Среда, 17 июля 2024

Постулаты хирурга Захарова

Беседа с врачом, к которому не записывают на приём

Больницей скорой помощи в Великом Новгороде де-факто является клиника № 1 (экс-«Азот»), входящая в состав Центральной городской клинической больницы. Об одной из главных составляющих работы «скорой клиники» — разговор с главным хирургом ЦГКБ, заведующим отделением хирургии Дмитрием ЗАХАРОВЫМ.

— Дмитрий Васильевич, как сегодня распределяется хирургическая помощь между клиниками Великого Новгорода?

— Здесь, в клинике № 1, мы оказываем экстренную помощь пациентам. Дежурим круглосуточно, семь дней в неделю, принимая по «скорой» жителей города и близлежащих районов. Любого обратившегося принимаем.

— Работа в режиме нон-стоп влияет — это ведь работа на износ?

— В нашем режиме — безусловный плюс для пациентов. Раньше как было? Привозят больного в конце ввозных суток, но дежурная служба, анестезиологический и операционный блоки дежурят строго по графику, ввозные сутки заканчиваются, специалисты уходят в 8 утра. Что делать? Выходили из положения по-разному: «скорую» просили везти больного в клинику, заступающую на дежурство; задерживали специалистов. Сегодня в круглосуточном режиме работают все диагностические службы, все операционные. Кому-то из врачей понадобилось время для адаптации к новым условиям — нет больше ввозных или неввозных суток, каждая смена — это фронт, передовая.

Очень помог в плане улучшения качества работы хирургической службы переезд к нам в июле из второй клиники отделения гнойной хирургии под руководством Николая Моисеевича Щедрунова. Лечение пациентов у них отличается от «чистой» хирургии — другая философия, другой подход к лечению. В теории каждый хирург знает эти особенности, но в любом деле, чтобы быть специалистом, нужно заниматься им предметно. Сегодня у нас все четко: мы абдоминальной хирургией занимаемся, травматологи — травмой, отдельно — гнойная хирургия. В нашем отделении общей хирургии — полный штат врачей.

— А не бывает так, что все врачи на операции, когда подъедет очередная «скорая»?

— В нашем графике работы врачей есть и сутки, и 12 часов, и даже четыре. Нас всегда достаточно, чтобы принять каждого из экстренных пациентов, и главное — смены сочетаются так, чтобы в дежурной команде рядом стояли опытные и молодые специалисты. Дежурный хирург, принимая пациента, должен провести максимальную диагностику. От этого зависит, как быстро пациент получит помощь, которая ему необходима. Анализы крови и биожидкостей, УЗИ, рентген, эндоскопическое исследование желудка — все это в клинике работает круглосуточно на уровне приемного покоя. Это полностью поменяло алгоритм нашей работы: хирургическая служба, а вместе с ней и анестезиологи, реаниматологи, оперблок расходуют рабочее время только на экстренных пациентов. Пациенты концентрируются в одном месте, хирурги овладевают методиками, растет их мастерство, которое, замечу, с дипломом не выдается, а приходит только с опытом.

Благодаря появлению эндоскопической службы некоторые задачи упростились. Взять, к примеру, язву желудка. Довольно распространенная история попадания к нам по «скорой». Сегодня с помощью эндоскопистов мы выполняем эндогемостаз — манипуляцию, позволяющую в ряде случаев избежать операции. В нашем распоряжении ультразвуковые исследования, с помощью которых активно развиваются пункционные методы лечения. Дренажи устанавливаются под контролем УЗИ, значит, пациент имеет возможность избежать оперативного вмешательства.

— Лучшая операция та, которой удалось избежать?

— Конечно. Что такое экстренная операция? Это спасательный круг для больного. Спасти жизнь — задача здесь и сейчас. А что дальше будет с пациентом? Всегда присутствуют возможность осложнений, длительная реабилитация. Конечно, лапароскопические операции (через небольшие проколы) менее травматичны для пациента. К примеру, лапароскопия при остром аппендиците за последний год практически полностью (97%) вытеснила открытый доступ, соответственно гнойных осложнений со стороны раны практически не стало. Десять лет назад, когда в двух клиниках экстренных больных принимали, койки в коридорах стояли. Сейчас в одной клинике — все экстренные, и места всем хватает в палатах именно за счет того, что за это время на помощь хирургам пришли новые методы работы, сокращающие время пребывания пациента на койке, а количество поступающих ничуть не сократилось.

— А если во время операции выявляется дополнительный диагноз?

— Мы готовы к этому. Осложненные формы онкологии часто оперируем. К примеру, человек не обследуется, на симптомы какие-то внимания не обращает и в один далеко не прекрасный для него день поступает к нам с кишечной непроходимостью. На операции мы понимаем ее причину. Все общие хирурги знакомы с принципами работы с онкологией, так что завершать из-за этого операцию не приходится, устраняется конкретная проблема с учетом новых данных. Это специфика общей хирургии: врач должен быть и хорошим диагностом, и оперировать уметь, и смежные дисциплины знать, и склонность к анализу проявлять, чтобы выбирать верную тактику лечения.

Медицинская услуга — услуга, которую мы не хотим получать. Мы вынуждены её получать

— К врачам пациент поступает по «скорой». Это о чем свидетельствует? Всегда ли это последствия невнимания к себе?

