Почему Иван III не спешил подписывать мир с Новгородом
27 июля 1471 года Великий Новгород направил к Ивану III посольство во главе с архиепископом Феофилом, чтобы просить мира. Планировалось, что это произойдет в Коростыни, куда великий князь приехал после старорусских казней (в том числе — степенного посадника Дмитрия Борецкого, предводителя новгородского войска). Но послов Иван III не принял, объявив, что будет разбираться с ними, когда приедут псковичи.
Второй военный эпизод с участием союзника был и вовсе комичен. 28 июля (уже после прибытия Феофила в Коростынь!) великокняжеский посол был отправлен позвать псковичей на коростынский суд и встретил псковскую рать под Порховом. Они шли от своего городка от Дубскова, захватив там шесть пушек, к Порхову. Псков еще воевал! Тогда Севастьян (посол Ивана III. — Г.Р.) сказал им о здоровье великого князя и о победе над новгородцами, а им велел князь великий быстрее идти к Новгороду. Псковичи так и сделали, а с Севастьяном направили двух человек в Коростынь.
Псковская ширма
Правда, низкая военная активность компенсировалась тем, что Псков явно демонстрировал Москве свое неприятие новгородского политического курса. Не следует забывать, что именно псковичи донесли Ивану III в начале 1471 года, что новгородцы Польскому и Литовскому королю Казимиру дали от веча грамоту: иметь ему в Старой Руссе десять соляных варниц для своего королевства. Конечно, шила в мешке не утаишь, и великий князь об этом узнал бы сам. Но вовремя подброшенная информация подтолкнула его к решительным действиям: старорусские солеварни — это аванс, прелюдия к подписанию новгородцами договора с Литвой!
В свете всего сказанного, думается, Ивану III нужно было формальное участие псковичей в суде над новгородцами, чтобы еще глубже вбить клин между двумя городами, продемонстрировав Пскову свою лояльность и расположение. Опять же в Пскове были весьма значительные брожения в последние годы: князей выгоняли, просили отдельную епархию создать, перессорились из-за раздела своих церковных земель, непонятно из-за чего периодически задирали ливонцев, способствуя сближению Ливонии с Литвой и тому, что новгородцы вели переговоры с лифляндскими рыцарями о союзе против псковичей. Короче говоря, Псков требовалось приручить, приласкать, сделать максимально управляемым.
К слову сказать, Псковская летопись это косвенно подтверждает. Вскоре после подписания Коростынского мира вместо князя Федора Юрьевича Шуйского назначен в Псков наместником князь Ярослав Васильевич Оболенский, младший брат активного участника покорения Новгорода князя Ивана Оболенского-Стриги (собственно, его-то псковичи и просили, но Иван III не согласился). В итоге ничего хорошего с Ярославом у Пскова не вышло. Вскоре горожане начали жаловаться на притеснения со стороны нового князя, и перед вторым походом на Новгород великий князь его отозвал. Правда, с тем, чтобы назначить наместником в Новгород. Но это отдельная тема…
А пока отметим, что псковские послы пришли к великому князю на устье Шелони 30 июля, на пост Госпожин. И князь Василий Федорович Шуйский, воевода псковский, с посадниками и знатными людьми вслед за послами своими пришли к великому князю. Симптоматично, что история не донесла нам никакой информации о роли псковичей в подготовке Коростынского мира.
Может быть, дело было вовсе не в их присутствии, а в том, что Иван III тянул время, удерживая в Коростыни представительную делегацию новгородцев, в которую входили Феофил с посадниками, и с тысяцкими, и с житьими людьми от всех городских концов, пока придут вести из Заволочья. Еще 31 мая, в пятницу, послал князь великий Бориса Слепца к вятчанам, веля им всем идти на Двинскую землю войной. А к Василию Федоровичу Образцу послал на Устюг, чтобы и он с устюжанами на Двину войной пошел и соединился бы с Борисом и вятчанами. Новость пришла спустя ровно два месяца. К радости великого князя — хорошая новость. В противном случае новгородские послы вполне могли бы стать заложниками москвичей.
