К истории военных поселений Новгородской губернии
(Продолжение. Начало в «НВ» от 2 и 9 августа)
Без энтузиазма, но с присущим ему прилежанием взявшийся за устройство военных поселений граф Аракчеев имел стратегию их развития.
Эта стратегия базировалась на простом фундаменте: создать некие милитаристские конклавы, которые сохраняли бы армейскую боеспособность и требовали бы от государственной казны минимальных расходов. Какова тактика достижения этих целей, вряд ли было известно императору или графу. Егор Брадке («Автобиографические заметки») писал: В занятиях по военным поселениям — много шуму, много мучений, беготни и суеты, а действительной пользы — никакой.
Вся власть советам!
По этой причине, указывает Константин Ячменихин в уже цитированном исследовании «Армия и реформы. Военные поселения в политике российского самодержавия», и потому, что «строевые офицеры, как правило, были далеки от решения вопросов экономического характера, при командирах поселенных рот и эскадронов создавались ротные и эскадронные комитеты, а при командирах полков — комитеты полковых управлений. Эти комитеты создавались сразу по прибытии поселенных батальонов к местам поселения. Ротные и эскадронные комитеты, а также комитеты полковых управлений наряду с хозяйственными и бытовыми проблемами решали и некоторые вопросы правового характера, а иногда выступали и в роли судебной инстанции по гражданским искам и жалобам военных поселян».
Отметим: ротные комитеты были выборными. В выборах участвовали поселяне-хозяева. Хозяевами, по Учреждению о военном поселении (1817), становились лучшие нижние чины, прослужившие в армии не менее шести лет, и местные жители в возрасте от 18 до 45 лет, имевшие свое хозяйство. Остальные жители местности, где создавалось военное поселение, получали статус помощников хозяев и назначались в резервные батальоны.
Над ротными комитетами согласно армейской субординации стояли комитеты полковые. Но здесь уже демократия не властвовала. Комитет возглавлял командир полка, в состав входили: полковой священник, командир одного из регулярных батальонов и два старших офицера из поселенческих команд.
Полковой «комитет контролировал все стороны хозяйственной жизни на территории округа, следил за своевременной и правильной обработкой полей, наблюдал за состоянием рабочего и продуктивного скота. В неурожайные годы принимал меры по обеспечению поселян хлебом и семенами для будущих посевов. Он также руководил всеми строительными и ремонтными работами в округе, производил торги и заключал подряды. Члены комитета обязаны были следить за тем, чтобы офицеры не заводили личного хозяйства и не использовали в своих целях труд поселян» (Ячменихин).
Полковые комитеты замыкались на Особый штаб военных поселений, во главе которого и стоял граф Аракчеев. При штабе функционировал экономический комитет. Разумеется, всё это были временные структуры. Если сказать прямо, то Аракчеев просто не знал, с чего начать.
В марте 1821 года он объяснял свою медлительность по созданию постоянно действующего Штаба по военным поселениям императору: Я с намерением отлагал оное, дабы из опытов двухлетнего производства дел посредством штаба почерпнуть правила, сообразные действиям сего управления, столь же нового, как и обширного и многосложного. В итоге штаб был создан. При этом он не подчинялся ни Генштабу, ни военному министру.
Но это не был выход на свет из полутемного тоннеля. Соратник Аракчеева генерал Сергей Маевский в воспоминаниях «Мой век» («Русская старина», т. 15, 1876) отмечал, что Аракчеев над планом создания поселений потерял пять-шесть лет даром: множество его предположений, противореча одно другому, доказывали только простые вычисления, ни на чем не рассчитанные и не имевшие хороших последствий. Планы сии можно видеть в актах. Но, сравнивая предположения его с моими действиями, тотчас увидим, что это была игра случайных расчетов. Граф, как сам мне говорил, сначала вовсе отказывался от этого поселения; потом желал иметь его в меньшем виде, представляя: то затруднения управлять такою обширною массою при буйстве тамошнего народа, то неимение в России людей, которым бы можно было вверить управление народонаселением до 60 тысяч людей. Но Государь твердо держался своего плана, и Аракчееву оставалось следовать только священной его воле. К 1825 году, по официальной статистике, в Новгородской губернии были развернуты 90 батальонов военных поселян.
Аракчеевский флот
Так на первых порах шло обустройство поселений. По мере формирования хозяйственных структур и при наличии инициативных людей создавались те или иные предприятия. В Новгородской губернии, например, в 1818—1820 годах были открыты лесопильные заводы, созданы производства по выпуску стройматериалов.
Современные экологи ужаснутся, но ныне знаменитый Ильменский глинт был превращен в карьер по заготовке строительного сырья. Специально под этот проект по распоряжению Аракчеева сформировали Ильменскую флотилию, которая на буксирах доставляла плиты и известняк в Новгород, Чудово, Старую Руссу. К слову, поскольку Старорусский уезд в XIX веке был вторым центром губернии, оттуда в 1825 году открыли пассажирский маршрут по Полисти, Ильменю и Волхову в Чудовский уезд. Еженедельно два паровых судна доставляли граждан в обоих направлениях.
Мне не удалось найти описания водного пути 1825 года, но приведу короткий фрагмент описания путешествия из Соснинки (ныне Киришский район Ленинградской области) в Старую Руссу четы Достоевских летом 1872 года, обнаруженный в «Воспоминаниях» Анны Достоевской: Выехали мы в прекрасное теплое утро и часа через четыре были на станции Соснинка, откуда по Волхову идут пароходы до Новгорода. На станции мы узнали, что пароход отходит в час ночи». Рано утром Достоевские поднялись на палубу: «Картина была удивительная, ради которой можно было забыть о сне. Когда я впоследствии припоминала Новгород, эта картина всегда представлялась моим глазам.
