{mosimage}Судьба Великого Новгорода была решена уже в ноябре 1477 года
23 ноября 1477 года великий князь прибыл в приильменскую деревеньку Сытино. В тот же день туда приехали архиепископ Феофил и несколько знатных новгородцев. Они просили, чтобы «господин государь смилостивился над своей отчиной и меч свой унял, и кровь бы христианская не лилась». Владыка добавил: «Да еще, господин государь, воспылал ты гневом на бояр новгородских и на Москву увел их из Новгорода в первый свой приезд, так ты бы тех бояр отпустил в Великий Новгород».
Первый раунд переговоров не получился. Собственно просьбы, с которыми послы обратились к Ивану III, указывают на полную неадекватность оценки новгородцами сложившейся ситуации. Великий князь уже принял решение покончить с новгородской вольницей, а им казалось, все можно решить очередным откупом.
Вообще, если великий князь производит странное впечатление своей показной агрессивностью в походе 1477 года, то новгородский владыка в 1471—1478 годах ведет себя не менее странно. Он то поддерживает земляков, подписывая грамоту об отказе подчиниться московскому суду, то подыгрывает великому князю, посылая на Шелонь (1471) владычный полк, но не разрешая вступить в сражение. Получалось, что Феофил был не с теми и не с другими. Подозревать его могли все. И владыка в скором времени поплатится за это. Но пока еще его влечет воля Новгорода, Феофил пытается вступить в диалог с великим князем, как это прежде ему не однажды удавалось. Только не теперь!
Тем не менее вслед за владыкой один из переговорщиков, Лука Федоров, предложил Ивану III вариант, чтобы государь ездил в Великий Новгород на четвертый год и брал бы по 1 000 рублей. А велел бы суд судить наместнику своему да посаднику в городе. С этим не согласился его брат, Яков Федоров, и уточнил: пусть князь великий не велит своим наместникам владычные суды судить, да и посадничьи.
Тонкости этикета
Московский летописный свод 1479 года, по которому собственно и реконструируются детали покорения Новгорода, ничего не говорит о реакции Ивана III на эти обращения новгородцев. Есть только ремарка, что после того, как они в очередной раз ударили челом и Лука Федоров попросил, чтобы государь пожаловал (смилостивился. — Г.Р.) и велел поговорить со своими боярами. Однако великий князь на просьбу откликнулся не сразу, а сперва пригласил новгородцев к столу и угостил обедом.
Например, авторитетный историк Юрий Алексеев в уже не однажды цитированной книге «К Москве хотим!» на сей счет замечает: «Новгородцы тщательно соблюдали этикет — формальные переговоры они могут вести только с боярами великого князя, как с относительно равными себе по положению. Великий князь оставил делегатов у себя на обед. Это могло показаться хорошим признаком — он не отвергал переговоры, не отвергал с порога просьбы новгородской стороны».
Думается, нельзя согласиться, что о переговорах с боярами новгородцы просили, в точности соблюдая этикет. Например, во время Коростынских переговоров они тоже обращались к боярам, но минуя Ивана III: послы начали прежде бить челом князьям, и боярам, и воеводам великого князя, чтобы заступились перед братьями великого князя, а те бы заступились перед братом своим, великим князем, да и сами бы бояре заступились. То есть жесткого протокола не было. Просто в 1477 году великий князь сразу принял новгородских делегатов, и те ему изложили суть своих предложений, испросив разрешения согласовать детали с его доверенными лицами.
А вот то, что, оставив на обед послов, Иван III постарался вселить в них надежду на успех переговоров, действительно верно. После обеда он отослал новгородцев обсуждать условия сдачи со своим братом, князем Андреем Меньшим. Наивные новгородские дипломаты клюнули на эту уловку, не понимая, что Иван III, вплотную подойдя к Новгороду, совершает последние маневры, за которыми последуют штурм или осада. По выбору великого князя.
Сергей Соловьев это отчетливо понял: «Вместо ответа великий князь велел воеводам своим придвинуться к Новгороду, занять Городище и подгородные монастыри». Весь день 24 ноября Феофил и посадники провели в беседах с Андреем Меньшим и боярами, услышав в общем-то только одно: «Если Новгород захочет бить челом, то он знает, как ему бить челом».
В осаде
Утром 25 ноября Ивану III донесли, что передовые отряды князей Ряполовского и Холмского вышли на линию Юрьев монастырь — Рюриково Городище. Это было начало конца. Умный и осторожный Иван III учел ошибки 1471 года, когда спалили новгородцы все посады вокруг Новгорода, а в Зверинце церковь новая святого Симеона погорела. Антониев монастырь, Полянка вся, Юрьев монастырь, Городище все и Рождественский монастырь с церковью сгорели («Новгородская повесть о походе Ивана III»), и московское войско было вынуждено запасать провизию где ни попадя, но не в богатых монастырях.