Баталия в Заволочье
Как сообщили Ивану III, 27 июля был бой у его воевод Василия Федоровича Образца и Бориса Слепца с двинянами, а вместе с ними были устюжане и прочие воины, да вятчане, на Двине с князем Василием Шуйским (Гребенкой. — Г.Р.), а с ним вместе были заволочане все и двиняне. Было же с ним рати двенадцать тысяч, а с воеводами великого князя было рати четыре тысячи без тридцати человек. Бой случился на берегу. Выйдя из лодок, начали биться пешими в третьем часу дня и бились до захода солнечного. За руки хватая, рубились и знамя у двинян выбили, а трех знаменосцев под ним убили и знамя захватили. И тогда двиняне взволновались и уже к вечеру одолели полки великого князя и перебили множество двинян и заволочан, а некоторые утонули. А князь их раненый бросился в лодку и сбежал в Холмогоры. Многих в плен взяли, а потом и селения их захватили, и возвратили всю землю ту великому князю. Так во всяком случае рассказывает этот эпизод войны «Московская повесть».
Северно-русский летописный свод описывает произошедшее гораздо менее эмоционально: Василий Федорович Образец да Борис Тютчев Слепец, а с ними устюжане, да вологжане, да вятчане пришли на Двину на судах, и встретил их князь Василий Васильевич Суздальский с большим новгородским войском и со всеми двинянами, тоже на кораблях. И, рассудив между собою, выбрали, выйдя на берег, место сраженья, и был между ними очень большой бой, и победили князя Василия, и новгородское войско побили. Мало их осталось, а князь Василий бежал. Как видим, о численном превосходстве новгородцев нет ни слова.
Точно так же и Независимый летописный свод 80-х гг. ХV века обращает внимание совсем на другие обстоятельства: был между ними бой, и разбили князя Василия. А пленников, которых привел, великий князь приказал посадить в избу, и один из них, задохнувшись, умер.
Новгородская вторая летопись, о наличии которой крайне неохотно вспоминают в связи с 1471 годом, уверяет нас, что причина поражения в том, что двиняне не пошли за князем Василием Васильевичем и воеводой Василием Никифоровичем, то есть опять разногласия!
Впрочем, это — причины и составляющие результата сражения новгородцев с москвичами в Заволочье (а точнее — на берегу реки Шиленги). Почему столь большое значение придавал Иван III этой операции, казалось бы, на окраине Новгородской земли? А потому, что там находился генеральный экономический ресурс противника.
В частности, доктор исторических наук Юрий Алексеев в своей книге «К Москве хотим! Закат боярской республики в Новгороде» (1991) отмечал, что по писцовым книгам конца XV века «сорок три новгородских феодала имели в Бежецкой, Водской, Деревской, Обонежской и Шелонской пятинах около шестисот волосток (отдельных феодальных хозяйственных комплексов, состоящих из боярских дворов и тянущихся к ним крестьянских деревень). На этих землях высевалось более пятидесяти пяти тысяч коробей ржи (коробья — семь пудов) и соответствующее количество яровых — овса и ячменя… В распоряжении этой группы новгородских феодалов, составлявшей немногим более двух процентов их общего числа, было около восьмидесяти тысяч гектаров пахотной земли — более сорока процентов всей пашни, принадлежавшей светским владельцам. На этих землях трудилось и выплачивало ренту своим господам около двадцати тысяч крестьянских хозяйств». Завоевание Заволочья выбивало почву из-под ног московской оппозиции в Новгороде.
Собственно, это не было открытием Ивана III. Еще его отец несколько раз пытался сделать то же самое; Дмитрий Шемяка большое значение придавал сохранению заволочских земель за Новгородом, когда воевал с Василием Темным. Заслуга Ивана III в том, что он не просто понял суть проблемы, но и решил ее.
