Ни одна пуля не взяла связистку Аню на передовой
На передовой Анна провела полгода. Была связисткой. Постоянно лезла под пули, но ни одна из них не оказалась предназначенной ей. Шальная угодила в бинокль, который накануне девушке подарили разведчики. Бинокль — вдребезги, а ей — ничего.
— Я тогда впала в ступор. Вторая пуля пролетела мимо только потому, что меня напарник толкнул на землю. Мы с ним связь тянули. Он — с катушкой шел, я — с телефонной трубкой. А когда пришла в себя, сразу вспомнила русского священника в Румынии. Это его молитвами я жива осталась, — рассказывает бывшая связистка.
Анне КОРНЕЕВОЙ было 18 лет, когда началась война. Жила она в Казахстане, в Кустанайской области. Окончила школу. 22 июня помнит хорошо: рано утром о нападении на СССР объявили по уличному репродуктору.
— Мы сразу стали взрослыми. Пришли в райком, чтобы нас направили на работы туда, где требуется наша помощь, — вспоминает Анна Ивановна.
По дороге на фронт
Почти всю войну она проработала в детском доме воспитателем. В Казахстан везли осиротевших ребятишек отовсюду — из Ленинграда, Новгорода, Смоленска. А в 1944 году её вдруг пригласили в военкомат и вручили повестку. Так она попала в Свердловскую радиошколу.
Два месяца подготовки, и — на фронт, на 3-й Украинский, в 103-ю гвардейскую дивизию, в 17-й гвардейский полк. Её задачей было налаживать связь между отдельными частями на передовой, восстанавливать обрывы, которые постоянно случались во время боёв. Конечно, она не знала, что до окончания войны оставалось всего полгода. И эти полгода, тяжёлые, грязные и холодные, провела в самом пекле.
— Это было в Румынии. Мы, 24 связистки, ехали в свои части после окончания радиошколы. У машины сломалось колесо. А я была командиром. Девчонки все голодные, надо было еду где-то найти. Смотрим, идёт местный мужчина. Спросили у него. Он и показал на холм: мол, там живёт русский поп, туда идите. Я взяла двух девчонок, и мы пошли, — рассказывает Анна Ивановна.
Небольшая церковь почти наполовину была врыта в холм. Навстречу вышла матушка, супруга священника. Сказать, что она обрадовалась русским девочкам, — ничего не сказать. Заплакала, запричитала, стала обнимать их, гладить по голове: такие молодые, и — на передовую! Вышел и батюшка. Как узнал, что перед ними русские, — обмер.
— Он весь побелел и пошатнулся, мы думали, что упадёт. Но взял себя в руки, провёл нас в храм, поставил на колени и начал читать молитвы. Надел на нас образа, причастил и благословил. Мы потом узнали, что он с супругой уехали из России в 17-м году. Встреча с русскими для них — это встреча с Родиной. Редкостная. Матушка тогда нам столько еды надавала, что едва унесли! Яиц, молока, сала, хлеба. Всех накормили досыта. Но главное — это благословение. Оно меня всю войну хранило, — так считает Анна Ивановна.
После боя
Удивительно, что она даже ни разу не была ранена, хотя каждый бой — это смерть.
— Бывало, лежишь в окопе, ждёшь, когда бой стихнет. Земля от взрывов дрожит. И уже знаешь, что будет дальше. Вот сейчас будет невыносимая тишина, потом в этой тишине зависнет крик командира: «Кто живой, поднимайся!». Ты встаёшь, а поле усеяно ранеными и погибшими. Каждый бой уносил треть полка! Идёшь, пробираешься между телами на поляну, где все собираются. Смотреть страшно. Помню одного раненого командира. Лежит, а у виска держит наготове пистолет. Я к нему тихо наклонилась. Успокойтесь, говорю, лейтенант. Сейчас вас перевяжут. А у него брюшина вся в крови. Он вздохнул и опустил пистолет. А тут и санитары идут.
А у иного солдата до того нервная система не выдерживает, что он, когда заканчивается бой, когда слышит приказ подняться живым и построиться, поднимается, обхватывает голову руками и выть начинает. Тут уже другие солдатики его за руки подхватывает и ведут. А он воет, воет, успокоиться не может.
Два-три часа проходит после боя, и запах от разлагающихся тел начинает расползаться. До сих пор помню этот запах — липкий и сладкий. Никуда от него не спрятаться. Платочка носового даже не было. А наши ребята привыкли к нему, не замечают. Они начинают вещмешки убитых трясти: кто что найдёт из еды. Сало, хлеб. Все голодные, а когда ещё приедет полевая кухня? А я не могла есть. Анька, говорят, съешь хоть сала, сдохнешь, ведь! Сдохну, говорю, а есть не буду.
И так — после каждого боя. Потом приходит подмога. Помню, после одного из боёв нам в часть прислали морячков в чёрных бушлатах. Красивые все, подтянутые. Из сибиряков, как нам сказали. И сразу — в бой. Бой прошёл, понимаю голову — всё поле чёрное от бушлатов. Сколько они прожили?
