и появилась, видимо, легенда о происхождении валдайских колокольчиков…
Кстати, Константин Случевский вовсе не настаивал на исторической достоверности приведенной им в книге легенды. Он видел в ней лишь образ, символ, что позднее нашло отражение в известном его «Новгородском предании»:
…И новгородцы, не переча,
                                     глядели бледною толпой,
Как медный колокол с их веча
                               по воле царской снят долой!
Сияет копий лес колючий,
                                        повозку царскую везут;
За нею колокол певучий
                                  на жердях гнущихся несут.
Холмы и топи! Глушь лесная!
                            И ту размыло… Как тут быть?
И царь, добравшись до Валдая,
                             приказ дал: колокол разбить.
Разбили колокол, разбили!..
                         Сгребли валдайцы медный сор,
И колокольчики отлили,
                                       и отливают до сих пор…
И, быль старинную вещая,
                            в тиши степей, в глуши лесной
Тот колокольчик, изнывая,
                                     гудит и бьется под дугой!
Тщательно исследовал судьбу вечевого новгородского колокола русский писатель ХIХ века Михаил Пыляев, который в своей книге «Старое житье» (1897) говорит следующее:
«Первый из набатных колоколов висел в Москве, в Кремле, подле Спасских ворот, в настенном шатре или полубашенке; он назывался царским, сторожевым и всполошным; в него звонили во время нашествия врагов, мятежа и пожара; такой звон назывался всполохом и набатом. На этой полубашенке висел прежде, как полагали, вечевой колокол, привезенный в Москву из Великаго Новгорода, после покорения Иоанном III.
Существует предположение, что Новгородский вечевой колокол был перелит в Московский набатный, или всполошный, в 1673 году. По указу царя Феодора Алексеевича он сослан был в 1681 году в Корельский Николаевский монастырь (где погребены дети новгородской посадницы Марфы Борецкой) за то, что звоном своим в полночь испугал царя. На нём вылита следующая надпись: «лета 7182 июля в 25 день, вылит сей набатный колокол Кремля города Спасских ворот, весу в нем 150 пудов». К этой надписи прибавлена другая вырезанная: «7189 года, марта в 1-й день по именному великаго государя царя и великаго князя Феодора Алексеевича всея великия и малыя России самодержцу указу дан сей колокол к морю в Николаевский-Корельский монастырь за государское многолетное здравие и по его государским родителях в вечное поминовение неотъемлемо при игумене Арсение».
Вот собственно и все, что известно о главном символе новгородского республиканства. Здесь хочется обратить внимание читателя, что «новгородская схема» приведения к присяге государю была в точности повторена через 30 с небольшим лет в Пскове, в 1510 году.

Московская система
Из любопытства сравним заключительные фазы этого акта, приведя большой фрагмент из «Повести о псковском взятии»: …И послали псковичи к великому князю своего гонца, сотского Евстафия, со слезами бить челом великому князю от всех псковичей — от мала и до велика, чтобы: «ты, государь наш великий князь Василий Иванович, помиловал свою вотчину старинную». А у великого князя своя мысль; ради того он и приехал из Москвы в Великий Новгород, чтобы установить в Пскове свои порядки.
И послал великий князь своего дьяка Третьяка Долматова, и псковичи обрадовались, ожидая подтверждения от государя старых порядков. А Третьяк им на вече передал просьбу великого князя, первое новое установление: «Если вы, вотчина моя, посадники псковские и псковичи, еще хотите по-старому пожить, то должны исполнить две мои воли: чтобы не было у вас веча, и колокол бы вечевой сняли долой, и чтобы в Пскове были два наместника, а в пригородах по наместнику, и тогда вы еще поживете по-старому. А если этих двух повелений государя не примете и не исполните, то будет так, как государю Бог на сердце положит; а у него много силы готовой, и тогда прольется кровь тех, кто государевой воли не исполнит. И еще государь наш великий князь хочет приехать на поклон к святой Троице в Псков». И, проговорив это, сел на ступени.
Псковичи попросили сутки на размышление, а по прошествии этого времени сказали посланникам Василия III, сына Ивана Великого: «Если государь наш великий князь хочет помолиться в живоначальной Троице и побывать в своей вотчине Пскове, то мы своего государя рады принять всем сердцем, чтобы нас не погубил до конца».
Месяца января в 13 день, на память святых мучеников Ермолая и Стратоника, спустили вечевой колокол со святой живоначальной Троицы, и начали псковичи, глядя на колокол, плакать по своей старине и прежней воле. И повезли его на Снетогорский двор, к церкви Иоанна Богослова, где ныне двор наместника; в ту же ночь повез Третьяк вечевой колокол к великому князю в Новгород…
Далее описывается, как псковичи встречали Василия III. А затем: Велел великий князь быть у себя в воскресенье псковичам, старым псковским посадникам, и детям посадничьим, и боярам, и купцам, и житьим людям: «Я хочу пожаловать вас своим жалованьем». И пошли псковичи от мала и до велика на двор великого князя… И взяли под стражу тех, кто был в гриднице, и под стражей пошли они в свои дворы, и в ту же ночь начали собираться с женами и детьми к отъезду в Москву, поклажу легкую взяв с собою, а остальное все бросили и поехали вскоре с плачем и рыданиями многими. И еще поехали жены тех, кто был посажен в Новгороде. И всего было взято триста псковских семей.
…После этого великий князь начал раздавать боярам деревни сведенных псковичей и посадил наместников в Пскове… И послал великий князь в Москву Петра Яковлевича Захарьина поздравить всю Москву по случаю взятия великим князем Пскова. И послали в Псков из Москвы знатных людей, купцов, устанавливать заново пошлины, потому что в Пскове не бывало пошлин.
В этом фрагменте практически в точности дана картина того, что происходило в Новгороде в 1478—1480 годах.  Самое замечательное, что у московских князей-государей Ивана III и Василия III даже стали складываться трудовые династии тех, кто ставил на правеж Новгород и Псков: князи Оболенские, бояре Захарьины. О первых речь уже была. До вторых еще дойдем, ибо Яков Захарьин-Кошкин приедет наместничать в Новгород только в 1485 году.

Вместо эпилога
Интересно, что именно с Новгорода началось возвышение рода Захарьиных-Кошкиных, получивших боярство только в 1480 году. Коротко генеалогию рода описывает профессор Руслан Скрынников в книге «Иван Грозный» (2001): «Возвышение Захарьиных началось при Дмитрии Донском. Федор Кошка был его любимым боярином. Сын Кошки Иван служил казначеем у Василия I. При Иване III Яков Захарьин-Кошкин сделал все, чтобы искоренить дух новгородской вольности. Он казнил многих новгородцев за покушение на его жизнь и провел первую экспроприацию в истории России. Все местные землевладельцы лишились владений и были выселены из Новгорода». И далее: «Самой младшей ветвью Захарьиных были Романовы-Юрьевы. Брак царя (первый для Ивана IV. — Г.Р.) с Анастасией Романовой безмерно возвысил их», а в 1613 году и вовсе привел на трон.
То есть первый царь династии Романовых, Михаил Федорович, был внучатым племянником новгородского наместника-палача Якова Захарьина: ветвь Романовых-Юрьевых началась с его младшего брата Юрия. Уточню, Петр Захарьин, которого Василий III послал с вестью о взятии Пскова в 1510 году в Москву, был сыном Якова Захарьина. Тот как раз в 1510 году умер…