— Вот смотрите — аппендицит. Ну как его можно предупредить? Я думаю, здесь и от человека зависит, и от... статистики. Давно подсчитано, что 2–4 человека на 1000 фактов острого аппендицита в год будут поступать. Холецистит, камни в желчном пузыре — у каждого десятого. Одна треть планово идет, а две трети — всегда экстренно.

Для человека естественно бояться операции. Если кто-то скажет, что он не боится операции, я не поверю. Я бы, наверное, тоже боялся, мне еще не приходилось быть хирургическим пациентом. Мы стараемся успокоить человека, поделиться своей уверенностью в благополучном исходе операции — это работает. Да и в палате пациенты поддержат... По опыту могу сказать: если человек настроен на выздоровление, задачу перед собой такую ставит, быстрее поправляется.

По стандартам на 60 пациентов полагаются две медсестры, они физически не смогут выполнить для каждого роль близкого человека. Мы приветствуем готовность родных быть рядом с пациентами и благодарны, когда они понимают значимость своего присутствия, особенно рядом с пожилыми.

— Больница ваша клиническая. Значит, студенты — частые гости в хирургическом отделении? Интересна ли им такая сложная специальность?

— Студенты нам очень сильно помогают. Они приходят, дежурят, разных больных видят, быстрее специалистами потом становятся, видят, что медицина сложнее, чем в учебниках написано. Молодежь энергию, энтузиазм привносит в атмосферу отделения. Регулярно подходят: «Можно я подежурю?». Нам — помощь, пациент — под присмотром, студенту — опыт. Возможно, романтика и уйдет, и сегодняшний студент, что рвется в бой, даже не останется в профессии. Но это и хорошо, что уже сейчас он видит пациентов такими, какие они есть — немощные, очень разные по характеру, с тяжелыми диагнозами. Студент снова и снова проверяет себя на готовность посвятить жизнь этим людям. И понимание того, как работает медицинское учреждение, тоже приходит. Это очень важно — суметь встроиться в огромный коллектив больницы, где каждый человек — Вселенная, и тебе нужно суметь занять свое уникальное место.

— Недовольство качеством медицинской помощи — одна из тем, идущих на ура у обывателя. Какое внимание вы уделяете оценке вашей работы с пациентами?

— Медицинская услуга — это, по сути, услуга, которую мы не хотим. Мы вынуждены ее получать. Напряжение возникает уже на этапе запроса. Мы должны определиться, с чего начать. Понять, куда обратиться. Преодолеть гардероб и регистратуру. Мы часто говорим о доступности медицины, а ведь в этом множество нюансов. И все они должны быть учтены. Бывает, еще не очень больно, человек думает: слишком много эмоциональных затрат, да еще и логистика страдает. И откладывает поход к врачу. И даже если лечение успешно, но часть ожиданий «была обманута», может родиться жалоба. Если превзошли ожидания — возникнет благодарность, а может, и восхищение.

— Но чаще все-таки восполняют свои ожидания жалобами?

— Большинства можно было бы избежать, если бы команда работала сообща, и речь здесь совсем не о результате лечения. Сегодня медицинскому персоналу необходимы психологические тренинги, мы не успеваем оставаться в тренде культуры потребления. Но должны быть в нем. Этику и деонтологию не перенесешь на реальные ситуации, которые нужно разрешать ежедневно, они лишь задают общие постулаты поведения. В реальности выходит так: если врач прекрасно справится со своей задачей, но на каком-то этапе будет сух с пациентом или недостаточно внятно даст разъяснения родным — считай, услуга оказана некачественно.

— Тяжело быть пациентом: никто не учит. А каково быть врачом?

— В практической медицине случайных людей не бывает, если это не твой путь, медицина тебя элиминирует, отвергает. Пациенты будут отторгать, с коллегами отношения не сложатся... Не могу сказать, что твердо был убежден в своей профессии со школьной скамьи. Но вот почему-то этот выбор был сделан. Потом — учеба. Потом ты начинаешь работать и видишь — получается. Потом ты осознаешь, что любишь свою работу. Нравится, когда человек пришел к тебе с проблемой и ты ее решил. В нашей профессии есть на что опереться морально, есть чему радоваться и возможность снова и снова браться за ребусы, которые организм человеческий загадывает. Каждый излеченный больной дает нам силы и уверенность для лечения следующего.

Недавно я в поезде общался с женщиной, она работает билетным кассиром в РЖД и очень любит свою работу. Я стал расспрашивать ее: что может нравиться в работе кассира? И она с большим воодушевлением рассказывала мне, что уже 20 лет помогает людям найти оптимальный вариант движения — стыкует рейсы, ищет минимальную цену, параллельно выслушивая истории пассажиров. Я, честно говоря, и представить не мог, что для кого-то работа в кассе может быть захватывающим приключением на протяжении двух десятков лет. Теперь знаю, что может. Так и наша профессия. Кто-то подумает: ну что за работа — каждый день людей резать. Но мне же не это нравится — мне нравится диагностический поиск, нравится предполагать, а потом получать подтверждения, нравится, что приходит человек — согнутый, печальный, а уходит — с расправленными плечами и желанием жить.

Юлия ВИШНЕВА

Фото из архива «НВ»