Александр МОРЗУНОВ и теория возвращения
В эту вахту демянские поисковики нашли 15 самолетов. И уговорил я Александра Петровича на беседу, держа в уме прежде всего это. Цифра по самолетам была предпраздничная, встретились мы после 9 Мая.
— Восемнадцать уже, — поправил он меня.
Рассказал, как это делается. Архив — не навигатор. Указано, допустим, сбит под Рамушево. Попробуй, найди! При том, что большинство упавших или вынужденно севших летных машин давно разобраны, раскурочены. Первый сбор металла с полей и лесов был сразу после войны. А работа на месте падения? Надо копать на глубину 4–5 м.
— Все не просто... Требует времени и сил, — заключил Морзунов. — Да и не в количестве находок суть...
И мы стали говорить, в чем же она.
Однажды москвич, специалист с тремя дипломами, взял и уехал в глушь — в деревню. Что делать в огромном городе после сорока пяти? Детей вырастили-выучили, можно и о себе подумать.
Мало таких, сбежавших от цивилизации? Как получилось, что нашел себя в поиске других?
Берег мёртвых
— Нам с женой очень понравилось на Вельё, — начал Александр Петрович. — И вот, уже обжившись на новом месте, опять поехали отдохнуть-полюбоваться. Сели на моторку, причалили, где душа попросила, и... Их было около двухсот. Лежали просто так на земле. С противогазами, касками, со всем, что у них было.
— И это стало точкой отсчёта?
— Наверное, да. Хотя если оглянуться... Я ведь и родился там, где война была еще очень свежа. Орел, Орловско-курская дуга... Забава была, когда к бабушке приезжал, — идешь из деревни в деревню и собираешь патроны, гильзы. Под ногами валялись, в придорожной пыли.
— У вас в семье кто-то воевал?
— Конечно! У меня — геройский дед. Только узнал я об этом уже взрослым и не от него. За что он орден Красной Звезды получил? Их батальон «катюш» окружили, и он поднял товарищей врукопашную. Сам убил в бою десять фашистов.
Сказать бы, что все в жизни не случайно, да не все вписывается в какие-то логические цепочки. С годами я даже стал думать, что не мы находим наших павших. Это они выходят из небытия. Вам и другие поисковики расскажут. Бывает, утром просыпаешься, и в голове, как приказ, — надо идти туда. Непонятно, почему, но туда. Приходишь, и на полянке находишь солдата. Одного-единственного. Вроде, все там давно обследовано, проверено приборами...
— А интуиция, опыт? Если без мистики.
— В прошлом году я снова был в том самом месте на Вельё. Привез школьников, всего лишь экскурсию по местам боев хотел провести, рассказать о нашей работе. И вдруг останки еще 40 человек нашли.
Опыт? Чем мне поможет то, что когда-то работал с вычислительными машинами советского образца? ЭВМ — как комната. А силенок у нее — на несколько мегабайт. Все это далеко и уже никчемно. И даже диплом генетика, а я закончил биофак МГУ, как-то ни при чем. Тут речь о более тонких материях, я в последнее время рассказы писать стал даже.
Только очень жди
— О войне?
— О людях. Хотя их судьбы, конечно же, связаны с нею. У поисковиков, как болезнь — пропускать все через себя. Два года назад мы нашли солдата, перезахоронили его в деревне Исаково. Приехали две бабушки старенькие в очках. Стали на коленки, холмик гладят, шепчут что-то. Разговорились потом с ними. Они вспоминали свою историю, а у нас — мурашки по коже. Вспоминали, как мама, укладывая их спать, говорила: «Давайте, доченьки, закрывайте глазки, а утром папа придет с войны». Они так и выросли, старясь делать все, как надо. Чтобы папа вернулся, а у них дома все хорошо. Даже умирая, мама попросила: «Ждите, папа все равно вернется». Они пронесли это через всю жизнь. И приехали в Исаково, чтобы стать на колени и сказать: «Папочка, наконец ты вернулся». Как об этом не писать?
В этом году 10 мая нашли бойца из Татарстана. Родственники его уже лет десять искали, писали во все наши отряды. Мы позвонили его дочке. Она на секунду задумалась, а потом говорит: «Знаете, мне перед 9 Мая сон приснился. Видела отца. Он стоял и молчал. «Папа, что же ты молчишь, где ты?». Но он не отвечал. И вдруг вы звоните и говорите, что нашли его».
Еще один случай: находим летчика, начинаем искать его близких. Узнаем, что в Волгоградской области много родни. Но сына его там нет, после войны мама увезла его в Читу. И больше ничего они не знают о Валерке, которого в своем последнем письме с фронта летчик наказал жене беречь, как самое дорогое. Наводим справки — есть в Чите Валерка! Старенький одинокий дедушка-инвалид. «Нет, — говорит, — не приеду я. Не хожу уже». Мы — снова к волгоградским. Они съездили в Сибирь и забрали своего Валерку. Вот что это? Когда сыну стало очень тяжело, отец пришел к нему на помощь? Я в это верю.
