Главная ошибка 1471 года: новгородцы не оборонялись, а атаковалиВ мае 1471 года Иван III объявил «крестовый поход» на Новгород, «не как на христиан, но как на язычников и отступников
от православия». Софийская летопись уточняет: «Не желая своей отчины Новгорода перепустить королю, собрал силу великую и месяца июня шестого в четверг на Троицкой неделе отпустил воевод своих с Москвы... И сам пошел, а с ним и братья его — князь Юрий, князь Андрей, князь Борис. И пришли под Руссу».
Сперва князь великий послал за всеми братьями своими, епископами земли своей, князьями и боярами своими, и воеводами, и за всеми своими воинами. И когда сошлись все к нему, тогда сообщил им свой замысел — идти на Новгород ратью, ибо во всем изменил он… В Новгород же князь послал грамоты разметные за неисправление новгородцев. Это случилось в 20-х числах мая. 23 мая (это конкретно сообщает «Московская повесть») Иван III отправил послов в Тверь и Псков, предлагая им присоединиться к московскому войску.
Летняя гроза
31 мая отряд под командованием воеводы князя Бориса Слепого выступил на Заволочье. 6 июня отряд князей Даниила Холмского и Федора Стародубского двинулся на Старую Руссу. Здесь, пожалуй, стоит зафиксировать внимание читателей, что на Старую Руссу в 1456 году рать Василия Темного, а в 1471 году — Ивана III шли потому, что так в средние века пролегала главная московская дорога на Новгород. Нынче она имеет совсем другой вектор, уходя в Крестецком районе не к Руссе (влево, если едешь из Москвы), а к Санкт-Петербургу (вправо), оставляя Новгород даже несколько в стороне. Но до ХVIII века в Петербург по понятным причинам никто не ездил, а вот в Новгород и в Старую Руссу (соляные промыслы) дорога была столбовая. В обход тех самых новгородских болот, которые когда-то якобы испугали хана Батыя и которые были постепенно осушены с возведением Петербурга и началом строительства дорог (в том числе железной).
В тринадцатый день июня, в четверг, отпустил князь великий князя Ивана Васильевича Оболенского-Стригу с многими воинами, а с ним — князей царевича Данияра с многими татарами. И велел им по Мсте идти на Волочек, протоколирует «Московская повесть». То есть выступил второй эшелон московского войска. 20 июня Иван III сам покинул Москву и направился в Торжок, там ожидая вестей от передовых отрядов. 29 июня туда подоспели тверские воеводы Юрий Дорогобужский и Иван Жито с войском и прибыли послы из Пскова, сообщив, что псковичи от присяги Новгороду отказались и сами готовы все. Псковская летопись утверждает, что Псков послал Новгороду разметные грамоты еще 16 июня. Не станем спорить, ведь Иван III узнал об этом не в тот же день.
Находясь в Торжке, Иван III, сообщает Типографская летопись, к братии своей послал, повелев всем со своих вотчин идти к Новгороду разными дорогами со всех рубежей... И воины князя пошли из своих вотчин разными дорогами, круша и рубя и в плен уводя. Татарам же князь великий не велел людей пленить. Воеводы же великого князя, князь Данило и Феодор, идучи к Руссе, многие волости и села захватили и множество полону. Насколько точны данные сведения — большой вопрос. Мы уже в основном перечислили состав московского войска, и нет оснований говорить, что на Новгород ополчились все, кто симпатизировал Москве или зависел от нее. Скорее, оценки типа «пошли из своих вотчин» следует отнести к эмоциональным, чем к документальным. Ведь до Новгорода никто из них не дошел, не был там и Иван III.
Обиды и раздоры
Тем не менее картина вырисовывается вполне определенная: новгородцы получили то, чего добивались. И даже больше: остались не один на один с Москвой, а одни против целой коалиции враждебно настроенных соседей (Псков, Тверь, Москва). Можно только удивляться недальновидности новгородских политиков, которые после 1456 года ничего не сделали, например, для устройства мира с Псковом. Ни одного шага навстречу, ни одной попытки компромисса! Только спесь и высокомерие.
