(Продолжение. Начало в №№ от 2, 9, 23, 30 августа, 6, 20 сентября)
В исторических исследованиях при анализе причин холерного бунта в старорусских военных поселениях упор делается на то, что толчком к беспорядкам стали слухи об опасности смертельной эпидемии. Собственно, это и дало название бунту.
Это была искра, от которой разгорелось пламя анархического погрома. Как пишет неоднократно цитированный нами Ячменихин, «причины восстания кроются прежде всего в том, что среди поселян-хозяев Гренадерского корпуса был большой процент хозяев из солдат. Попытка форсированного перехода на самообеспечение продовольствием не смогла не сказаться как на уровне развития их хозяйства, так и на их моральном состоянии. Источники свидетельствуют, что именно поселяне-хозяева из солдат были основной движущей силой восстания».
За царя и веру!
Однако часто без внимания остается тот факт, что Старорусский уезд — второй по величине в Новгородской губернии — был местом компактного проживания староверов еще со времен никоновского раскола (XVII век). В журнале «Проблемы современной экономики» (№ 4, 2010) была опубликована статья «Экономико-статистические сведения о новгородском староверии по разысканиям Арсеньева» об исследовании личным учителем императора Александра II Юрием Арсеньевым распространения, географии расселения и быта старообрядцев Новгородской губернии в 50-х годах XIX века. Это исследование он проводил по заданию Министерства внутренних дел, потому, видимо, все документы и сохранились.
Интересные обнаружились сведения. Оказывается, по проведенному в 1854 году розыску, из 62 966 живавших в Старорусском округе пахотных солдат 8 396 официально подтвердили, что они являются староверами (беспоповцами). Это 13% от общей численности населения округа. А вот данные отдельно по Старой Руссе: на 5 467 жителей зарегистрировано 1 396 последователей старой веры, то есть 26%. Конечно, эта статистика соответствует периоду почти через четверть века после бунта, но нет никаких оснований предполагать, что в начале 1830-х годов староверов в Старой Руссе было меньше.
Этому аспекту уделяет должное внимание кандидат исторических наук Александр Егоров в своей диссертации «Холерные и картофельные бунты первой половины XIX века как отражение религиозного мировоззрения русского крестьянства» (2010): «Раскольники, которых в местах учреждения военных поселений жило немало, в этих мероприятиях видели знамение нарождения антихриста, в их глазах граф Аракчеев являлся если не самим Антихристом, то его предтечей. При учреждении поселений людей отвлекали от посещения церквей, совершали там разные нововведения «не по-старинному». Как пишет очевидец, «во всем этом видели дела антихриста, то есть, проще сказать, графа Аракчеева»… Нет сомнения, что поселяне видели в людях, претворявших идею военных поселений в жизнь, «слуг антихриста». Как вспоминает П. Павлов, кантонист одной из поселенных рот Прусского полка, «старики считали, что эти образованные люди и есть служители антихриста, ибо они учены, да переучены до того, что забыли Бога». Поселяне объявили виновными в своих бедах начальников, которые, по их мнению, и травили их.
При этом народ объяснял эти события не в религиозно-эсхатологическом, а в социально-эсхатологическом смысле. Крестьяне называли действия «господ» «изменой» царю. После завершения активной фазы бунтов поселяне отправляли депутатов с донесениями царю о своем верноподданстве, о числе убитых ими «изменников» и «отравителей», оставшихся в живых «господ» вели в Новгород «в кандалах».
Век свободы не видать
Царь был для крестьян, которые составляли основную массу военных поселян, последней надеждой не в борьбе с холерой, но с ломкой традиций, векового уклада. Никто из них не знал (и даже никто из приближенных графа Аракчеева не знал), что военные поселения — это лишь составная часть грандиозного проекта по ликвидации… крепостного права в России!
Есть все основания полагать, что сокрытие от широкого читателя тех сведений, что Алексей Аракчеев был первым разработчикам идеи освобождения крестьян, делалось и делается в угоду окостеневшему мифу об аракчеевщине. Проще вбивать людям (особенно молодым) столетиями разрабатываемые мифы, чем объяснять сложную и противоречивую правду.
Между тем сразу после создания первых поселенческих округов в Новгородской губернии Александр I поручил Аракчееву составить проект выкупа помещичьих имений (вместе с крестьянами), но без стеснительных и насильственных и по добровольному на то помещиков согласию. Аракчеев предложил выкупать крестьян у помещиков, выделяя ежегодно на это из казны 5 млн. рублей, и предоставляя крестьянам по две десятины земли на каждую ревизскую душу. Однако министерство финансов проект отклонило, сославшись на то, что 5 млн. в год — непосильный груз для казны.