— Сюжет для нового рассказа?
— Они постоянно возникают. Старшая дочь уже предлагает фильм снять по мотивам моих сочинений, публиковавшихся только в журнале военной археологии и в районной газете. Я просто записывал, что слышал и что думал. Радует, когда кто-нибудь говорит спасибо, что «про солдатиков так написали».
Бумажные души
— Но ведь наверняка есть и те, кто спрашивает, зачем вы тревожите прах? Найти сохранившийся медальон, установить имя удается всё реже...
— Спрашивают. Я их приглашаю, а давайте-ка с нами в лес, там и рассудим. Вот находим солдатика — лежит, согнувшись. Рядом — карабин с полной обоймой. Бедняга даже себя оборонить не успел. Возможно, был ранен, подошли и добили. Кто из нас хочет, чтобы его отец, дед или прадед валялся в ельнике, а косточки его грызли зверушки? Разве настолько омертвели наши души? К сожалению, примеров тому немало. Не надо брать издалека: в деревне, где я живу, в начале 2000-х московский бизнесмен купил участок с солдатским кладбищем.
— Как такое может быть?
— Очень просто. Кладбище — незарегистрированное. По документам его нет и быть не должно. Оно считается давным-давно перенесенным. Но там — 72 человека. Перенесли их только на бумажке. Реально получилось так: вскрыли братскую могилу, а на самую тяжелую работу духа не хватило. По-человечески это понятно. На самом деле — очень тяжело. И таких кладбищ, якобы перенесенных, не одно и не два. Я находил тех, кто перезахоранивал, расспрашивал их, знаю, о чем говорю. Так вот, тот бизнесмен пригнал бульдозер, все сровнял с землей и поставил дом.
— Так и сошло?
— По закону ему нечего предъявить. А уж как там ему живется?.. Мне он сказал, что комплексами не страдает. Но когда к нему однажды заглянули столичные телевизионщики, аж затрясся: «Если хоть кого найдете — забирайте!». Испугался, потому что: «Моему бизнесу такая реклама не нужна». Про совесть речь не шла.
Такая будет страна
— Пример мерзкий, но все же редкий. Так?
— Люди у нас в большинстве своем замечательные. Радуюсь демянским ребятишкам. Глаза горят: Александр Петрович, когда поедем? Сели бы, уткнувшись в компьютер носом, гонять свои стрелялки. Нет! Меня это просто вдохновляет. Когда пошел такой всплеск интереса, сомнение меня забрало. Я же не забыл еще, что такое внеклассная работа. Ну задержали тебя, усадили — слушай. Приходит какой-то дядька и что-то рассказывает. Аж зевать хочется. А я, что, какой-то другой дядька, особенный? Стал допытываться: «Дети, давайте, по-честному...» — «Нет-нет, мы сами!». Все равно до конца не поверил. И вот, сентябрь прошлого года, работаем мы возле деревни Врагово, звоню в Демянский военно-патриотический клуб: «Нет желания приехать?» — «Ладно, — говорят. — Школьников можно взять? А сколько?» — «Да сколько пожелает!». Я думал, будет человек 15–20. Один автобус подъезжает, другой... 120 человек! «Вы же сказали, сколько захотят!». Сели по бревнышкам, никто не гомонит, и так слушали!
— Говорят, война не закончена, пока не похоронен последний солдат.
— Хорошие слова, красивые. Несмотря на то, что это — парафраз. Суворов вкладывал иной смысл. Он имел в виду участников битв — пока эти солдаты живы, война не окончена.
— А что с окончанием юбилея? Красиво отметили 70-летие Победы. Невозможно все время быть на эмоциях. Что будет с тем всплеском интереса, о котором вы сказали?
— Все будет хорошо. Это же не только с торжествами связано. Народ приподнимается. Лет десять назад я не встречал стольких людей, которым во что бы то ни стало хочется узнать, где похоронены их близкие, погибшие в Великую Отечественную.
— Или все будет к новым испытаниям? История циклична...
— В жизни есть и другие циклы, кроме войн. Когда началась перестройка, у детишек появилась странная забава — они вдруг захотели быть плохими. И это стремление быть хуже, чем мы есть, было везде — от подъезда до кино. Нынешние — чище. У них — неподдельный интерес к нашему прошлому. Не стыд за него, который нам долго внушали, а гордость. Они стоят по стойке смирно у памятников павшим, потому что им самим это надо. И возникает ощущение, что все не зря. Что растет смена. Поисковое движение начиналось когда-то с комсомола, сегодня многие из нас далеки от комсомольского возраста. А главное, какая у нас молодежь — такая будет и страна.
Фото из личного архива Александра МОРЗУНОВА