Вспомним, что в начале 1470 года в Новгороде побывал псковский посадник Яков Кротов, который предупредил, что Москва призывает псковичей выступить против Новгорода, и предложил посодействовать примирению новгородцев с Иваном III. В ответ услышал: присоединяйтесь к нам, и вместе пойдем против Москвы! Через год в Новгороде поняли, что авантюра с литовским подданством не выгорит, и уже новгородский посол ездил в Псков просить содействия в переговорах. Прием ему оказали соответствующий. Когда новгородец на вече обратился к Пскову, на него напали и отняли псковские обиженные люди серебра у новгородцев и новгородского посла полчетвернадцать рублей (12,5 рубля, вероятно. — Г.Р.). Отобрали это серебро люди («обиженные». — Г.Р.), в свое время ограбленные и посаженные в темницу новгородцами за то, что ехали через Новгород в Москву (их освободил в 1470 году именно Яков Кротов).
Словом, в Новгороде в июньские дни 1471 года была очередная смута, как в Иерусалиме, когда предал его Господь в руки Тита; и как те тогда, так и эти друг с другом сражались, сообщает «Московская повесть». Единственное место, где могли новгородцы искать помощи в этот период, — Ливония. Как пишет Сергей Соловьев, «они послали просить помощи у Ордена, и магистр ливонский писал к Великому, что Орден должен помочь Новгороду, ибо если московский князь овладеет последним, то немцам будет грозить большая опасность. Но пока магистры пересылались, московский князь уже успел совершить опасное для них дело: передовые полки его под начальством князя Холмского сожгли Русу 23 июня». В «Новгородской повести о походе Ивана III» есть эмоциональная добавка: москвичи святые церкви пожгли и всю Старую Руссу выжгли и пошли на Шелонь, воюя; псковичи же князю помогали и много зла новгородским землям нанесли.
Двойной удар
Битва на Шелони состоялась, как известно, 14 июля 1471 года. Естественно, московское войско не три недели пробиралось к месту сражения. Вероятно, князь Холмский выступил из Руссы в последних числах июня. Он не знал, что новгородцы послали к Старой Руссе рекою войско. Это сообщает нам «Новгородская повесть», а московская уточняет, что новгородцы пришли в судах рекою под названием Пола. Это немаловажная деталь, потому что в массовом сознании вся летняя война 1471 года москвичей с новгородцами уложена в столкновение у Коростыни и битву на Шелони. А ведь нападение на отряд князя Холмского, который вышел из Старой Руссы и расположился в Коростыни, ожидая подхода Ивана III, произошло одновременно с контрнаступлением новгородцев на Старую Руссу.
Новгородцы, пришедшие Полой, немедленно атаковали оставленный москвичами в Старой Руссе гарнизон и в пешем строю бились долго, побив много москвичей. Но и пешего войска новгородцев полегло много, а иные разбежались, а других москвичи схватили. Думается, это было еще не поражение. Ведь в отличие от москвичей новгородцы знали, что их товарищи готовятся напасть на князя Холмского в Коростыни, пройдя по озеру Ильмень, на берег вышла и тайком подошла под лагерь. Автор «Московской повести» здесь лаконичен и точен: Стража воевод великого князя, увидев врагов, сообщила воеводам. А те, тотчас вооружась, пошли против них и многих побили, а других захватили в плен. Пленным велели друг другу носы, губы и уши резать и потом отпустили их обратно в Новгород. Отобранные доспехи в воду побросали, а другие огню предали, потому что не были им нужны, ибо своих доспехов всяких довольно было.
Из Коростыни князь Холмский, все поняв или выведав у пленников, бросился в тот же день к Руссе, а в Руссе уже другое вой-
ско пешее, еще больше прежнего вдвое. Какова истинная численность этого «другого войска», установить невозможно. Ориентиром может служить строка из Софийской летописи, которая говорит про первое старорусское сражение: Тут был бой воевод великого князя с новгородцами, и помог Бог воеводам великого князя: убили они тех до четырех тысяч.
Правда, следует корректировать расчеты, помня, как свободно обращаются летописцы с цифрами истребленных врагов, во-первых. А во-вторых, «тысяча» в русском средневековом войске определяла не количество воинов, а подразделение. Например, в современной армии батальон остается батальоном, даже понеся весьма значительные потери. Так и новгородские, московские тысячи, монгольские тумены (тьмы) и т.д.