Следует сказать, что альтернативой аракчеевскому стало предложение адмирала Николая Мордвинова дать крестьянам свободу (за выкуп), но без земли, которая остается за помещиками. Этот проект был осуществлен в прибалтийских землях империи (Эстония, Латвия) в 1816–1818 годах и показал полную свою несостоятельность, так как крестьяне остались в кабальной зависимости от помещиков-землевладельцев. Никакие наемные трудовые отношения не складывались. Вот тогда-то и были задуманы и созданы военные поселения как предтечи коллективных хозяйств.
В нашей исторической науке доминирует та точка зрения, что Александр положил аракчеевский проект по крестьянскому вопросу под сукно и забыл о нем. На деле из-за того, что выкуп помещичьих имений и крестьян был не только дорогостоящим, но и долгоиграющим (по одной схеме он был рассчитан на 60, по другой — на 200 лет) проектом, и стали создаваться военные поселения. Огромные бюджетные средства, закачиваемые туда, свидетельствовали, что император надеялся таким образом решить сразу две задачи — наладить самообеспечение армии продовольствием и подготовить аграрную реформу, когда военным поселенцам постепенно были бы даны земля и воля.
Между молотом и наковальней
Смерть Александра (или его тайный уход в Сибирь, как до сих пор обсуждается) помешали воплотить замысел в реальность. Николай I, вступивший на престол в условиях декабристского восстания, естественно, не хотел продолжать эти реформы (чего не хотели и дворяне, в том числе декабристы) и резко сократил финансирование поселений, чем и вызвал постепенный рост недовольства.
Самое интересное, что Николай тоже хотел отмены крепостного права, но боялся и крестьян (их бедности и неграмотности), и дворян (их богатства и образованности). Поэтому он все начинания заморозил. И только холерные бунты заставили его вернуться к горячей теме. После 1831 года в Новгородской губернии начали создаваться пахотные военные поселения, в которых бывшие пехотные солдаты стали пахотными, то есть работающими на земле. Однако, оставаясь в военном подчинении, они подлежали рекрутской повинности: могли быть призваны на военную службу по набору на 25 (после 1834 года — на 20) лет.
В 1837 году в России началась так называемая реформа Киселева среди 8,1 млн. государственных крестьян, живших на землях, принадлежавших казне. Они получили личную свободу и землю. Их постепенно стали переводить на денежный оброк, помогали создавать органы местного самоуправления, открывали школы и больницы. Что интересно, структура строилась по образцу аракчеевских поселений, но со штатской терминологией. Цепь была такой: губерния — округ — волость — сельское общество. В состав округа, по численности государственных крестьян, входили один или несколько уездов. Во главе округа стоял начальник. Отмечу, реформу разработал Секретный комитет для обсуждения проекта крестьянской реформы, а провело 5-е отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии во главе с министром госимущества Павлом Киселевым.
Как видно, знаменитая отмена крепостного права (1861) Александром II была лишь финальным аккордом более чем 40-летней работы, которую начал граф Аракчеев. Манифестом от 19 февраля крестьяне получили свободу — это верно. Но землю у помещиков они все равно должны были выкупить с помощью государства: 25% платил крестьянин (в рассрочку на 49 лет), остальную сумму — государство.
Русский бунт
Однако пора вернуться в Старую Руссу, в 23 июля 1831 года. Как пишет Ушаков, в это тревожное время в самом городе войск не было; все действующие батальоны 2-й гренадерской дивизии еще в декабре 1830 г. ушли в поход в Польшу, а резервные батальоны находились в лагерях в 56 верстах от города. Это, конечно же, развязало руки бунтовщикам, которые затевали драки с полицейскими, а когда полицмейстер майор Манджос попытался их утихомирить, убили его прямо на площади. После этого у бунтовщиков уже не было пути назад.
Поселяне вламывались в квартиры своих начальников, брали их, вязали и вели на ротные дворы, в полковые штабы, допрашивали и отводили в Старую Руссу для окончательного над ними решения… Преследовались мятежниками не одни офицеры; не было пощады их женам, помещикам, духовным лицам, полицейским чинам, даже своим поселянам, когда те не шли на бунт… Одновременно с тем, когда бунтовщики брали из квартир офицеров, происходил грабеж имущества. Тащили и несли все, что только возможно: деньги, драгоценности, платье, обувь, белье, постельные принадлежности. Это из воспоминаний знакомого нам Слезскинского.
А, к примеру, по версии Ячменихина, «выступление 10-го военно-рабочего батальона было вызвано многочисленными злоупотреблениями командира батальона майора Розенмейера. Постоянные жалобы его подчиненных не возымели действия, и командир отделался лишь символическим наказанием. Подпоручик этого же батальона Соколов, который принял участие в восстании на стороне поселян, был в батальоне казначеем с 1825 г. и растратил значительные суммы». Иными словами, мы имеем классическую схему русского народного восстания, когда одни — за правду и справедливость, а другие — за себя.