Трудности договора
Следует отдать должное масштабности мышления великого князя (хотя бы для сравнения с мелкопоместными задумками его отца Василия Темного). Иван III решал новгородский вопрос (сепаратные переговоры с Литвой) кардинально. Его военный план был безупречен: первый этап — удары по Старой Руссе и Заволочью как по мощным экономическим центрам Новгородской земли; второй — блокада и захват Новгорода. До второго, правда, не дошло: новгородцы запросили мира. К делу приступили политики.
Иван III отчетливо видел, что Новгород не способен к сопротивлению, что он может разорить город, диктовать ему условия унизительного мира. Однако великий князь понимал и другое: захотев многого, он не получит и малого. Разорение богатого Новгорода было не в интересах Москвы, поскольку в таком случае придется бороться с теми же Литвой и Ливонией за сохранение соответствующего военного и торгового присутствия в огромном Прибалтийском регионе. Каким образом? Переселять в Новгород огромные массы людей? Ставить гарнизоны? Задача заведомо невыполнимая.
Значит, следовало поддерживать сложившийся баланс сил с помощью Новгорода. А параллельно добиваться признания Литвой и Ливонией установленного Москвой порядка. Забегая вперед, скажу, что этот план оказался невыполненным, и переселять новгородцев Ивану III все-таки пришлось. После этого в 1481 году он заключил мирный договор с Ливонией, а в 1494 году (после смерти князя Казимира и двухлетней войны с его сыном Александром) — с Литвой.
Тем не менее в августе 1471 года Иван III дал новгородцам шанс. В Коростыни был подписан договор, который историки называют унизительным для Новгорода (такой же эпитет сопровождает и Яжелбицкий договор 1456 года, но мы раньше убедились, что это не совсем так). На деле правильно было бы называть его адекватным успехам Москвы в данной кампании. Иван III по договору взял лишь то, что принадлежало ему как победителю, и отобрал у новгородцев привилегии, данные по Яжелбицкому договору, ими попранному.
Напомним, в Яжелбицах были урегулированы проблемы двусторонних разногласий между Москвой и Новгородом. В частности, новгородцы вернули Василию Темному восьмитысячный долг по неуплаченным налогам и пошлинам. Собственно, денежный интерес и являлся движущей силой конфликта 1456 года. Потому вслед за преамбулой в договоре шли рутинные пункты административно-бюджетного соглашения: пошлины не таить, мужей в новгородских волостях не ставить, без посадника людей не судить…
В 1471 году Иван III шел на Новгород как на изменников делу православия, как на язычников. По этой причине уже в преамбуле договора содержались ключи к пониманию его статуса.
Тонкости преамбул
Сравним. Яжелбицкий договор (по новгородской грамоте) начинается словами: По благословению преосвященного архиепископа Великого Новгорода и Пскова владыки Евфимия… приехали к великому князю послы от Великого Новгорода, далее следует перечень лиц, участвовавших в подписании договора, и затем: …докончали мир по крестным грамотам с князем великим Василием Васильевичем и с князем великим Иваном Васильевичем. Как целовали князь великий Андрей, князь великий Иван, князь великий Семен и прадеды твои — князь великий Иван… по тому же кресту ко всему Великому Новгороду. Новгород держать вам в старине, по пошлине, без обиды; а нам, мужам новгородским, княжение ваше держать честно и грозно, без обиды.
Коростынская новгородская грамота. Начало: По благословению нареченного на архиепископство Великого Новгорода и Пскова священноинока Феофила приехали к великому князю… (далее идет перечень лиц) …и били челом своим господину великому князю и кончали мир по крестным грамотам. Остальное полностью совпадает с Яжелбицким текстом. С той лишь разницей, что в перечень великих князей, кто ранее заключал такие договоры с Новгородом, добавлено имя Василия Темного. В 1456 году оно, понятно, стояло в ином месте.
Итак, фактор унижения: в Коростынском договоре новгородцы не именуются послами. Они — просители, и потому били челом своим господину великому князю. Но ведь в 1471 году Иван III не долги из Новгорода выколачивал, а воевал с государственными изменниками. Разница в подходах заложена не нюансами преамбулы, а первым пунктом Коростынского договора…
Геннадий РЯВКИН