Было чудное весеннее утро, солнце ярко освещало противоположный берег реки, на котором высились белые зубчатые стены кремля и ярко горели золоченые главы Софийского собора, а в холодном воздухе гулко раздавался колокольный звон к заутрене.
…Когда дети проснулись, мы переехали на другой пароход, идущий в Старую Руссу. Пассажиров было мало, и мы хорошо устроились. Да и ехать было чудесно: озеро Ильмень было спокойно, как зеркало; благодаря безоблачному небу оно казалось нежно-голубым, и можно было думать, что мы находимся на одном из швейцарских озер. Последние два часа переезда пароход шел по реке Полисти; она очень извилиста, и Старая Русса со своими издалека виднеющимися церквами, казалось, то приближалась, то отдалялась от нас.
Что касается сельского хозяйства, то оно в Старорусском уезде вышло на первый план. На рубеже 20-х годов XIX века началась расчистка пахотных земель под посевы пшеницы. В уезд переселили около полутора десятков семей немецких сельских колонистов, чтобы они показали местным жителям пример эффективной работы на земле. В 1819 году (по иным данным — в 20-м) в Старой Руссе открылся конезавод, откуда поставляли скакунов в части поселений.
Территория контрастов
Известный историк Старой Руссы Михаил Полянский писал в своем «Иллюстрированном Историко-Статистическом очерке города Старая Русса и Старорусского уезда» (1885): За время военного управления в городе было вымощено улиц и площадей до 120000 квадр. сажень и, кроме того, шоссированы улицы: Крестецкая, Ильинская, Александровская, Петербургская и по Красному берегу до путевого дворца. Тогда же был перестроен Воскресенский собор и Соборная колокольня и вновь построены деревянные здания богоугодных заведений: больницы, богадельни и воспитательные дома. Освещения улиц до военного управления не было. В 1825 году было поставлено 69 фонарей, в 1842 году число фонарей увеличено до 243-х. По прекращении военного управления число фонарей на улицах уменьшено до 80 и только в 1884 году к бывшим 130 фонарям прибавлено еще 110 фонарей. Такие грандиозные сооружения, как фурштадт (1827 г.), заведение минеральных вод (1836 г.) и шоссе от Старой Руссы до Новгорода (1837 г.) надолго будут памятниками военного управления городом.
Все это было здорово. И не здорово. Проект ломал патриархальный уклад жизни местного населения. Причем режим постепенности преобразований никого не устраивал: ни страну, ни порывистого Аракчеева. Сергей Маевский так описывал увиденное в Старой Руссе:
Все, что составляет наружность, пленяет глаз до восхищения, все, что составляет внутренность, говорит о беспорядке. Чистота и опрятность есть первая добродетель в этом поселении. Но представьте огромный дом с мезонином, в котором мерзнут люди и пища; представьте сжатое помещение — смешение полов без разделения; представьте, что корова содержится как ружье, а корм в поле получается за 12 верст; что капитальные леса сожжены, а на строение покупаются новые из Порхова с тягостнейшею доставкою; что для сохранения одного деревца употреблена сажень дров для обставки его клеткою — и тогда получите вы понятие о государственной экономии.
Но при этом не забудьте, что поселянин имеет землю по названию, а общий его образ жизни — ученье и ружье; что он, жена и дети, с грудного ребенка, получают провиант и что все это приобретается миллионами казны. Притом от худого расчета или оттого, что корова в два оборота делает в день по 48 верст для пастбища, определительно всякий год падало от 1000 до 2000 коров в полку, чем лишали себя позема и хлебородия, а казна всякий год покупала новых коров. Еще: всякий названный хозяин был не более как солдат, поступивший в рекруты из другой губернии. С прошествием времени службы он уходил на родину; следовательно, его ничто к поселению не привязывало, и он смотрел только на число лет, приближающих его к свободе. Бывало не раз, что такой поселянин бросал жену и детей и спешил домой, отчего местные женщины без усилия никогда почти не выходили замуж. Странно было слушать обряд их свадеб. Полковник строит женщин в одну, а солдат — в другую противоположную линию и, называя солдата по имени, дает ему невесту, вызывая ее по имени ж. Брачные эти союзы никогда не согласовались с выбором и согласием сердца, но учреждались полковником, который раздавал невест, как овец, судя по достоинству жениха! Стоит бросить взгляд на плодородие и разврат этого поселения, тогда грех, великий грех падет на Аракчеева!
Тут, конечно, нельзя не заметить, что отношения между Аракчеевым и Маевским были весьма натянутые. Они терпеть не могли один другого. Сам Маевский в своих мемуарах приводил такие слова Аракчеева, сказанные в его, Маевского адрес, и в его присутствии: Ежели бы я его слушал, то б пропали вы и все ваше поселение. Я знаю армейскую вашу привычку: вы все любите воровать и брать взятки; ты не возьмешь, так возьмет твоя жена.
Вместо эпилога
Тем не менее присутствовала социальная напряженность такого порядка. По Утверждению о военных поселениях рядовой состав пополнялся за счет рекрутов, которые могли взять с собой на поселение жену и детей. С женой было проще, ее следовало только уговорить. Детей государство должно было у помещиков выкупать, ведь в России действовало крепостное право. Цена за мальчика доходила до 1000 рублей, за девочку — вдвое меньше. Ребенка до 10 лет помещик обязан был продать, старше — как хотел.
И государство платило, так как получало потенциального поселенца. Мальчишки до 12 лет жили в семье (с семи лет учились в школе). С 12 они становились кантонистами, то есть начинали обучаться военному делу. Вне семьи. Это продолжалось до 18 лет, а потом их рекрутировали и отправляли на 25-летнюю военную службу...
(Продолжение следует)