Теперь воеводам своим велел князь великий встать вокруг города с полками своими и занять все ближайшие монастыри. В течение двух-трех дней легко (без кровопролития) удалось князю Ивану Юрьевичу (Патрикееву. — Г.Р.) встать в Юрьеве монастыре, Василию Сабурову — у Пантелеймона святого, князю Даниилу Холмскому — в Аркажином монастыре (видимо, Успенский монастырь, так как в деревне Аркажи была только церковь, к нему относившаяся. — Г.Р.), князю Александру Оболенскому — у Николы на Мостищах, князю Борису Оболенскому — в Сокове монастыре у Богоявления (вероятно, Богоявленский монастырь в Ульянове, упразднен в 1769 году. — Г.Р.), князю Андрею Васильевичу Большему — в Деревяницком монастыре, князю Василию Михайловичу Верейскому — в Лисицком монастыре (упразднен в 1764 году. — Г.Р.), Василию Образцу с боровичанами — на Болотове монастыре, приставам царевичевым, князю Петру Оболенскому да Ивану Звенцу — в Ковалёве монастыре (Спасо-Ковалев монастырь, разрушен в годы Великой Отечественной войны. — Г.Р.), самому царевичу Даньяру — в Кириллове и у Андрея святого на Ситке, тверскому воеводе князю Михаилу Федоровичу — у Николы на Островке. Отмечу, вполне вероятно, что московские отряды и не врывались в монастыри, а летописец перечисляет их, чтобы у читателя создалось по монастырям как ориентирам максимально полное впечатление о том, что Новгород был полностью блокирован Иваном III.
25 или 26 ноября великий князь принял новгородское посольство, но только для того, чтобы высокомерно заявить просителям: «Сами вы знаете, что посылали к нам Назара, подвойского, и Захара, вечевого дьяка, и назвали нас, великих князей, своими государями. Мы, великие князья, по вашей присылке и челобитью послали бояр спросить вас: какого нашего государства хотите? И вы заперлись, что послов с тем не посылали, и говорили, что мы вас притесняем. Но, кроме того, что вы объявили нас лжецами, много и других ваших к нам нарушений и неуважения. Мы сперва сдержались, ожидая вашего обращения, посылали к вам с увещаниями; но вы не послушались и потому стали нам как чужие. Вы теперь поставили речь о боярах новгородских, на которых я положил опалу, просили, чтоб я их пожаловал, отпустил; но вы хорошо знаете, что на них бил мне челом весь Великий Новгород как на грабителей, проливавших кровь христианскую. Я вместе с владыкою, посадниками и всем Новгородом разобрался и нашел, что много зла делается от них нашей отчине, и хотел их казнить; но ты же, владыка, и вы, наша отчина, просили меня за них, и я их помиловал, казнить не велел. А теперь вы о тех же виноватых речь вставляете, чего вам делать не годилось, и после того как нам вас жаловать? Князь великий вам говорит: «Захочет Великий Новгород бить нам челом, и он знает, как ему нам, великим князьям, челом бить».
27 ноября Феофил со своим окружением отправился в Новгород, чтобы сказать жителям, что ничего не добился. В тот же день Иван III выдвинул свою ставку из Сытина в деревню боярина Лошинского — Троица на Поозерье — примерно в шести километрах на юг от Новгорода. Здесь великий князь останется почти на три месяца, пока продлится вся новгородская эпопея. Отсюда 30 ноября он отдал
команду никого в Новгород и из Новгорода не пропускать.
Враг у ворот
Историки иногда называют начатое великим князем предприятие осадой (к примеру, Сергей Соловьев: «сели в осаде»), но это не совсем верно. Никаких осадных действий Иван III не проводил и даже отпустил «половину войска за кормами, с тем, чтобы через десять дней все были в сборе под Новгородом», указывает все тот же Соловьев (по Московскому летописному своду). То есть речь идет, конечно, о блокаде. И разницу новгородцы, готовившиеся к активной обороне, довольно быстро поняли.
В городе собралось множество беженцев из посадов и пригородов, подвоз продуктов прекратился, вопрос о том, когда начнется голод, становился только вопросом времени. Правда, князь-воевода Василий Гребенка готов был сражаться. По его инициативе Волхов перегородили стеной, поставив на судах и обоих берегах деревянные стены. Предназначение этих стен не совсем понятно. Вряд ли она могла остановить штурмовые отряды москвичей. Может, это были своего рода частоколы-препятствия для затруднительного продвижения пехотинцев при переправе через реку или подходе по ней к кремлю?
Это вполне логично, если отбросить навязываемую некоторыми историками деталь, что Иван III подошел к Новгороду по льду Ильменя. Вряд ли Ильмень замерз к концу ноября, ведь о жестоких морозах нет пометок в летописях, а они должны были быть рекордными, и войско москвичей от них обязательно бы страдало. Так вот, если не замерзли ни Ильмень, ни Волхов, тогда стены на берегу и судах могли бы стать серьезным препятствием на водной (не ледяной!) переправе и в береговых столкновениях воинов.
Но так или иначе, а стена не потребовалась. 4 декабря владыка Феофил вновь отправился к великому князю. Повестка дня этого раунда переговоров была предельно лаконичной: новгородцы просили великого князя, чтобы государь смилостивился и указал своей отчине, как он хочет жаловать свою отчину. Звучит кудряво, но смысл понятен. Новгородцы хотели от Ивана III услышать, каким он видит устройство Новгорода. Будто сами не понимали! Великий князь, потешаясь над ними (а на деле продолжая унижать), ответил, как несколько дней назад сказал Андрей Меньшой: «Если Новгород захочет бить челом, то он знает, как ему бить челом». Он требовал покаяния.
И покаяние не замедлило себя ждать. Феофил с новгородцами покинул Троицу, чтобы вернуться на следующий день и сказать, «что действительно Новгород посылал в Москву Назара да Захара называть великого князя государем и потом заперся. «Если так, — велел отвечать им Иоанн, — если ты, владыка, и вся наша отчина, Великий Новгород, сказались перед нами виноватыми и спрашиваете, как нашему государству быть в нашей отчине, Новгороде, то объявляем, что хотим такого же государства и в Новгороде, какое в Москве». Так видел события Сергей Соловьев.
Геннадий РЯВКИН