Панталоны в подарок
Второй раз смерть прошла мимо юной связистки, когда Анна с двумя напарниками побежала искать разрыв линии. Живые мишени! Не заметить их невозможно. Немцы открыли прицельную стрельбу в тот момент, когда Анна споткнулась и упала... за камень!
— Лежу и слышу, как пули отскакивают от него, как горох! А мне — ничего. Только в грязи лежу, промокла вся, но холода не чувствую. Одного напарника тогда убили, но связь удалось восстановить. За это задание дали мне медаль «За боевые заслуги».
Возвращаемся в часть вдвоём. Командир поглядел на меня и как заматерится! Он уже похоронил нас. А я — мокрая, как курица, стою перед ним, грязная. Щепку дал, чтобы очистить грязь с одежды, сушиться в блиндаж отправил. Но особо не просушишься на передовой. Вот сейчас я думаю: как вынесла эти полгода — осень, зиму и весну? Это полгода под открытым небом, без крыши, спать на земле. Полгода не мыться, не снимать шинель, спать в сапогах. Вши — не помню, чтобы были, а вот в чирьях вся спина была. А когда женские дела начинались — не передать! Ведь ничего не было, и взять неоткуда было. Ноги в промежностях до крови натирали, раны не успевали заживать.
Нас, девчонок, на сотню солдат было всего три — две связистки и медсестра. Подшучивали мужички постоянно, стеснения большого не было. Разведчики, когда на задание шли, уже знали, что принести с «той стороны» девчонкам. Я первая попросила в подарок... панталоны. Разведчики вернулись с задания, неся женские штаны на палке, как флаг! Уж как и где они их раздобыли — об этом они не рассказали.
Однажды после очередного такого подарка побежала в ближайший полуразвалившийся сарай поменять штанишки. Сняла, гляжу, за колесом — человек. Я оттуда выскочила в чём мать родила! Кричу: «Там кто-то есть!». Наши солдаты бросились и вывели немчонка в форме лет 14. В последние месяцы Гитлер и детей на фронт отправлял. Ведут его и смеются: голая Анька немца в плен взяла. Долго потом вспоминали этот случай... А наши-то накинулись на мальчонку. Ах ты, такой-сякой! Тут я уже вступилась: нет, говорю, нечего с детьми воевать, раз я в плен его взяла, отдайте мне. Он бледный весь, перепуганный. Ресницы длиннющие. Как поднял на меня глаза — ну до того красивые! До сих пор помню!
Салют Победы
Третий раз смерть прошла мимо в Чехо-словакии. Анна также тянула провод связи. Забрались они на пригорок, разматывают катушку и слышат немецкий говор. А связь тянуть надо! Значит, надо вступать в бой. Впрочем, выбора не было, немцы их тоже заметили.
Пули над Анной буквально свистели, когда бежала с горки. У ручья должна была ждать напарников. А придут ли они? А вдруг их убили? По стрельбе не понять было, кто кого побеждает. Но, слава Богу, и здесь всё обошлось.
В Чехословакии она встретила и Победу. Всю обойму из пистолета в воздух расстреляла на радостях. Помнит, как местные жители на улицах их встречали. Кто нёс цветы, кто — продукты, обнимали.
Домой возвращались пешим ходом. Не на чем было ехать. Днём отдыхали, ночью шли — так муштровал солдат командир. От одного пункта шли к другому. Их там уже ждали, столы накрытые стояли. И так — до самой границы с СССР.
— Помню, в одном месте вокруг сарая, где были установлены столы, скопились ребятишки — на запах еды прибежали. Рахитики, грязные, сопливые, со впалыми щеками, смотреть больно. Нас заводят кушать. Мы зашли, сели за стол. Нам выдали хлеба и налили по миске супа. И знаете, мы все молча, не сговариваясь, взяли эти миски, встали и вынесли еду ребятишкам. Никакой команды не было. Так же, молча, построились и ушли.
Анна Ивановна Корнеева за полгода заслужила медали «За боевые заслуги», «За освобождение Германии», знак «Лучший связист», гвардейский знак и знак «Лучший разведчик». Правда, её хотели наградить знаком «Лучший связист», но на передовой в тот момент такого знака не оказалось, только — «Лучший разведчик». Тогда однополчане решили, что «Анке-хулиганке» надо дать и такой знак. «Сколько раз она нас выводила, всегда дорогу находила!» — аргументировали своё решение солдаты.
После войны вышла замуж за разведчика-орденоносца Алексея Михайловича. Вместе прожили 56 лет, вырастили дочь. Сейчас Анне Ивановне — 92 года, у неё — правнуки и праправнуки.
Война уже не снится. Но отдельные картинки отпечатались в памяти на всю жизнь. И до сих пор она считает, что осталась жива благодаря молитвам того русского священника из Румынии.