В свете всего вышесказанного рассуждения о несостоятельности новгородских военных стратегов (например, Карамзин утверждает, что 5 000 москвичей разбили войско «новгородцев от 30 000 до 40 000») являются некорректными. Кто планировал — неизвестно (ведь воевода-князь Василий Гребенка был в Заволочье), но задумано было верно: один отряд новгородцев освобождает Старую Руссу, другой связывает боем руки князю Холмскому, чтобы он не мог вернуться из Коростыни.
Но он смог, а новгородцы в Старой Руссе закрепиться не успели. Как признает «Новгородская повесть», конное войско не подошло к пешему войску на помощь вовремя, потому что отряды архиепископа не желали сразиться с княжеским войском, говоря: «Владыка нам не велел на великого князя руки поднять, послал нас владыка против псковичей». «Московская повесть» дополняет: Воеводы же великого князя, на тех (пехоту новгородцев. — Г.Р.) пойдя, разбили их и послали к великому князю с вестью Тимофея Замытского. Он примчался к великому князю июля в девятый день на Коломну-озеро.
Более того, в «Московской повести» вскользь говорится, что московские воеводы от Руссы пошли к Демону-городку. Князь же великий послал к ним, велев идти за Шелонь на соединение с псковичами. Под Демоном же велел стоять князю Михаилу Андреевичу с сыном его князем Василием и со своими воинами. Надо полагать, что к Демону (Демянску) отступал новгородский отряд, нападавший на Старую Руссу. За ним погнался было князь Холмский, но Иван III, разобравшись в ситуации, поручил блокировать остатки новгородской рати князю Михаилу Верейскому, а главного своего вояку Холмского отправил на Шелонь. Великий князь уже знал, что третья, основная часть новгородского войска заняла левый берег этой реки — последнего препятствия на пути к Новгороду со стороны Старой Руссы.
В «Новгородской повести» находим очередное свидетельство разногласий в новгородском войске: Новгородцы стали кричать своим знатным людям, которые прибыли с войском к Шелони: «Сразимся сейчас!». Но каждый из них говорил: «Я человек небольшой, подрастратился конем и оружием». В это же время вернулся из Ливонии посол, отправленный к князю Казимиру, и сообщил: «Магистр не позволил пройти через землю свою в Литву». Естественно, это не прибавило настроения новгородцам.
Накануне
Тем не менее накануне решающей (а это не могло не быть понятно обеим сторонам) битвы с москвичами новгородцы идут в атаку на псковичей. Точнее сказать, это тоже была контратака, ибо 12 июля псковские отряды начали воевать Новогородскую волость и жечь, читаем в Псковской второй летописи. В ответ новгородцы в тот же день из зарубежья с Вышегородка напали на псковскую волость Навережскую Губу и сожгли церковь Николы, весьма чудную и удивительную. Это, конечно, был эпизод, характеризующий отношения Новгорода и Пскова, но не влиявший на ход войны с Москвой. Хотя бы потому, что Вышегородок расположен примерно в 100 км западнее Старой Руссы. То есть являлся в данном случае объектом локального интереса псковичей. Закрывая темы Вышегородка, отмечу, что псковичи не стали тотчас ввязываться в схватку. Они знали, что на подходе к Шелони рать князя Холмского, и новгородцы на подмогу к вышегородцам не придут. Вышегород отряды Пскова атаковали только 15 июля (на другой день после Шелонской битвы). Причем городок обстреляли пушками, а крепостные стены обложили примётами (хворостом) и подожгли. Вышегородцы сдались, вернув псковичам пленных. А победители, пользуясь отсутствием сопротивления, разорили вдобавок новгородские села на 50 верст от псковско-новгородской границы, как говорит упомянутая летопись.
Но это было чуть позже, а 13 июля московская и новгородская рати встали по берегам Шелони. Новгородцы по одной стороне реки Шелони ездили и хвастались, слова хульные на воевод великого князя произнося. А еще окаянные и на самого государя великого князя словеса некие хульные говорили, как псы лаяли. Наши же встали станом на другой стороне реки. Был вечер уже. Так описывает канун сражения Типографская летопись. Бой был назначен на 14 июля. Москвичи отложили бой, ибо было воскресенье, поясняет «Новгородская повесть».
Геннадий РЯВКИН
